Отравители и убийцы. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

— Ну, уж и друга! Слишком громко сказано. Начнем с того, что он не любит женщин.

— Он не один такой в свите герцога Филиппа, но, судя по всему, для вас он делает исключение. Пару раз он интересовался, есть ли от вас новости, и каковы они.

— Очень мило с его стороны, ничего не скажешь. Но пока мне нужно подумать о траурном платье. Моя дорогая тетя Клер заслуживает того, чтобы я носила по ней траур.— Даже не помышляйте об этом! Этим вы только привлечете к себе внимание и вызовете отчуждение. Не забывайте, что мы здесь для того, чтобы развлекать... По доброй воле или против нее. Так что будьте веселы, что бы ни случилось!

— Вам легко говорить! А я и помыслить не могу о веселье.

— И все-таки придется. Хорошо еще, что наша госпожа не заставляет своих фрейлин участвовать во всех празднествах. Только герцог Филипп и его свита развлекаются здесь от души, а мы все сожалеем о нашем милом Сен-Клу, где дышится гораздо легче и свободнее. К несчастью, мы должны набраться терпения и ждать июля.

— Почему так долго?

— Думаю потому, что Сен-Жермен находится слишком близко от Парижа, который король ненавидел всегда, а теперь, когда оттуда так пахнет кострами...

Шарлотта с грустью подумала о том, какое жестокое выпало на ее долю время, и о том, что костры на Гревской площади по сути дела ничем не отличаются от костров на площади Майор. Конечно, костры в Париже поскромнее испанских, напоминающих скорее бойню, чем казнь, но гибнет ли один человек или сто, страдания каждого одинаково мучительны. Самое лучшее было бы не знать о них и не помнить... Король, наверное, правильно поступает, не торопясь вернуться в Сен-Жермен. Фонтенбло с прекрасными тенистыми деревьями, цветочными коврами, зелеными лужайками, зеркальными водоемами вокруг прекрасного замка из светлого камня с башнями, крытыми темно-синей черепицей, так радует глаз и душу своим мирным и радостным покоем, тревожит который лишь щебетанье птиц. А по утрам парк особенно тих и пустынен — король, прослушав мессу, занят в кабинете делами, а все остальные предоставлены самим себе...

Около полудня герцог Филипп в сопровождении нескольких свитских дворян пришел осведомиться о здоровье супруги. Он был весел, как дрозд, накупавшись в Сене, его густые темные волосы еще не успели высохнуть и лоснились на солнце. Он по-простецки расцеловал жену, что свидетельствовало о его прекрасном настроении, сказал, что она прекрасно выглядит, что он очень рад, узнав об улучшении — нога явно пошла на поправку, посоветовал совершать после обеда прогулки в открытой коляске — они нисколько не утомят ее, зато позволят дышать воздухом куда более свежим, чем в павильоне. Не снимая перчаток, он выбрал себе в бонбоньерке засахаренную сливу — в покоях герцогини Елизаветы всевозможные сладости были всегда в изобилии — отправил ее в рот и объявил, что никогда не пробовал ничего лучше. Потом, прощаясь, поклонился и направился к двери, как вдруг его взгляд привлекла головка Шарлотты — пепельный цвет волос не так часто увидишь при королевском дворе. Он остановился.

— А-а, мадемуазель де Фонтенак! Так значит, вы вернулись? А я и не знал.

В голосе герцога прозвучал упрек, Шарлотта присела как можно ниже и поспешила оправдаться:

— Мы с мадемуазель де Невиль приехали только вчера вечером, Ваше высочество, и я надеялась сегодня утром поприветствовать вас и рассказать новости о Ее величестве королеве испанской.

— Вот так-то лучше! Проводите меня и расскажете, какие новости вы привезли. Мы поговорим, прогуливаясь по парку. Я чувствую, что волосы у меня до сих пор не высохли, а на воздухе они скорее просохнут.

Избежать разговора не было ни малейшей возможности. Шарлотта поймала обеспокоенный взгляд своей госпожи, но вынуждена была поспешить вслед за герцогом, который уже сбежал вниз по лестнице и ждал Шарлотту на крыльце, намереваясь вместе с ней пройтись по Шахматной эспланаде, которая вплотную примыкала к павильону. Свита не последовала за герцогом. При нем остался только шевалье де Лоррен, который не сомневался, что ему все позволено.

— Итак, я вас слушаю. Как себя чувствует моя дочь, королева испанская?

— Очень хорошо, Ваше высочество. Ей стало гораздо лучше с тех пор, как изменилось их место пребывания. Их величества оставили древний сумрачный дворец-алькасар и переселились в красивый и светлый Буэн Ретиро, находящийся неподалеку от Мадрида. В суровом алькасаре королева умирала от скуки, ее единственным развлечением было посещение монастырей и бесконечные молитвы. Герцогиня де Терранова, первая статс-дама Ее величества, так педантично следила за соблюдением этикета, что Ее величество не имела возможности даже прочитать самостоятельно письма из Франции, что очень ее огорчало. Но, к счастью, суровую донну Хуану сменила не менее знатная, но гораздо более любезная и приятная герцогиня д'Альбукерка. Теперь Ее величество может спокойно читать свои письма и отвечать на них.

— Вот оно как! Ну, что ж, это меня радует. А как себя чувствует мой зять? Я имею в виду... отношения с супругой... Я полагаю, его облик... В этом отношении никак нельзя надеяться на улучшение...

— Ваш зять так пламенно любит свою красавицу супругу и бывает так трогателен по отношению к ней, что она, судя по всему, привыкла к его непривлекательной внешности. У короля бывают порой приступы меланхолии, часто они случаются после бесед с его духовником; тогда он кажется несчастным, страдающим ребенком... А сердце королевы так отзывчиво, в нем столько сострадания...

Шевалье де Лоррен позволил себе вмешаться в разговор:

— Говорят, что Карлос время от времени уезжает во дворец-монастырь Эскуриал, усыпальницу своих предков, и мечется там днем и ночью по коридорам, воя, как раненый волк!

— Лично я ни о чем подобном не слышала, — сказала несколько смущенно Шарлотта. — Я знаю только, что король порой посещает Эскуриал, чтобы поохотиться там.

— Есть ли надежда на то, что вскоре мы увидим наследника? — осведомился герцог Филипп.

— Когда мы уезжали, никаких признаков этого не было. Но ведь после свадьбы прошло не так много времени.

— Полагаю, что ожидать наследника можно бесконечно, — в насмешливой улыбке оскалился красавчик де Лоррен. — Говорят, что король испанский не способен зачать детей. Это правда?

— Неужели ты думаешь, что девушка столь юного возраста может дать ответ на твой вопрос? — осадил своего любимчика герцог. — Время не скроет правды. Спасибо, мадемуазель де Фонтенак