Хэлло, дорогая (СИ) - Sascha_Forever_21 / Hellmeister
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он весь вспотел и взмок, посмотрел на ненавистное тело в коробке и мешке и простонал:
— Мне нужно поспать. Просто поспать.
Но перед тем, упрямый и педантичный, умевший довести дело до конца, Хэл дотащился до отгороженной ниши, спрятанной за досками в стене. Он открыл потайную дверь, над которой сам корпел несколько долгих дней, и взглянул на самодельный ресоматор — большой металлический медицинский автоклав, в котором был подготовлен раствор из тридцати литров воды и девяноста килограммов соды. Тридцати килограммов соды и десяти литров воды ему хватало, чтобы полностью растворить крупного взрослого человека за два с половиной или три часа. Хэл бросил в автоклав труп вместе с коробкой и пакетом и плотно закрыл ресоматор герметичной крышкой. Автоклав он купил уже много лет назад с рук у одного человека, который занимался скупкой и продажей лома и металлов — когда-то ему притащили эту ценность бомжи с заброшенного госпиталя. Прежде в автоклаве медперсонал обеззараживал одежду и инструменты, теперь Хэл растворял в нём людей под огромным давлением пара.
Хэл запер потайную дверь, закрыл на ключ подвал, прошёл весь обратный путь до Плимута и внимательно осмотрел каждый доступный взгляду дюйм на предмет случайно капнувшей крови или чего угодно, что могло бы выдать его, но всё было чисто. Только после этого он заперся дома, но не стал подниматься в спальню, а уснул прямо на диване в гостиной, поставив будильник на шесть часов.
В шесть он уже собирался на утреннюю пробежку. Самое главное в его деле — не изменять своим привычкам. В шесть утра его видели и уборщики, и соседи, и шестидесятилетняя владелица собственной кондитерской, Джудит Кэролл, к которой он забегал за чашечкой кофе каждый день — неизменно, если только не заболевал. что случалось очень редко.
Тогда Джудит, если Хэла не было хоть раз, спрашивала: что случилось, милый? Вы, часом, не запропасть решили? Не хотите же вы оставить меня без вашей приятной компании?
Так что это утро было таким же, как обычно. Даже Кэндис, растворённая в парах щёлочи, не препятствовала пробежке, милой болтовне со старушкой Кэролл за кофе, а также утреннему душу. После Хэл приготовил себе на завтрак глазунью из трёх яиц и сэндвичи с консервированным тунцом. После бега у него всегда пробуждался хороший аппетит. Сидя на кухне, за столом у окна, в свежей белой футболке и кремовых домашних брюках в коричневую клетку, Хэл Оуэн смотрел через дорогу на соседние дома, где шла своим чередом жизнь. Мужчины, женщины и дети, готовясь к Хэллоуину, неделей назад нарядили фасады, террасы и дворики.
Кто-то повесил на фонари и дверные ручки искусственную паутину, кто-то ограничился только фонарями Джека, вырезанными в больших оранжевых тыквах. Кругом были пауки, скелеты, монстры, вампиры, оборотни, гробы, летучие мыши и прочие твари, без которых нельзя себе представить ни один Хэллоуин. Хэл прекрасно понимал, что не может ничего с этим поделать. Как голодный хищник из западни, он жадно разглядывал украшения и довольные лица людей, которых знал долгие годы и с которыми пусть мельком, но встречался каждый день. И он ненавидел их всех, пусть ничего не мог с этим поделать.
Забавно, но на этот жуткий праздник только его близкие соседи были защищены больше остальных жителей округа, и они с удовольствием праздновали Канун Дня Всех Святых, потому что не знали одной простой истины: настоящий монстр всегда жил рядом с ними.
Хэл допил вторую чашку кофе за утро. Обычно он себе этого не позволял, но сердце и так работало с перебоями, и Хэлу казалось, что к обычной хэллоуинской ярости в этом году прибавилась странная, тянущая боль в груди, которая пронизывала каждую клеточку его тела. Мучимый этим, он делал вид, словно ему нипочём, хотя был жестоко ранен. Хэл не знал, смертельная ли эта рана, поэтому отпустил поводок и позволил себе напоследок маленькое удовольствие — сладкую слойку из кофейни миссис Кэролл и, немного подумав, третью чашку чёрного кофе. Хэл, мурлыкая себе под нос песенку «Это Хэллоуин», которая будет завтра доноситься из каждой машины и каждого дома, знал простую истину: сегодня он не уснёт ещё очень долго, готовясь к бойне в Смирне, до которой осталось немногим больше суток. И, кроме того, в эту последнюю ночь перед Хэллоуином у него было ещё одно дело.
