Из собрания детективов «Радуги». Том 2 - Вилли Корсари

— Но он никогда бы не прибег к сильным средствам! Нет, среди твоих мужчин наибольшие подозрения у меня вызывает секретарь дядюшки Эммануэле, — сказал Массимо.

— При чем здесь он?

— Он тоже знал, что Гарроне тебя преследует, не правда ли?

— Возможно, с такими сплетниками, как ты и Витторио… Но почему вдруг он должен был убить Гарроне?

— Потому что он тебя любит, — низким, проникновенным голосом ответил Массимо.

— Ах, перестань! Он на меня даже не смотрит.

Массимо поднялся и с видом адвоката принялся расхаживать по комнате.

— Вы слышали, комиссар? Видите, до какого двуличия может дойти эта женщина? — Он прицелился в нее пальцем. — Ты заметила, что он на тебя даже не смотрит, верно? А ведь ты прекрасно знаешь, что в таком возрасте это неопровержимое доказательство тайной любви.

— В таком возрасте юноша уже достоин всяческого уважения, если он тебя не изнасилует на лестничной площадке, — сказала Анна Карла.

— Только не он! Его любовь чистая, платоническая и мистическая. Ты для него — волшебное создание, богиня, мадонна. Его сокровеннейшая мечта — поцеловать край твоего платья. И вот из городской болотной гнили вылез мерзкий Гарроне и посмел обрызгать тебя слюною, говорить о детской мастурбации, осмелился на непристойные жесты… В мягкой душе твоего юного обожателя поднялась целая буря, гнев религиозного фанатика. — Массимо прищурился и устремил проникновенный взгляд в потолок. — Я вижу его в эти страшные часы: он бродит, словно призрак, по городу, горя жаждой мщения. Сердце его пылает, он не успокоится, пока не выполнит свой долг. Любовь и ненависть нарастают. — Он впился глазами в Анну Карлу и вскинул руки. — Вот он подходит к дому на виа Мадзини, проникает в темный подъезд и застывает словно ангел мщения, словно неумолимый судья у дверей гнусного Гарроне.

Анна Карла поежилась. В такие минуты она даже побаивалась Массимо. Но Сантамария захлопал в ладоши.

— Нет, я серьезно! — воскликнул Массимо. — Это наверняка убийство на религиозной почве. К тому же лишь тогда можно понять, почему было применено именно такое орудие преступления… Поднявший меч от меча…

Все трое весело засмеялись, и Сантамария почувствовал, что его недоверие тает. В обществе такое случалось часто. Шутка, лукавое подмигивание — и сразу тебе начинает казаться, что ты давно знаешь этих людей, что ты их старый друг и даже один из них.

Убитый архитектор? Грязный тип, расследованием смерти которого должен заняться Де Пальма. А синьор Кампи и синьора Дозио? Два очень вежливых и остроумных человека, которых он извел своими вопросами. Сантамария посмотрел на часы.

— Теперь мне уж точно пора идти. Иначе вы подумаете, что полиция не только сама теряет время попусту, но и заставляет других делать то же самое.

Вставая, он услышал, как захрустел лежавший в кармане брюк конверт с фотографиями.

— Кстати, не могли бы вы дать мне практический совет насчет орудия преступления, — обратился он к Массимо. — Видите ли, мы уверены, что… этот предмет принадлежал Гарроне, но все-таки не исключено, что его оставил убийца. По религиозным или каким-либо иным причинам, — с улыбкой добавил он. — В любом случае нам было бы полезно узнать, что он собой представляет.

Кампи удивленно вскинул на него глаза.

— Нас интересует происхождение этой вещи, — пояснил Сантамария. — Как вы думаете, могла она принадлежать коллекционеру?

— Вы хотите сказать, что это предмет экзотический, сделанный каким-нибудь искусным ремесленником? — спросил Массимо.

— Именно это и пришло мне на ум. Но он мог быть куплен и в «Балуне», это не исключено.

— Если бы ваше предположение подтвердилось, я бы очень удивился, — с улыбкой сказал Массимо. — Некоторые до сих пор идут в «Балун» с тайной надеждой отыскать там картину Ван Гога. Между тем из уникальных вещей там остались лишь несколько вальдостанских колокольчиков.

Анна Карла вдруг, сама того не подозревая, произнесла фразу, которая сразу вернула Сантамарию в тревожные времена юности:

— А не отвезти ли мне туда в субботу мою бостонскую гостью. Или лучше показать ей Супергу?

Идиллия кончилась. Теперь каждый вернулся в свою сферу, стал чужим и недоступным. Эта субботняя поездка, мелкий эпизод из повседневной жизни унес Анну Карлу с той же неумолимостью, с какой смерть унесла Гарроне. А Сантамария, к собственному удивлению, почувствовал себя бедным шестнадцатилетним юношей.

