Драгоценности Эптора. Сборник - Дилэни Сэмюэль Р.

Бамс!

Клыки впились.

Из динамиков раздался голос:

— Приготовиться к высадке.

«Ну вот и все», — подумал Джонни. Давление атмосферы в шлюзе сравнялось с земным. Что он знал о древних межзвездных кораблях? Роботы не допустят высадку, если что-то не в порядке. На всякий случай он запаковал в походную аптечку атмосферный кокон объемом два кубических метра, проверил аккумулятор на поясе, поправил шнурок левого ботинка и направился к выходу из корабля.

Пленочные мембраны давно заменили шлюзовые люки. При приближении Джонни лепестки диафрагмы разошлись в стороны, и Джонни заглянул в шлюз. В шести метрах от него к антигравитационному полю присосалась гибкая труба-переходник.

В отличие от корабля Джонни, который обладал внутренним регулятором гравитации, внутри древнего звездного корабля царила невесомость. Джонни оттолкнулся от корпуса и нырнул головой вперед. Край переходника оказался совсем рядом, словно разверстая пасть миноги. Внутри переходник заливал голубовато-белый свет. Джонни остановился, нажав кнопку на аккумуляторе. Цепляясь за гибкий поручень, он двинулся дальше.

Прямоугольные окна по обе стороны переходника выходили в шлюз корабля. Еще шаг, и Джонни оказался в самом корабле. Сзади раздался тихий звук, и Джонни резко обернулся. Проход, куда он только что вошел, закрылся. Несмотря на это, в переходнике оказалось достаточно прохладно. Откуда-то веяло ветерком.

В обе стороны уходили треугольные коридоры. По центру каждого из них тянулись спиральные брусья. Один из указателей гласил: «Зал отдыха», другой — «Навигационное отделение». Будущий антрополог Джонни слабо разбирался в технической терминологии, тем более что с приходом нового поколения звездолетов все эти термины исчезли. Однако знал достаточно латинских и индоевропейских слов и считал, что при необходимости выпутается из трудного положения.

После некоторых размышлений Джонни решил что «Навигационное отделение» звучит более заманчиво. В этом названии было что-то морское. Именно там могли приноситься жертвы безбрежному морю космоса...

Через минуту Джонни подплыл к маленькой рубке. В центре помещения возвышался внушительный столб. На стенах светилось множество экранов, и перед каждым стоял стол. И стены, и потолок, и пол были сделаны из металла, поэтому Джонни включил магнитные подошвы на своих сандалиях и медленно спустился на пол. Он окинул взглядом столы. Когда-то в этой части корабля была искусственная гравитация.

— Одну минуту, — раздался голос из настенного громкоговорителя. — Я постараюсь разыскать кого-нибудь из людей, как вы просили.

— Спасибо. — Джонни ничего на оставалось делать, как поблагодарить услужливый компьютер. Но, видимо тому не слишком везло в поисках.

— Где все? — наконец, не выдержав, поинтересовался студент.

— Сложная постановка вопроса, — тут же отозвался компьютер. — Я постараюсь разыскать кого-нибудь из людей, — повторил он.

А через несколько секунд динамики снова ожили.

— Извините, но никто не отзывается.

— Разве на корабле нет ни одного человека? — спросил дипломник.

— Есть... Все люди живы, — последовал странный ответ.

Студенту показалось, что в голосе компьютера прозвучала угроза.

На одном из столов лежала стопка книг... Книги! Они были предметом вожделения для любого специалиста по антропологии, к которым причислял себя и Джонни. Тяжелые, громоздкие, требующие специальных условий хранения. И дело тут даже не в содержании книг... Любая книга, достаточно старинная, была для Джонни ценней бриллианта. Сама концепция «книги» находилась в противоречии с современным сжатым ритмом жизни, и Джонни бросило в жар при одной мысли о том, что он станет обладателем подобных раритетов. Коллекция Джонни из семидесяти томов считалась в университете невероятно роскошной. Жемчужиной коллекции (у этой книги каждая страница была впрессована в пластиковую оболочку) считался телефонный справочник Манхэттена за тысяча девятьсот семьдесят пятый год.

