Уютная душа - Мария Воронова

«Еще бы объяснила, как мне понять, есть там что или нет!» — зло подумал он. С острой хирургической патологией он имел дело только в институте и в интернатуре. Но и тогда администрация разрешала ему дежурить в нейрохирургии взамен обязательных дежурств на общей хирургии. «Зря!» — запоздало понял Миллер. К тому же все связанное с детскими болезнями в Первом медицинском в отличие от педиатрического института преподавали довольно поверхностно. Никогда в жизни Миллер не осматривал больного ребенка.

Плюнуть на репутацию, на работу (в конце концов, главврач сам виноват, что не рассказал ему обо всем заранее), вызвать сантранспорт и отправить ребенка в Питер!

— Никто вам не позволит машину на три часа выключать из работы! — строго сказала сестра. — А если через десять минут еще ребенок поступит, вы его на второй машине в город отправите? Тогда третьего ребенка точно самому оперировать придется, больше машин у нас нет! Идите уже, Дмитрий Дмитриевич!

«Я не Дмитрий, я Лжедмитрий!» Миллер тяжело вздохнул, перелистал пустую историю болезни, изучил анализы. Больше благовидных предлогов тянуть время не было.

— Я пошел, — трагически прошептал он и пошел.

Мальчику было девять лет, весь его живот помещался под миллеровской ладонью.

Мать ребенка, девчонка лет двадцати, как со страху показалось профессору, заранее смотрела на него с полным доверием и восхищением. Миллеру стало ужасно стыдно за свой уверенный и представительный вид.

«Самозванец чертов!» — мысленно выругал он себя и осторожно погладил мальчика по животу. Нужно было чем-то заняться до прихода педиатра, вердикту которого Миллер решил полностью довериться.

— Что, доктор? — спросила девчонка, явно замирая от страха.

Он собрал остатки мужества и степенно произнес:

— Подождите, мамочка. — Потом подмигнул ребенку и фальшиво-бодрым голосом попросил: — Ну покажи, где у тебя болит.

Палец ребенка уверенно ткнул в точку Мак-Бурнея — типичную точку болей при аппендиците, Миллер выяснил это в учебнике не далее как вчера. Чтобы потянуть время, он дотошно расспросил ребенка и мать о симптомах и лишь затем приступил к осмотру.

Мягко пропальпировав живот, Дмитрий Дмитриевич уловил, да, определенно уловил напряжение мышц брюшной стенки в зоне аппендикса. Что ж, настало время проверить симптомы раздражения брюшины, все по списку из руководства по неотложной хирургии.

Аккуратно, медленно он надавил на живот мальчика и резко отнял руку. Ребенок ойкнул.

— Больнее, когда нажимаю или когда отпускаю?

— Когда отпускаете.

На всякий случай Миллер проверил остальные симптомы, но диагноз был очевиден.

— Аппендицит! — заявил он педиатру с оттенком гордости и страшно удивился, когда та, вместо того чтобы похвалить его за точный диагноз, нехорошо выругалась и спросила, какого черта Миллер дергает ее, если ему и так все ясно.

Увы, радость по поводу правильного диагноза быстро сменилась ужасом перед предстоящей операцией.

Мальчик едва занимал половину операционного стола. От этого зрелища профессору захотелось убежать подальше и больше никогда не возвращаться в кошмарную больницу.

Он сам обзвонил всех хирургов по второму кругу, но опять ни один не отозвался.

Была еще надежда, что травматолог окажется опытным ассистентом, но он еле справлялся с напором раненых, избитых и укушенных. «Давай сам!» — крикнул он Миллеру через головы пациентов. Позвонили в роддом, но гинеколог принимал роды и бросить женщину не мог. Зато порадовал, что, если через пару часов дело не наладится, пусть Миллер готовится помогать ему на кесаревом сечении.

— Не волнуйтесь, доктор, — улыбнулась операционная сестра, накидывая ему халат. — Сначала кожу, потом апоневроз, потом мышцы тупо раздвигаем, вскрываем брюшину и начинайте искать отросток. Главное — начать!

— А потом плакать да кончать! — буркнул Миллер и завязал рукава халата. Скорее бы уж закрыть ребенка стерильным бельем, чтобы не видеть, какой он маленький.

Сестра почему-то напомнила ему Таню, хоть была женщиной совсем другого склада — высокая, костлявая, со спортивной осанкой. «Ах, Таня, Таня, почему я никак не могу тебя забыть, думаю о тебе по поводу и без, даже когда нельзя отвлекаться, когда от меня зависит человеческая жизнь, больше того, жизнь ребенка. Пусть ты не такая безупречная и чистая, я все равно люблю тебя. Оказывается, человека любят не за то, что он хороший или плохой, а потому, что не могут дышать без него…»

Они с сестрой развернули стерильную простыню на воздухе и, следя за тем, чтобы ничего не коснуться, укрыли ноги ребенка. Второй такой же простыней закрыли верхнюю половину тела, так что видимым оставалось только место предполагаемого разреза.

«Вот и все», — обреченно подумал профессор, получив в руки скальпель.

— С Богом, — улыбнулась сестра.

Миллер одним движением рассек кожу и сразу перестал психовать. Будто в мозгу заработал диапроектор, так четко всплыли в сознании картинки из учебника. А главное, они прекрасно ложились на то, что он видел в ране. Добравшись до брюшины, он, как подсказала сестра, подтянул ее, рассек и взял на зажимы вместе с салфетками, чтобы изолировать рану от кожи. Отростка, разумеется, в ране не оказалось, но Миллер, столь успешно исполнив оперативный доступ, не унывал.

— Палец — лучший инструмент, — заявил он и погрузил указательный палец в рану. Нащупал плотный тяж и мягко вытянул его наружу. Аппендикс! Найди он горшочек с золотом, Миллер не радовался бы больше, чем сейчас.

Остался сущий пустяк — удалить аппендикс и погрузить культю отростка, что он и проделал под восхищенное цоканье сестры.

А уж ушивать раны аккуратно и красиво лучше его умел, наверное, только Колдунов.

Закончив операцию, Дмитрий Дмитриевич переоделся и на трясущихся ногах вышел на крыльцо покурить. Он был счастлив от того, что выполнил рутинную, студенческую операцию! Господи, он не радовался так, когда первым в стране удалил три позвонка с комплексной пластикой позвоночника и больной выжил. Кажется, даже после своей первой самостоятельной трепанации он не испытывал такого восторга. Правда, прошло уже шестнадцать лет, и он многое забыл…

Глубоко вздохнув, он вытащил мобильный и позвонил Криворучко:

— Валериан Павлович, помните, вы говорили, что человек должен постоянно развиваться? Вот я и развиваюсь, только не вверх, а вширь.

И дело пошло! Холециститы, перфоративные язвы желудка, ножевые ранения — эти жуткие диагнозы больше не повергали Миллера в шок.

Конечно, он мандражировал при осмотре каждого больного, опасаясь пропустить серьезную патологию, и волновался перед операцией, норовя забежать в ординаторскую и наскоро перелистать руководство перед каждым вмешательством, но паники больше не было.