3
Мост Бенджамина Франклина через реку Делавэр, блистающую в конце октября, как серо-голубое, отполированное огромной рукой Господа зеркало, протянулся от одного берега до другого почти на две мили. Ширина пролёта составляла сто двадцать семь футов. В нём было семь полос для автомобильного движения, по которым в это время в обе стороны двигался непрерывный поток машин, и машина, которой управляла Конни, была в их числе.
Конни ехала в штат Пенсильвания из Кэмдена, оставляя за спиной дом, своих друзей, отца и мачеху — и всё ради одного человека, который внезапно ворвался в её жизнь и с тех пор не давал покоя. В машине стояла тишина, прерываемая лишь шумом шин по асфальту и порывистым ветром снаружи. Ветер с реки обдувал окна и лобовое стекло, донося до них брызги с поверхности воды: небо низко нависло над мостом, и только здесь, на подвесных пролётах между тяжёлыми стальными опорами, уходящими глубоко к речному дну, Конни увидела октябрь во всей его мрачной, торжественной красе. Впереди расстилалось красивое полотно багряных, ржавых, коричневых и чёрных деревьев, пёстрое и яркое, напомнившее языки костра. Там, в Пенсильвании, осень была рыжей. В Кэмдене, ближе к Атлантике — серой и коричневой. Посмотрев на холодную, голубую водную гладь, Конни сразу вспомнила глаза Хэла, такие же льдистые и непроницаемые, как недружелюбные воды Делавэра. И, положив руку на шею, Конни с трудом проглотила комок в горле.
У неё ушло два часа на весь путь и полчаса на дозаправку и завтрак на станции уже в штате Пенсильвания. В то время, как Хэл, позавтракав, взялся дома за уборку, Конни только села за свой утренний кофе с молоком. Она купила его в автомате и взяла чили-дог на картонной тарелке, устроившись снаружи за маленьким столиком, обдуваемым холодным ветром с реки. Плотнее запахнув дублёнку, Конни взяла горячий чили-дог озябшими пальцами и откусила первый кусочек, тут же обжёгшись. Подув на сосиску, утопающую в свежей булочке и горчице, она подумала, как сейчас ей не хватает Хэла. И как сильно она хотела бы, чтобы он был здесь, рядом с ней.
Как странно. Они знакомы только несколько дней, а Конни казалось, что знала его всю жизнь. Она коснулась груди и растёрла её, но не потому, что на автозаправочной станции было чертовски холодно, а потому, что там, под кожей, поселилась странная, ноющая боль. Внутри Конни Мун был холод. В то утро она ощутила настоящую тоску. Прежде она тосковала так сильно только по матери, и твёрдо решила одно: она не хочет потерять Хэла, как потеряла когда-то маму.
В Акуэрт она приехала около половины двенадцатого. Чтобы добраться до него, пришлось пересечь добрую треть своего штата и кусочек Пенсильвании, и наконец оказаться в «городе озёр». Акуэрт прозвали так потому, что цепочка глубоких и мелких, самых разных размеров и форм озёр тянулась от самого Делавэра и окружала город, как прекрасное ожерелье. От одного озера к другому было ехать совсем недолго. Мимо них заложили и железнодорожное полотно. Акуэрт принадлежал к штату Джорджия, округу Чатем, который простирался коротким перешейком вдоль границы с Пенсильванией, так что Конни, сделав крюк, вернулась в свой же штат, и оказалась слишком далеко от дома, чтобы повидаться с матерью Хэла.
Она надеялась, что эта встреча многое расскажет о нём, и что она узнает о Хэле столько, что сможет ему помочь. Плотно сомкнув губы и нахмурившись, Конни вела вишнёвый Шевроле по узкому дорожному полотну, по главной улице маленького Акуэрта — города всего-то на двадцать две с лишним тысячи жителей — и высматривала указатель к нужному ей месту. Только спустя полчаса бесцельных блужданий, остановив машину у киоска с газетами, Конни узнала у пожилой продавщицы в кепи, надвинутом на самые глаза, что пансион для стариков находится за городской чертой. Но это был не самый приятный разговор.