В небе Чукотки. Записки полярного летчика - Михаил Каминский

Оказалось, что у пастуха Тынеуги тяжело заболела жена Кыргитваль и пожелала уйти к «верхним людям». Это желание чукчи выполняют непременно, так как боятся, что злой дух Келе, рассердившись, заберет еще кого–нибудь. Шею женщины уже обхватывала петля из сыромятной кожи, и под бой бубна совершался последний ритуал. Я еще не поняла, что происходит, как Соловьев и Бровин разбросали близких родственников больной, сняли с ее шеи ремень и объявили, что Советская власть не разрешает уходить к «верхним людям» таким способом. Чукчи возмутились. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы бригадир Камелькут не принял сторону Бровина. Он сказал:

— Русские таньги (люди) не боятся Келе. Пусть они попробуют вылечить Кыргитваль!

Бровин и Соловьев изготовили плот из лиственниц, росших по берегу, и Бровин поплыл на нем с больной женщиной в Усть–Белую. Белая — очень быстрая река, особенно при впадении в Анадырь. Бровин вполне мог утонуть вместе с больной, и тогда бы чукчи убедились, что Келе может отомстить нарушителям древнего закона. Однако все обошлось благополучно. У женщины оказалось обыкновенное воспаление легких, и доктор Золотов ее вылечил.

Когда Кыргитваль явилась в стойбище, ей дали другое имя, чтобы Келе не мог ее найти. Теперь ее зовут Катя. Через несколько месяцев, убедившись, что Келе забыл о Кыргитваль, муж согласился взять ее снова в жены. Через год у них родилась дочь».

Как я уже рассказывал, пересчет оленей в корале был одним из первых новшеств в чукотском оленеводстве. В связи с этим впервые на центральную усадьбу попали все пастухи и их семьи. Шитов использовал и это для борьбы за новое в сознание людей: он организовал курсы пастухов и чумработниц. Железов с помощью переводчика Бровина рассказал пастухам много нового и интересного: о преимуществах европейского способа забоя оленей, о применении мурманскими оленеводами собак для охраны стада от волков. Он разъяснил чукчам, для чего клеймят и обмеривают оленей.

Не менее важным делом были санитарная обработка, знакомство тундровиков с основами гигиены. Всех пастухов пропустили через баню, каждому выдали полотняное нижнее белье, научили пользоваться мылом и бритвой. И вся эта работа проводилась, как теперь принято говорить, на общественных началах. Шитов назначил Женю начальником курсов, и она проявила себя отличным администратором. Даже Бровин безропотно выполнял все ее указания.

По тому времени эти курсы стали настоящей революцией в тундре. Ее совершали мои ровесники, парни и девушки. Всматривался я в них и думал: эти люди, выросшие и получившие образование в центре страны, живут сейчас в самом глухом углу Чукотки и делают все возможное, чтобы поднять чукчей–кочевников до уровня своей культуры. Этих людей не угнетают отдаленность, бездорожье, малолюдье, не слепит блеск золота, они не тужат ни о театрах, ни о прочих благах городской жизни. Через них, воспитанников великой революции, врывается сюда новое время и свет ленинских идей. Когда–нибудь внуки сегодняшних оленеводов напишут о них книги. И они заслужили это.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

БЕЗ НАЗВАНИЯ

От автора

В разговорной речи полярных летчиков бытуют слова: «Конец географии». Я хотел бы эту главу так и назвать: «О земле и людях на конце географии», Но это выражение не литературное, ибо у географии нет конца. Очень уместно было бы «Далеко от Москвы». Но тут пахнет плагиатом. Интриговал меня еще один заголовок: «Там, где солнце всходит над Россией!» — оттолкнула вычурность. Так и не найдя подходящего, я решил не мудрствовать лукаво, а просто рассказать о том, как происходило мое узнавание Чукотки и людей, работавших там. А названия эта глава так и не получила.

Прошу у читателя извинения, что местами она изложена суховато. Но для бутерброда нужно не только масло, но и хлеб. Познавательный материал — это хлеб документального рассказа.

ГРАД АНАДЫРЬ

С каждым прошедшим годом неузнаваемо меняется лицо Чукотки. Людям всегда интересно узнать, что было до них. Я расскажу о столице этого края — Анадыре, каким он запомнился мне при первом знакомстве.

Надо сказать, что для русских в начале XX века символом отдаленности представлялась Камчатка. Еще понятия не имея о географии, мы, школьники, задние парты в классе звали «Камчаткой». Я уже говорил, что само слово «Чукотка» людям материка было малознакомым. Для огромного большинства оно оставалось абстрактным понятием.

Челюскинская эпопея высветила Чукотку всему миру и сделала знакомым ее имя. Но сенсация кончилась, и, казалось, эта страна будет снова забыта. Но так казалось непосвященным. Исторические условия развития нашей Родины на одно из важных мест поставили задачу освоения Великого Северного морского пути. Гибель парохода «Челюскин» доказала, что этот великий путь наиболее труден около Чукотки. И хотя на газетных страницах она упоминалась все реже, о ней не забывали в Главсевморпути. А это было учреждение поистине уникальное. Оно обладало могучими ресурсами и благодаря личности О. Ю. Шмидта огромным авторитетом. Я бы сравнил Главсевморпуть с «империей», и фигуральное это выражение близко к истине. По размаху и всестороннему охвату своей деятельностью подопечных территорий в человеческой истории имел место лишь один подобного рода прецедент — Ост–Индская кампания британского империализма. Но цели и методы этих двух экономических гигантов были в корне противоположны. Считаю нужным хотя бы кратко напомнить об этой странице отечественной истории, поскольку она мало знакома молодому поколению.

Так вот, стараниями Главсевморпути уже в 1935 году началось крупное и хорошо организованное наступление на этот край. Строились авиабазы на северном и южном побережьях, открывались новые полярные станции, ехали изыскатели морских портов и угольных баз, землеустроители, экономисты, врачи, учителя, специалисты–оленеводы, радисты, метеорологи, советские и партийные работники. Разведывать, изыскивать, строить, будоражить вековую темноту, изгонять отсталость! Таким стал девиз тех, кто приехал сюда по партийной мобилизации.

Пятнадцать суток ветеран Дальневосточного флота «Охотск» плыл вне видимости берегов. Великий, или Тихий, океан в начале пути от Владивостока казался добрым и приветливым. Но постепенно он менял свое лицо. Штормы уложили в «твиндеках» * энтузиастов недвижимым балластом.

И вот мы вошли в Анадырский лиман. Я ожидал увидеть бесплодную, суровую, никогда не оттаивающую окраину Арктики во льдах и снегах. А моим глазам предстало многообразие красок арктической осени. Капитан Кудлай ощупью подводил «Охотск» от горла лимана к якорной стоянке против города. Я и Митя стояли на палубе и смотрели во все глаза: не верилось, что мы уже у Полярного круга.