Из собрания детективов «Радуги». Том 2 - Вилли Корсари

— Вот и прекрасно, — в сердцах сказала Анна Карла. — Тогда пусть комиссар сам решит, можно ли на основании известных нам фактов утверждать, что Гарроне говорил «Баастн» и был знатоком сыров.

— Кали орекси[4], — дружно воскликнули супруги Ботта, подойдя сзади к Лелло и синьорине Фольято, которые уписывали за обе щеки: он — свежую мушмулу, а она — домашний пирог.

— Эвкаристо[5], — тут же отозвалась Фольято, которая два года назад была в Греции.

Лелло грустно улыбнулся и промолчал.

— Чем обязаны счастью видеть вас здесь? — поинтересовалась синьорина Фольято, обнажив в улыбке золотой зуб.

Обычно в обеденный перерыв Ботта уходили домой, где старуха теша потчевала их деревенскими яствами.

— Дела, — ответил Ботта, пытаясь перехватить взгляд официанта Данте, который стоял на противоположной стороне зала. — Дел невпроворот. Сегодня должны быть в бюро ровно в два, ну а вечером, если хватит сил…

Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и тяжело уселся на свое место. Его жена села рядом с ним.

— А у вас как дела? — спросила она.

— Спасибо, плохо, — невесело улыбнулась Фольято. — Небезызвестный вам Ринальди раньше времени взял отпуск, Колантуони и Кьоди перешли на содержание к страховой кассе, ну а Мараццини назло всем решила…

— Ради бога, нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом, хотя бы за обедом? — прервал ее Ботта. — Упоминание о коллегах отбивает у меня аппетит. Разумеется, к присутствующим это не относится.

Его жена засмеялась.

— Собственно, мы говорили о блондинке, — сказала Фольято. — Ривьера выдвинул свою гипотезу и…

— Блондинка? Какая блондинка? — крикнул Ботта, вынув изо рта соломинку и тыча ею в синьорину Фольято. — Немедленно дайте ее адрес!

Синьора Ботта снова засмеялась.

— Напрасно ты так загорелся. Это блондинка, которую якобы видели на виа Мадзини, — сказала Фольято. — Ривьера утверждает, что она не только не связана с преступлением, но и вообще никогда не существовала.

— О, но это старая история! Надо быть в курсе последних событий, дорогие мои, самых последних.

— При чем тут последние события?! — воскликнул Лелло. — Ведь преступника так и не нашли.

— И не найдут. А потому поставим на этом деле крест.

— Да, но если побудительной причиной была не…

— Нет, я тоже слежу за уголовной хроникой, ибо преступность — знамение нашего времени. Но тех, кто читает уголовную хронику и получает при этом удовольствие, я осуждаю, уж простите.

Ботта снова сунул в рот соломинку и стал торопливо ее жевать.

Фольято взглянула на Лелло и решила, что его защищать невыгодно, лучше поддержать Ботту.

— Меня все эти преступления не слишком интересуют, — сказала она. — Но поскольку Ривьера…

— Прости, — прервал ее Лелло. — Если не ошибаюсь, ты, Ботта, первый заговорил о Гарроне. Головы нам заморочил своими «подумать только, представляете, какое совпадение, ведь я его знал, играл с ним в детстве в прятки!».

— Позволь, Ривьера, уточнить, — холодно сказал Ботта, — я никогда не отказывался от ответственности, какой бы тяжкой она ни была. А посему вношу следующую поправку: вышеназванный Ботта открыл вчера утром газету и увидел на фотографии знакомое лицо…

— И чье же?

— Гарроне! Мне его однажды представил Триберти, я тебе уже говорил.

— Вот именно! Вот именно!

— Я не понимать. Я быть глупый бедный негр, — сказал Ботта.

Его жена опять засмеялась.

— Просто, по мнению Ривьеры, — осторожно пояснила Фольято, — Гарроне занимался…

— Меня интересует одно: когда и как Триберти познакомился с архитектором Гарроне? — сказал Лелло.

— Да Триберти знаком с десятками архитекторов! — воскликнул Ботта. — Они липнут к нему точно мухи. Сам понимаешь, такой торт привлекает к себе жадные взгляды сотен людей. Ну как бы это попроще объяснить…

— Так я то же самое говорю. И не только архитекторов. Кажется, для выполнения таких работ не обязательно быть архитектором, — сказал Лелло.

— Конечно. Достаточно иметь диплом землемера. И потом, там трутся скульпторы, декораторы и всякие…

— Стоп! — сказал Лелло, подняв палец. — Тебя не затруднит повторить последнюю фразу?

Ботта закрыл глаза и с трагической миной провел рукой по лбу.

— Послушай, Ривьера, я устал, — еле слышно проговорил он. — У меня голова гудит, и если тебя…

— Но ты сказал одно слово.