Джонни приблизился к удивительной стопке и взял верхнюю книгу. Обложка открылась со щелчком — значит, переплет намагничен. Джонни раскрыл книгу пошире. Страницы из тонкого металла серебрились в голубоватом свете. Что-то вроде бортового журнала или дневника, с указанием времени и даты перед каждой записью, Джонни раскрыл книгу наугад где-то в середине и пробежал взглядом по строчкам.

«Находимся в пустыне уже тридцать девять часов. Не знаю, сможет ли корабль дальше вынести это. Счет песка варьируется между пятнадцатью и двадцатью двумя. Самое ужасное, мы не представляем сколько это может продолжаться. Для того чтобы пересечь первую пустыню, на которую мы наткнулись двенадцать лет назад, понадобилось четырнадцать часов. Спустя два года море обмелело, и мы двигались через пустыню почти одиннадцать месяцев. Износ корабельной брони невероятен. Если встретится еще что-нибудь подобное, третье поколение не выживет... Потом, в течение шести лет, мы плыли по глубокому океану. Но тут налетел песчаный смерч небывалой интенсивности. Он бушевал почти три часа... Сколько времени мы будем ползти через эту пустыню? Час, год, столетие?»

Более поздняя запись:

«В течение последних девяти дней счет стабильно держится на шести. Это истинное наслаждение, учитывая, что и длительный счет один-два может оказаться губительным... Я обручил этим вечером Африда Ярина шестого и Пегги Ту семнадцатую... Праздновали на Базаре. Я отправился восвояси пораньше, слегка навеселе. Они выбрали ребенка БХ пять-семь-девять-один-один, включающего часть моих генов. Пегги пошутила:

— Поскольку ты — крестный отец, то в нашем ребенке будет что-нибудь и от тебя.

Африд воспринял шутку благосклонно, ведь эмбрион в основном был слеплен из его генов и генов Пегги. Я ушел в подавленном настроении. Дети корабля — порождение Базара — кажутся нам странными, не похожими на нас, еще помнящих Землю. Конечно, никто не говорит им про реальную опасность пустынь. Дети корабля способны радоваться малому. Они так верят в счастливый исход нашего путешествия, что было бы слишком жестоко упоминать о песке при них. Я знал, что мне будет еще хуже, но звякнул Лилии на „Бету два“.

— Как самочувствие, Капитан?

— Вашими молитвами, Капитан.

— Хочешь перебраться на наш корабль и вырастить ребенка?

— Ты пьян, Хенк.

— Нет. Я серьезно. Почему бы тебе не оставить „Бету два“ и не навестить меня? Пожили бы в невесомости. Ведь нам осталось совсем мало времени. Подумай, Ли!

— Пустыня действует тебе на нервы, Хенк.

— Жаль, что все может оказаться напрасным: наши жизни, наши мечты. Кто мог предположить, что мы встретимся с подобной дрянью? Если бы мы могли предвидеть такое, то подготовились бы к испытанию. Мезонные поля скоро прогрызут корабельную броню, как термиты.

— А вдруг мы выберемся из этой пустыни через пять минут и больше не встретим ни одной? Мы же не знаем, что нас ждет впереди, Хенк.

— А может, впереди затаился сам дьявол или пурпурный дракон с бумажными крыльями? Может, он поджидает проплывающих мимо. Хотя вряд ли. Мезонные поля — вот реальная опасность. Наши корабли изъедены до такой степени, что скоро превратятся в груду металлолома. Во внешних телекамерах поверхность брони напоминает карту Скалистых гор. Еще три сотни лет — и нам крупно повезет, если хоть ломоть швейцарского сыра доберется до Лефера шесть... Ли, перебирайся в мой город и проведем время вместе.

— Хенк...

(Я не мог ее видеть. Наши разговоры всегда проходили в темноте. Мы не виделись воочию с тех пор, как ей исполнилось двадцать два. Мысль о том, что ей скоро стукнет семьдесят, казалась мне дикой. Пусть даже к тому времени мы выберемся из пустыни.)

— ...У меня, по крайней мере, будет еще лет десять в запасе, чтобы воспитать малышей. Земля сможет гордиться своими детьми. Но к тому времени мы давно взойдем на Холм Смерти.

— Ли, тебе непременно нужно завести ребенка.