Киноповести - Василий Шукшин

— О как! Массовое веселье... Чего они?

— А вот — весело! Да я по себе погонюсь: бывает, встанешь утром, еще ничем-ничего, еще даже не позавтракал, а уж смех берет. Креписся-креписся, ну, никак. Смешно! Иной раз вот так вот полдня прохохочешь...

— А знаете, что надо делать, чтоб остановиться? Со мной бывало такое — тоже целыми днями хохотал. Меня один умный человек научил, как избавиться...

— Ну-ка? А то прямо беда!

— Беда, беда. Что вы!.. Я знаю. То ли работать, то ли смеяться...

— Вот, вот.

— Надо встать на одну ногу, взять правой рукой себя за левое ухо, за мочку, прыгать и... Вас как зовут?

— Иван.

— Прыгать и приговаривать:

«Ваня, Ваня, попляши,Больно ножки хороши;Больно ножки хороши —Ваня, Ваня, попляши!» 

Нюра невольно засмеялась.

А Ивана почему-то эта песенка оскорбила.

— Помогает?— зло спросил он.

— Как рукой снимет.

— Вот... ученые-то, все-то они знают! Прямо позавидуешь, ей-богу. Надо запомнить. Как?— «Ваня, Ваня, попляши»?

— Ваня, Ваня, попляши.

— А вдруг да заместо того, чтоб хохотать,— плясать примешься? Тоже ведь — опасно.

— Плясать?

— Но. Попрыгаешь так-то, да и пойдет чесать целый день.

— Хм... Не исключено, не исключено. Ну, что-нибудь и здесь придумается. А не выпить ли нам бутылочку доброго сухого вина?— вдруг от души предложил профессор.— А то мы...— Он хотел еще сказать: «А то мы что-то никак не наладим добрые отношения — все что-то с подковыркой говорим». Но Иван и Нюра в один голос дружно сказали:

— Нет.

— Что так?

— Нет! Большое спасибо.

— Не понимаю...

— Он у меня непьющий,— пояснила Нюра.

— И некурящий,— добавил Иван.

Профессор посмотрел на него.

— Золотой мужик.

— Подарок,— еще сказала Нюра.— На балалайке играет.

— А при чем тут — золотой?— спросил Иван.

— Ну, непьющий, некурящий... Денег, наверно, много?

— Откуда?— воскликнула Нюра.— Мы вот поехали к югу и только-только наскребли на билеты в один конец. С грехом пополам... назанимались...

— А как же оттуда?— удивился профессор.

— Да не знаю как... Как-нибудь.

Профессор смотрел на сельских жителей — он правда не понимал, что происходит.

— Я вот, допустим, тракторист,— стал рассказывать Иван,— она — доярка... Откуда же у нас деньги? От сырости, что ли? Вот вы говорите — выпьем. Я б выпил, приласкал душеньку... Только она, рюмочка-то, кусается нынче. Я вот к вечеру-то наломаюсь хорошо, иду мимо магазина — эх, двести бы граммчиков! А? А в уме прикинешь — рубль с лиху... слишком это, знаете, чувствительно. Так уж придешь домой да нормального само... вот! И все, и проходишь мимо магазина. Попьешь молочка дома и ложишься спать. Вот он желудок-то и не подготовлен к вину. Даже к хорошему. А я выпил бы сейчас с вами. С удовольствием...

— Его сразу стошнит.

— Да, сразу...

— Чувствую,— заговорил профессор серьезно,— ломаете дурака, Иван Иваныч...

— Иван Федорыч.

— Иван Федорыч... Ломаете дурака, Иван Федорович, а не пойму — зачем?

— Вы одного конструктора знаете?— в лоб спросил Иван.

— Я их много знаю, не одного... А что?

— Да нет, ничего, все ясно. По железной дороге, да?

— Что «по железной дороге»?

— Без мостов. Система игрек?.. Пожилой человек. Не стыдно?

— Вань!..— взмолилась Нюра.

— Да пошли они к..!— открыто обозлился Иван.— Бессовестные. Люди за копейку-то горб ломают, а эти — стянул чемодан — и радешенек, и богатый, хорошее вино пьют, коньяки... Есть у меня деньги, есть! Не подговаривайся! Только попробуй возьми хоть один рубль — вот, видел?— Иван показал увесистый кулак.— Быка-трехлетка с ног сшибаю...

Профессор понюхал протянутый кулак.

— Да, могилой пахнет. Серьезный кулак. Надежный. И все же тут какое-то недоразумение, Иван. Вы меня за кого-то другого принимаете... Хотите, я приведу проводника, он объяснит вам? А ему я покажу документы. Хотите, вам покажу?..

— Не нужны мне ваши документы. И ходить никуда не надо. И я никуда не пойду — не мое дело. А поживиться здесь не удастся, заранее говорю.

— Нет, я все-таки схожу. А то этак мы всю дорогу и будем подозревать друг друга...

Профессор вышел.

— Вань,— встревожилась Нюра,— не зря мы человека-то обидели?

Иван молчал. Ему тоже сомнение вкралось в душу.