— Вези ее в «Балун», ты в любом случае ничего не потеряешь. Если у этой американки артистические наклонности, то она уже насмотрелась на наши церкви и немного фольклора ее позабавит. Если же она…

— Почему бы и тебе, Массимо, не поехать с нами? Хоть раз мне поможешь.

— О нет, проси все, что угодно, но только не в «Балун»…

Они спорили, договаривались… а он со своим юношеским прыщиком на лице и с обкусанными ногтями был отторгнут. Проглотив горькую пилюлю, он вынул из кармана оранжевый конверт с фотографиями каменного фаллоса, сделанными в отделе судебной экспертизы.

— Если его не приобрели у перекупщиков из «Балуна», то мне придется обратиться к антиквару или к человеку, разбирающемуся в этих вещах, скажем, к коллекционеру либо к археологу… — Он повертел конверт в руках, так его и не открыв. — Правда, мне не хотелось бы ходить с этой штукой от одного к другому и показывать ее, точно фотографию преступника, которого разыскивает полиция.

— Согласен, — сказал Кампи, — это весьма неприятно. Погодите, а может…

Анна Карла вскинула руку.

— Я, пожалуй, знаю…

Она задумчиво посмотрела на Сантамарию.

— Ты тоже подумала о монсиньоре Пассалакуа? — спросил Массимо.

— Нет-нет… Я вспомнила одну вещь… Впрочем, это так, пустые догадки. Да, ты прав, монсиньор Пассалакуа — превосходный знаток искусства. Возможно, у него самого есть такой же… камень.

Сантамария живо представил себе одного из современных священников, в свитере и с гитарой, который из духа противоречия сделался церковнослужителем. Он давно уже перестал чему-либо удивляться.

— Он тоже персонаж вашего приватного театра?

— О нет, что вы! Монсиньор Пассалакуа сорок лет был миссионером в Океании, в Китае, в Африке, — сказал Массимо. — Это превосходный, высокообразованный человек.

— Да, но, если он представитель старой школы, не возмутит ли его моя просьба?

— Что вы! Он по натуре своей ученый и всегда сохраняет полное спокойствие. Если хотите, я пойду с вами. С радостью повидаю старика! — сказал Массимо Кампи.

— Буду вам очень признателен.

— Тогда я ему сейчас позвоню. Вам удобно будет встретиться с ним завтра утром?

— Вполне.

Массимо Кампи открыл дверь и мгновенно исчез в маленьком коридоре. Сантамария неторопливо положил конверт в карман и принялся разглядывать ковер, пейзаж на стене, белую вазу. Впервые за двадцать лет он не знал, что сказать женщине. Но и она, черт возьми, могла бы прийти ему на помощь — ведь красноречия ей не занимать.

Он неуклюже повернулся к ней.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Через большие с льняными занавесками окна в комнату, словно мраморные шарики, ворвались с улицы звуки, раздельные и отчетливые: какой-то водитель переключил скорость, другой негромко просигналил, заплакал ребенок, дорожный рабочий высыпал гравий на асфальт. О господи, что же теперь будет, со страхом подумал Сантамария. Сердце забилось часто-часто. Он вдруг ясно понял, что их пути пересеклись. Еще немного — и они бросятся друг другу в объятия.

На нижнем этаже залаяла собака, с грохотом промчался мотоцикл, и наконец все звуки заглушил рев машин и автобусов. Напряжение спало. Нет, жизнь не так проста, и не существует самого короткого и прямого пути. В субботу вечером она пойдет в «Балун» со своей американкой, а он поедет в Новару к своей подруге Иоле, которая разошлась с мужем и открыла ателье мод. Вот уже восемь лет они в мире и согласии делят «супружеское ложе».

— Чему вы улыбаетесь? — спросила Анна Карла.

— Так, пустяки… Этот день был для меня необычным. И немного странным.

— Для меня тоже, — сказала Анна Карла.

Они смело улыбнулись друг другу. Но между ними пролегла река, и они на противоположных берегах, и страшно свалиться в воду.

— Если монсиньор Пассалакуа не сумеет вам помочь, позвоните мне. У меня возникла идея. Быть может, один человек…

— Итак, завтра в десять утра, — вернувшись, объявил Массимо. — Монсиньор Пассалакуа будет рад нас принять.

Они договорились встретиться в половине десятого.

— Я многое бы дала, чтобы пойти с вами, — сказала Анна Карла.

— Монсиньор Пассалакуа был бы счастлив, но боюсь, он вряд ли захочет говорить о фаллосах в твоем присутствии. Все-таки ты женщина.