Твой «человек-полиция» - Айлин Ютт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нахожу Юлю на кухне в странной скрюченной позе на стуле. Бросает на меня злой взгляд, кривится. Присаживаюсь на соседний.
— Она… Совсем всё плохо? Как отреагировала? — мне хотя бы понимать к чему готовиться.
— А ты как думаешь? Ей через месяц двадцать лет, и она уж точно не о таком подарке мечтала.
— Понятно…
— Ревела. Сильно. Она, кажется, не понимает до конца что… ну… Я и сама не осознала ещё. — прикрывает лицо руками, устало трет виски́.
— Ясно… а с тобой чего?
— Ничего. Плохо себя чувствую. — огрызается.
— Ну так езжай домой, я останусь.
— Останется он… — цокает с раздражением.
— Юль, ну хватит. Я сам, знаешь ли, не… не в лучшем состоянии сейчас, но я же не сбегаю. Ответственности с себя не снимаю. И вообще, дальше мы сами. Хорошо? А тебе спасибо.
— Сами они… — снова бурчит.
— На УЗИ вас записала, во вторник утром. — кряхтит, скидывая ноги со стула. — Адрес скину в смс. — берет свою сумку, одев обувь уходит, даже не прощаясь.
В квартире становится тихо. И эта тишина давит какой-то тревожностью. Захожу в зал, диван собран, вдвоём не поместимся, будить её пока не хочется. Присаживаюсь на пол, продолжая наблюдать за Лисёнком, ручки под щечку положила, хмурится во сне. Легонько касаюсь пальцем между сдвинутых бровей, поглаживаю. Потирает глазки, но не просыпается. Вот соня! А мне сейчас очень хочется её обнять, и этот нежнейший аромат снова сводит с ума! Сдаюсь, наклоняюсь ближе, касаюсь губами прохладного носа, прижимаюсь губами ко лбу, целую веко, висок. Жадно вдыхаю, насколько позволяет объём легких, до приятного головокружения. Шевелится, чуть отстраняюсь, растерянные синие глазки, часто моргает. Невесомо целую приоткрытые губки, её потерянный вид никуда не девается, всматривается в моё лицо, садится, подтягивая покрывало.
— Ааа… где Юля? — голос ещё сонный, грустный.
— Домой отправил. — присаживаюсь рядом. Опускает глаза, заламывает пальцы… ну началось, скоро её нервозность и мне передастся.
— Иди сюда. — утягиваю к себе на колени, приподнимаю пальцем подбородок, в глаза не смотрит. — Лесь. — зову её шепотом.
— Ты всё знаешь? — поднимает глаза полные слёз.
— Знаю. — стираю ладонью мокрые дорожки.
Этот взгляд режет душу без ножа. Там столько боли, страха, отчаяния. Что ж ты так сильно убиваешься? Радоваться надо, наверное…
Не выдерживаю, обнимаю крепко-крепко, чувствую влагу на своей шее, она не истерит, не кричит и даже не всхлипывает. Мне это не нравится. Начинаю качать, как маленькую, гладить по спине.
— Мне страшно. — шепчет в изгиб шеи.
— Я знаю, Лисёнок. Я рядом. — шепчу ей в ответ.
— Что теперь будет?
— Мамой будешь.
— Я не готова… совсем не готова, я не… я не планировала так рано становиться мамой.
— Ну, всю жизнь не распланируешь, Лесь. Я тоже много чего не планировал. Значит будем менять план. Для начала начнем потихоньку собирать твои вещи.
— Что? К-к-акие вещи? — наконец-то перестает плакать и смотрит из-под слипшихся ресниц.
— Твои вещи. Переедешь ко мне.
— Я так не могу. — ну начинается… вдох выдох.
Спокойно, Илья, спокойно. Это же гормоны, да? Делаю мысленную пометку почитать про это.
— Можешь. Сегодня возьми самое необходимое, остальное на неделе перевезём. Во вторник сходим к доктору.
— Ах! — испуганно подпрыгивает, прикрывая ладошкой рот. — Я же болела! Я же таблетки… Боже!
— Спокойно-спокойно. Что ты пила? Но-шпу и таблетки от горла, что я принес?
— Д-да.
— Тогда ничего страшного, их можно беременным. И температура у тебя не такая высокая была, это тоже не опасно.
— Откуда ты… Ты что знал? Ты знал! — упирается ладошками в грудь, желая слезть с коленей.
— Догадывался. — удерживаю за запястья.
— Ты! Когда ты начал догадываться⁈
— Почти сразу.
— И молчал?
— Лесь, давай не будем сейчас…
— Будем! — перебивает. — Будем! Потому что я могла выпить таблетку или… или… по-другому решить проблему… Господи… — вырывается, обессиленно прячет лицо в ладонях, начиная снова плакать.
— Это могло повлечь другие проблемы… И вообще, не надо называть моего ребенка «проблемой». Хорошо? — встаю, несу в ванную, включаю воду. Умывается. Подхватываю и несу в крохотную спальню. Укладываемся на кровати и лежим молча какое-то время.
— Хочешь чего-нибудь?
— Нет.
Делаю глубокий вдох и решаю попробовать объясниться. В надежде, что она поймёт и простит.
— Лесь, я поздний ребенок в семье. И единственный. Моей маме шестьдесят пять. У меня нет ни братьев, ни сестер, а очень хотелось… Отец умер, когда мне было столько же сколько тебе сейчас. — сжимаю холодные пальчики. — Мать до сих пор винит себя за то, что по молодости сделала аборт, ведь было не то время, не те обстоятельства, были молоды, было страшно… И я не мог прийти на этот свет долгие годы. Знаешь сколько выкидышей было у неё⁈ Она родила меня почти в сорок. Батя был старше матери на восемь лет, ему под полтинник было, когда он стал отцом. Да у некоторых его друзей уже внуки были.
— Я не хочу так, Лесь… не хочу… Я не хочу, что б ты грызла себя потом всю жизнь, не хочу проблем со здоровьем и прочих осложнений. Я хочу воспитывать своего ребёнка не стариком, я хочу увидеть, как он закончит институт, погулять на его свадьбе, хочу дожить до внуков и не быть совсем уж старым пердуном. Понимаешь?
— Ты станешь мамой в двадцать лет — это же классный возраст. Не рано, и не поздно. Ну сама подумай?
— У меня сейчас нет сил думать…и ехать куда-то… можно я сегодня никуда не поеду?
— Можно. — целую пушистую макушку.
* * *
Поддался уговорам, и вот уже два дня ночую у неё. Утро вторника выдалось нервным для нас обоих, от завтрака Леська отказалась, но в целом держалась нормально.
Приехав в клинику, сразу дал понять, что войду в кабинет с ней и буду рядом. Она и не сопротивлялась особо. А мне очень хотелось от неё живых эмоций, блеска в глазах, а не вот этого всего безразличия.
В кабинете нас встретила доктор, женщина «пятьдесят плюс» и еще женщина чуть моложе.
— Вы не против моего присутствия? А то девушка у нас очень впечатлительная. — сжимаю её прохладную ладошку и всячески показываю мимикой доктору, что лучше мне остаться здесь.
— На стул присаживайтесь. Девушка за мной
