Приговоренный - Михаил Еремович Погосов

Еще год назад Ольга придумала историю с «ограниченным пространством»: по ее рекомендации Старыгин создал так называемый «оперативный штаб», куда Симонова и перевели работать дежурным по району. Все каналы связи в штабе контролировались из соседнего помещения в другом крыле здания. А происходившее писалось на несколько камер и микрофонов.

В тот самый день все каналы общения между полицией, гражданами и другими службами были сдублированы. И каждый звонок, который поступал или исходил из оперативного штаба, производился под четким контролем следака и привезенного из Москвы режиссера.

С ними вместе приехали и другие участники «спецмероприятия» – актриса, два актера, известный звукорежиссер, ответственный за реалистичность происходившего в телефоне. Десяток заготовленных сценариев на случай разных вариантов развития событий и несколько репетиций проходили под контролем и с непосредственным участием Ольги.

Всю группу поместили в автобус. И вместе с криминалистами и оперативниками отправили на восемнадцатый километр. Им нужно было найти главное – орудие преступления, которым от раза к разу пользовался убийца. Тот самый пистолет Макарова, пропавший во время контртеррористической операции много лет назад.

Он должен был прятать его где-то рядом с местом казни…

Конечно, Лебедев давно признался сам себе: все это придумала и воплотила в жизнь она… Его участие было минимальным. Формальным.

Так каков был ее интерес?

Или его не было? Она просто сделала это, чтобы помочь маньяку… сумасшедшему… этому майору выйти из порочного круга? Тогда кто она?! Мать Тереза?! Нет! Лебедев убеждал себя не верить в людей и в нее особенно. В ней нет ничего хорошего. Только личные интересы и желание манипулировать другими!

Ведь им, «важняком» из самой Москвы, она точно манипулировала! И не только им. Даже там, на месте, в ту ночь, когда вдруг Симонов неожиданно нашел этого придурка Арутюнова и отправил его к ущелью… Страшно подумать, что бы произошло, если бы тот приехал на десять… на пять минут раньше! Вся их тщательно продуманная операция полетела бы к черту! А его, Лебедева, имя стало бы объектом насмешек всего комитета…

И тогда он, так и не нашедший общего языка с местными, позвонил Ольге. А она убедила Старыгина включиться в общение с Михаилом. А ведь главным условием полковника было его отстранение от непосредственного контакта с подозреваемым. Старыгин должен был обеспечить бескровный арест в случае появления весомых доказательств. Но не участие в «раскрутке» товарища.

И Ольга его убедила. Максим не знал, что она ему сказала. Но Старыгин сразу позвонил другу. Отвлек его в нужные моменты и задержал с помощью своих архаровцев Арутюнова. В общем, сделал все, как надо. Даже отдал свой телефон Лебедеву после второго звонка – тогда полковник чуть не сдал всю операцию. Прямым текстом заявил Симонову, что все разговоры пишутся и надо быть аккуратней, чтобы сохранить свое имя…

Так что же она ему сказала? Как убедила, если даже прямой звонок начальства из Москвы не смог принудить Старыгина к исполнению приказа?

Откуда она взялась такая ему на голову?!

Максим отгонял от себя любые мысли о психологе. Он уже ненавидел Ольгу всеми фибрами своей души. Почему? Следователь не знал ответа. Вернее, знал, но боялся признаться.

«На звонки не отвечает, тварь! Я научу тебя, как меня уважать! Ты не понимаешь…» – он не успел додумать все, что хотел бы ей сказать…

Помещение, которое так услужливо выделили Максиму помимо его кабинета на Дмитровке, располагалось в самом углу коридора после поворота направо. Бестолковое советское здание, переделанное десять лет назад под центральный офис комитета, создавало много неожиданностей сотрудникам и их по большей части несчастным посетителям.

Максим повернул направо и остановился как вкопанный. Она, та, которую он пытался отыскать все эти дни, стояла у окна перед дверью его кабинета.

Ольга повернулась лицом к появившемуся из-за угла следователю, слегка удивившись произведенному впечатлению.

Несколько секунд Максим не мог сдвинуться с места. Лебедев смотрел на изменившийся почти до неузнаваемости облик психолога и не знал, что сказать. А ведь он готовил речь! Специально репетировал, что бросит ей в лицо, как только увидит!

Молчание затягивалось. Этого нельзя было допускать!

Максим вытащил ключ и быстро шагнул к двери. Два оборота, и он оказался внутри. Прикрыл дверь за собой. Ольга не пыталась войти следом. И это тоже дестабилизировало Максима. Он ждал, что она что-то попросит, скажет… Но нет… снова это пренебрежение! Зачем она вообще пришла?!

Немного растерянный и взвинченный Лебедев швырнул – такое с ним редко бывало – папку на стол и отошел к окну, чтобы распахнуть жалюзи. Поймал себя на мысли: жалюзи, как на окнах в Апшеронске… за спиной у Симонова…

Осенний тусклый свет раздражал следака здесь не меньше, чем в кабинете у замначальника.

Аккуратный, но уверенный стук в дверь застал его в момент, когда доступ к окнам был почти открыт.

– Войдите! – излишне командным голосом отреагировал Максим.

Оля тихо прикрыла дверь за собой и оглядела небольшой кабинет. Аскетичный и лишенный привлекательности, он в чем-то соответствовал своему хозяину – вся суровость и собранность, выставленные напоказ.

– Что хотели? – Максима на самом деле очень интересовало, чего она хотела. Но не в том смысле, в котором обычно задавали вопросы в этом кабинете. Чего она от него хочет? Снова какие-то собственные вопросы решает? Достала!

Лебедев решил сразу перейти в наступление:

– Предупреждаю сразу – ваше ходатайство о назначении дополнительной психиатрической экспертизы в отношении Симонова удовлетворено не будет! Я лично приложу все усилия для того, чтобы этот маньяк не избежал ответственности за совершенные убийства. Надеюсь, вам это понятно? Я не слышу ответа!

Голос Максима предательски дрожал. Это выдавало его ужасно! Но он ничего не мог с собой поделать.

Ольга хотела что-то произнести. Но при виде ее размыкающихся губ следователя безудержно понесло дальше:

– И хватит писать докладные во все инстанции! Никаких последствий, кроме раздражения у руководства и вашего карьерного провала, эти действия иметь не будут. Симонов умрет на нарах в самой худшей колонии страны!

– Нет.

– Что – нет?! – Максим был крайне удивлен. Голос Ольги прозвучал тихо, спокойно, но очень уверенно.

– Он не умрет в колонии. Максимум в СИЗО или в тюремной больнице, – Ольга продолжала говорить тихо, как будто хотела успокоить Максима. – Пришли результаты медобследования. У Симонова онкология. Опухоль в голове размером с теннисный мяч. Четвертая стадия. Как сказал доктор – он больше не допросопригоден. Потеря контроля речи, звуковые галлюцинации…

Максим ошарашенно смотрел на