Я прячусь от ветра (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

— С огнем играешь, — отозвалась третья девушка, раскладывая по тарелкам еду на всех.

— И что же? Кто о нас позаботится, если не мы сами. Сколько вам от вашего девичества пользы? Так что я решила, если он меня где в углу темном поймает, я даже сопротивляться не стану.

Кружку я удержала, медленно опустив на стол, но перед глазами все потемнело. Тихо, стараясь не привлекать внимания, глубоко вдохнула, разгоняя дурноту.

— Ты что такое говоришь?! — возмущенно напустилась на девушку Хина, замахнувшись поварешкой. Вот только Люра и бровью не повела. Выпятив грудь и уперев руки в бока.

— А что я не так сказала? Может, это единственный способ свое счастье отыскать? Сколько мне уже? Двадцать четыре зимы минуло! Еще немного — и в старых девах так и останусь.

— Да ты…

— Оставь ее, Хина. В чем-то Люра права, — поднимаясь из-за стола под взглядами притихших девушек, произнесла я. — Если ни чести, ни гордости нет, то и от девичества пользы нет.

— Вот, послушай, что ее милость говорит. Она-то понимает, что от одиночества пользы нет, — еще выше вздернула нос Люра, не уловив всего смысла моих слов.

Я же только хмыкнула, выходя из кухни. Настроение, легкое, весеннее и полное хрупких надежд, разбилось вдребезги, хрустя осколками под ногами, когда я шла в свою маленькую, холодную комнату.

Замерев перед дверью, пытаясь справится с безотчетной обидой, стараясь ее побороть доводами разума и логикой, я добилась только того, что головная боль сдавила виски, вызывая головокружение и тошноту. Не желая больше встречаться сегодня с действительностью и выискивать, где свет и правда, а где мои домыслы, с тихим скрежетом задвинула засов.

В тишине бессонной ночи, глядя, как через стекло, не задернутое шторами, проскальзывают тонкие полоски света, я услышала, как кто-то толкнул дверь. Один раз, другой. Затем раздался тихий стук. Несколько мгновений тишины. Стук повторился. А я лежала, одеревенев, не желая ни вставать, ни что-то решать. Даже понимание того, что Люра часто видит только что, что нужно ей самой, и горазда болтать без умолку, как помело, смешивая вымысел и правду, не могло меня успокоить. Слишком все тонко и хрупко, чтобы выдержать скандал. Прикрыв глаза, с замиранием сердца слушала звук удаляющихся шагов в коридоре.

Глава 37

Следующий день, ознаменовавшийся безотчетной тревогой, замешанной на моей вчерашней, необоснованной обиде, начался в виде односторонней игры в прятки. Проснувшись не в самом лучшем, растерянно-печальном настроении, выбрав черное платье, я спустилась в кухню, хмуро кивнув Ченни и Хине. Обе женщины недовольно пожали губы, оценив мой наряд, но комментировать не стали. Подав завтрак, Ченни замерла напротив стола, уперев руки в бока. Дождавшись, пока я вопросительно махну головой, экономка задумчиво, растягивая слова, произнесла:

— Вас лард искал.

— И?

— Настроение, должна заметить, у него сегодня примерно такое же, как и у вас.

— Какое невероятное совпадение, — фыркнув в некотором удовлетворении, я вернулась к завтраку с большим энтузиазмом.

— Зря вы так, ваша милость, — нарушая все нормы, ко мне от печи повернулась и Хина. Обычно только Ченни позволяла себе подобное безобразие. Несколько опешив, я даже отставила кружку, с удивлением переводя взгляд с одной на другую. Тяжело вздохнув, Хина продолжила. — Лард — хороший мужчина. А слушать болтовню Люры — ни себя, ни его не уважать. Мало ли, что девке в голову влетело.

— Я знаю, — откашлявшись, тихо призналась.

— Но тогда что вы?! Лард уже три раза сюда заглядывал, все спрашивал, не спустились ли вы. Но на верх строго-настрого запретил ходить. Миледи, мы не дуры, что-то в этой жизни знаем. Кто ж от мужа дверь запирает, — оглянувшись по сторонам, шепотом закончила экономка, нагнувшись ближе.

— Мне нужно было немного побыть одной, — неуверенно оправдывалась я, совсем растерявшись.