— Землемер, — не утерпела Фольято. — Землемер!

— Какой землемер?

— Баукьеро, тот, кто нашел труп, был землемером! — торжествующе воскликнул Лелло.

— Ну и что? — удивился Ботта.

Лелло принялся очищать последний плод мушмулы.

— Значит, ты и не пытаешься понять. Ну хорошо, не будем больше об этом говорить, инцидент исчерпан, — пробурчал он. — Данте, счет, пожалуйста.

Ботта молниеносно обернулся к официанту, который, словно чайка, летал между столиками.

— Данте, старый мучитель! — рявкнул он.

— Иду, сию минуту иду! — с отчаянной улыбкой крикнул Данте. И поспешил к другим клиентам.

— Ну не будь же ребенком, Ривьера, рассказывай, — со вздохом промолвил Ботта.

Лелло, не отрывая глаз от тарелки, выплюнул косточку.

— Изложи нам свою теорию, а мы послушаем.

— Убили архитектора, — начал Лелло, — и кто же первым обнаружил труп? Землемер. По моему скромному мнению, это тоже довольно странное совпадение, не правда ли?

— Возможно.

— Но мало того, Гарроне, насколько нам известно, был одним из архитекторов, которому пришлось искать работу в конторе Триберти! А кто же были его самые жестокие конкуренты? Землемеры! Особенно те, у кого не было своей мастерской, безработные, пенсионеры…

— Как и Баукьеро! — добавила Фольято, снова принявшая сторону Лелло.

Ботта задумчиво посмотрел на обоих.

— Гм. Значит, это и было мотивом преступления?

— Конечно! — воскликнула Фольято. — И Лелло его нашел.

— Осторожнее с выводами, детка. Агент Ривьера нашел один из возможных мотивов преступления. По мне, так это типичное преступление на почве секса. Во всяком случае, секс тут сыграл немаловажную роль…

— Но кто первым заговорил о преступлении на сексуальной почве? — чуть не задохнулся от гнева Лелло. — Сам подумай: полиция разыскивает проститутку.

— А возможно, и не проститутку, — возразил Ботта.

— Ну неважно — блондинку, внешний вид которой свидетель описал с завидной точностью. Но кто этот свидетель? Баукьеро. То есть человек, который мог, во-первых, сам совершить преступление, во-вторых, имел требующий, правда, проверки, но вполне реальный мотив, в-третьих, вполне естественно, попытался навести полицию на ложный след, подбросив ей версию об убийстве по случайным либо сексуальным мотивам. А ты сам знаешь, что такие преступления остаются обычно нераскрытыми и дело сдают в архив. Ботта хлопнул Лелло по плечу.

— Мак-Ривьера, вы неплохо поработали. Федеральное бюро расследований гордится вами.

Фольято снова обнажила в радостной улыбке золотой зуб.

— Вот только здесь, в муниципальном управлении, Баукьеро никто не видел, — неумолимо продолжал Ботта.

Тут Лелло не выдержал:

— Откуда ты знаешь? Не станет же он ходить по всем бюро и представляться: «Разрешите познакомиться, Баукьеро!»

Синьора Ботта в четвертый раз засмеялась, но смех ее сразу оборвался. Наступила тишина. Лелло и Ботта старались не смотреть друг на друга.

— В сущности, чтобы выяснить, кто прав, нужно лишь спросить у Триберти, — тактично вмешалась синьорина Фольято.

— Это я и собирался сделать, — сухо сказал Лелло.

— Когда ты вытащишь паука из укрытия, покажи его нам, договорились?… А, наконец-то! Что ты нам сегодня предложишь, Данте Алигьери?! — воскликнул Ботта.

Официант положил перед Лелло счет и протянул Ботте меню, в котором вот уже три года подряд перечислялись мелким неразборчивым шрифтом одни и те же блюда.

— Словом, теперь, когда вы знаете все, комиссар, скажите, кто из нас прав.

— Думаю, что вы, синьора. Из известных вам фактов невозможно с точностью установить, говорил ли Гарроне «Баастн» и был ли он знатоком вин и сыров.

После обильной еды он чувствовал блаженную истому, и сейчас, сидя в большущем кресле («Комиссар, признайтесь, на террасе можно умереть от жары, пересядьте в это кресло!»), он сам удивился нелепости своего галантного ответа.

Что он только мелет?! Что делает в этом доме с двумя чужими людьми? Что с ним случилось?

— Спасибо! Спасибо! — заверещала Анна Карла. — Вы ангел, я вам обязана жизнью. Знаете, что я придумала. Отныне всякий раз, когда Массимо начнет понапрасну меня обвинять, мы придем к вам, и вы нас рассудите. Да, вы будете нашим беспристрастным судьей, согласны?