— А, Вань?

— А я откуда знаю?— взорвался Иван.— Иди разбери их... Откуда он, пуд золота-то?— Иван пнул профессорский чемодан.— Может, кокнул кого-нибудь в тайге — вот и...

— Да шибко уж не похожий.

— А тот был похожий?

— Господи, господи,— только и сказала Нюра.— Правда, трудно понять людей.

Вошли профессор с проводником. Проводник ухмыляется.

— Ты чего это тут бдительность развел?— спросил он.— Это товарищ Степанов, профессор, из Москвы... Тебе уж теперь на каждом шагу будут воры казаться. Некрасиво, обидел товарища...

— Насчет обиды — это не надо,— попросил профессор.— Никакой обиды.

— Ну, как же?..

— Никакой обиды! Хорошо, что все объяснилось.

— Давай тут... не очень!— счел нужным еще сказать проводник Ивану.— Какой же он вор! Хоть немного-то разбирайся в людях.

— Ты много разобрался в том конструкторе... которого без билета посадил?— обиделся Иван на нравоучения лакеистого кондуктора.— Бегал тут... икру метал. Еще ухмыляется!

— Ну-ка!— прикрикнул проводник.— Давай-ка приведи себя в порядок! Не очень тут!.. Не дома на печке. Устраивайтесь, товарищ профессор.

— Я устроюсь. Хорошо.

— Если он будет тут чего-нибудь фордыбачить, скажите мне... Мы его живо приструним. Мы ему...

— Да идите вы к дьяволу!— вскричал вдруг профессор.— Чего вы пристали к человеку?!

Проводник опешил. Молчал.

— Извините, пожалуйста!— сказал профессор.— Спасибо. Мы теперь сами разберемся. Идите.

— Ну, давайте,— сказал проводник.— Ничего.— И ушел.

— Фу ты, дьявольщина какая! Нехорошо как...

— Товарищ профессор, вы уж простите нас, ради бога,— сказала Нюра.— Обознались мы...

— Да что вы!.. За что? Я, старый дурак, поперся к проводнику... Надо было самим разобраться.

Иван, опозоренный, молчал, насупив брови.

— Попроси прощения!— строго велела Нюра.— Язык-то не отсохнет.

— Та-а...— Иван сморщился.— В этом, что ли, дело?

— Забудем все недоразумения!— решительно сказал профессор.— Нам же далеко ехать!.. С какой стати мы испортим себе дорогу? Иван!..

А поезд опять подходил к станции.

И опять перронная кутерьма... Приехали. Уезжают.

В вагон, где ехали Иван, Нюра и профессор, садилась большая, гитаристая группа студентов — юноши и девушки, большинство — девушки.

Поезд тонко закричал...

Иван с профессором пригубили-таки из высокой бутылки дорогого вина. Профессор с блокнотом в руках — экзаменует Ивана на предмет владения родным языком. Настроение у них хорошее; Иван относится к «экзамену» довольно серьезно: Нюра — больше на подсказках.

— Просто — ударить. Он ударил — я ударила — кто-то ударил...

— Вломил,— начинает Иван.

— Так.

— Жогнул.

— Жогнул?

— Ну — жогнул. Рраз!— жогнул.

— Ага! Хорошо. Еще?

— Тяпнул.

— Да. Еще?

— Матерно можно?

— Нет, это не надо.

— А там много, вообще-то...

— Нет, лучше не надо. Кроме того, здесь женщина.

— Она слышала...

— Итак?

— Наподдал,— подсказала Нюра.

— Наподдал... Да. Невыразительный глагол. Женский какой-то.

— Хряпнул. Ломанул.

— Вот это... глаголы! Мускулистые.

— Перелобанил. Окрестил. Саданул... Нае... Нет, не туда. Врезал. Смазал.

— Так, так,— подбадривает профессор.

— Пиннул,— опять вмешивается Нюра.

— Пиннул? Это хорошо. Пнул, да?

— Ну да. Пиннанул, у нас бабка говорит.

— Это старушечий,— снисходительно бросил Иван. Взял на калган,— еще вспоминает он.

— Это что такое?

— Головой дал! Вот так вот.— Иван взял профессора за плечи и рывком кинул на себя и подставил голову, но, конечно, не ударил — показал.

— О-о! А калган — это голова?

— Голова.

— Это по-каковски же?

— По-русски! Кал-ган. У нас еще зовут — сельсовет.

Профессор засмеялся.

— А как еще?

— Чердак.

— Чего попало!— изумилась Нюра.— Неужели вам это на самом деле нужно?

— Нужно, Нюра.

Тут в купе вошли веселые девушки-студентки устраивать одну свою подружку. Трое.

— Нам сказали, у вас одно место свободное...

— Так точно!— приветливо откликнулся профессор.— Располагайтесь. Которая из вас? Стоп, мы сами выберем. Самую красивую...

— А ну?— Девушки все были хорошие, крепкие, голоногие.— Выбирайте!

Профессор поверх очков оглядел всех... Искренне вздохнул.