— Ну, это вам удалось, но ваша милость, не наделайте глупостей. Ради нас всех. Ради себя, — умоляюще прошептала Ченни, осмелевшая при молчаливой поддержке Хины.

Раздраженно махнув рукой, показывая, что они услышаны, но решение принимать мне, вновь без настроения вернулась к завтраку.

Сегодня готовились к посевам на части полей. Не желая оставлять все на произвол судьбы, приказала вывести из конюшни свою лошадку.

— Анна, ты куда? — удивленный вопрос Лерана застал меня сидящей в седле, позади одной из телег, полных зерна.

— Еду на посевную, — вздернув бровь, несколько резко отозвалась.

— Глупости. Там справятся без тебя, — хару явно не по сердцу пришлась моя великолепная идея.

— Справится-то, может справятся, но кто за ними смотреть будет? Много среди твоих людей пахарей и сеятелей?

— Миха твой поедет. И из деревни пару человек позвали. Уж зерно в землю как-то попадет, не переживай, — намереваясь ухватить мою лошадь за повод, уверенно отозвался Леран, но у меня сегодня было совершенно не покладистое настроение. И стоило воспользоваться моментом, пока нигде не видно Тазура. Впрочем, мне не запрещалось покидать поместье.

— Я и не стану переживать. Я буду контролировать, — возвращая себе спокойствие и уверенность в принимаемых решениях, тихо возразила, убирая лошадиную голову по дальше от загребущих рук хара.

— Нет, Тазур это не ободрит.

— Мне запрещено?

— Нет, но…

— Тогда по какому праву ты меня пытаешься удерживать? — сверкая глазами и вскинув подбородок, как всегда делала мама, тихо, с угрозой спросила.

— Я не… — попытался было продолжить Леран, но не сегодня. Не сегодня.

— Замечательно. Я очень рада, — пришпорив лошадь, я, посылая тонконогую в галоп, быстро догнала телеги, практически покинувшие поместье, пока я препиралась с харом.

Я глубоко дышала, успокаиваясь на прохладном утреннем ветру, когда стук копыт заставил обернуться. Из-за поворота, за которым скрылось поместье, недовольно поджимая губы, мчался Леран в сопровождении еще двоих воинов.

Ну и пусть. Это не мои сложности. Моя задача проследить за тем, чтобы людям было, что есть зимой и чтобы растянуть имеющееся зерно на все поля, как полагается.

Хар, придержав коня, поравнялся со мной, недовольно покачав головой, но меня сегодня такой мелочью было не пронять. Тем более, как человек, знающий истинное положение вещей, Леран должен был знать, на что я способна, удерживая в своих руках эти земли от краха столько времени.

Отвернувшись, больше не обращая внимания на мужчину, смотрела только вперед.

Земля была такой же черной, как мое платье. Жирной и тяжелой. Комья, разбитые во время пахоты, оставались еще влажными после ночи и туманов. Конечно, лучше сеять к ночи, тогда меньше птиц покажется на полях, но работать в темноте не всегда возможно.

Оставив лошадку пастись под деревьями, на границе поля, завернув подол платья за пояс, я мяла в руках плодородную почву, прося у местных духов благословения. Я так торопилась, что ничего не взяла из необходимы вещей, так что оставалось надеяться только на их доброту. Которой у этих сущностей уже давно не водилось.

— Ваша милость, возьмите, — Батани, одна из моих кухонных помощниц, вдруг легко тронула за плечо, привлекая внимание сиплым шепотом. Мне в грязные, темные от земли руки подали кувшин с молоком.

Я с благодарностью и облегчением улыбнулась. Конечно, женщина, прожившая на этой земле столько лет, не могла позволить себе или кому-то еще пренебречь традициями.

— Спасибо. Я не видела, чтобы ты была в повозках.

— Я из деревни сразу. Мы еще женщин взяли, чтобы дело споро шло.

— Как хорошо. Я же совсем не успела собраться, — повинилась перед женщиной, приветливо, с улыбкой кивая остальным, полукругом стоящим чуть в отдалении.

— Довольно того, что вы здесь. Я уж думала, что придется посев без вас начинать, а тут такая радость.

— И то правда. Хорошо, когда все можно сделать, как полагается.