Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пирсона еще больше встревожило, что Уилсон усугубил положение, так как впоследствии пригласил Росса к себе для беседы без микрофона в безумной надежде очаровать репортера и каким-то образом отвести беду от себя. Пирсон не мог понять, почему Чарли, четырежды избиравшийся в Конгресс и вышедший невредимым из множества скандалов, не мог просто наградить репортера широкой улыбкой и пройти мимо, как это всегда делал Рональд Рейган. Если бы Уилсон вел себя как профессионал, сюжет Росса не стал бы главной темой вечерних новостей.
С точки зрения Пирсона, его клиент представлял собой ходячую бомбу с часовым механизмом. Если Уилсон хотел сохранить хотя бы какие-то шансы на успех, его следовало обуздать, и Пирсон сделал ему строгое внушение. Никаких разговоров с прессой. Что еще более важно — никакого общения с Лиз Викершэм. Сейчас все зависело от нее. Федералы давили на нее, добиваясь свидетельства, что конгрессмен нюхает кокаин. Практически любые его слова, обращенные к ней, можно будет подвести под статью о воспрепятствовании правосудию. Конгрессмен обратился в слух, и Пирсон не упустил возможности внушить ему, насколько серьезно его положение. Адвокат предупредил Чарли о высокой вероятности прослушивания его телефонных разговоров.
Это была особенно жуткая весть для Уилсона, который вдруг вспомнил визит Чака Когана в свой офис всего лишь несколько недель назад. Сотрудники службы безопасности сказали ему, что КГБ может без труда подслушивать его разговоры, считывая вибрации оконного стекла.
Вскоре после предупреждения Пирсона за окном конгрессмена неожиданно появились мойщики окон. Сотрудники проинформировали его, что уборщики нанесли незапланированный визит и в его офис. Весь аппарат Уилсона находился в состоянии, близком к панике, а между тем количество выпиваемого им шотландского виски достигло угрожающих размеров. Депрессия навалилась на него с такой силой, что некоторые люди из ближайшего окружения конгрессмена опасались его самоубийства. По словам самого Уилсона, он никогда не задумывался о такой возможности. Но Стюарт Пирсон пришел к выводу, что он перестарался в нагнетании страхов для своего клиента, и предпринял попытку ободрить Чарли. «Я едва не погубил свою печень, — вспоминает он. — Трудно было не пить вместе с Чарли, потому что у меня быстро возникла симпатия к нему, а в таких делах клиенту нужно давать утешение, а не только юридические советы». Теперь адвокат вспоминает эти пьяные сеансы психотерапии как странный сон. Однажды в офисе конгрессмена он с изумлением наблюдал, как Уилсон наполнил четырехдюймовый стакан для вина скотчем и колотым льдом. За полтора часа Уилсон выпил по меньшей мере четыре таких коктейля, известных под ласковым названием «кувалда».
Сначала Пирсон считал алкоголь необходимым транквилизатором для своего неуравновешенного клиента. Но потом он забеспокоился: Уилсон находился в таком опасном состоянии, что нуждался в круглосуточном надзоре. Именно тогда Пирсон открыл для себя преданность друзей Чарли Уилсона, которые в конце концов и спасли положение.
Первыми были «Ангелы Чарли», которые незаметно взяли бразды правления в офисе, защищали Уилсона от прессы, выполняли его работу, утешали его, но самое главное (по мнению Пирсона), держали рот на замке. Точно так же поступали все остальные друзья Чарли, начиная с самой уязвимой — Лиз Викершэм, которая расстроила планы обвинителей и удержала линию защиты.
Другой друг, известный техасский писатель Ларри Кинг, возможно обладавший самыми компрометирующими знаниями о конгрессмене, тоже подвергся настойчивым расспросам о привычках Чарли. Кинг был настоящим пропойцей, на протяжении многих лет принимавшим участие в разных похождениях Чарли, особенно в тот период, который представлял особый интерес для министерства юстиции. Тогда Кинг едва не присоединился к Чарли в качестве инвестора для финансирования плана Пола Брауна по созданию мыльной оперы с Лиз Викершэм в главной роли.
Ларри Кинг, который уже семь лет не пьет ни капли после вступления в общество анонимных алкоголиков, вспоминает свой ответ представителям властей, желавшим узнать о его отношениях с Чарли. «Я бы с радостью помог вам, — сказал он следователям. — Но как раз после того времени, о котором идет речь, я лег в клинику на курс реабилитации, и всю память как ножом отрезало».
Можно представить, какое горькое разочарование постигло федералов, натыкавшихся на одну каменную стену за другой при допросах забывчивых друзей и сотрудников конгрессмена. Но однажды им повезло. Сеть, раскинутая для поисков водителя лимузина, который забрал Чарли, Лиз и Пола Брауна из аэропорта после уикэнда в Лас-Вегасе, накрыла нужного человека.
В коридорах министерства юстиции витал дух радостного предвкушения, когда следователи готовились к допросу водителя, двадцатилетнего Билла Чешира. Молодой человек сказал, что хорошо помнит конгрессмена и будет рад дать показания. Теперь для того, чтобы упрятать Уилсона в одиночную камеру, оставалось лишь получить подтверждение уже имеющихся показаний Брауна, что техасский конгрессмен нюхал кокаин на заднем сиденье лимузина.
Пока власти расставляли ловушки для Уилсона, конгрессмен демонстрировал всему миру, что ему на них наплевать. В июне он устроил вечеринку в честь своего пятидесятилетия на огромной яхте, поднимавшейся вверх по Потомаку. Когда полицейские вертолеты стали пролетать над судном и обшаривать палубу слепящими лучами прожекторов, встревоженные гости подумали, что федералы ищут признаки незаконной деятельности. Но нет: по сообщению журнала Texas Monthly, полицейские не искали наркотики, а лишь хотели «полюбоваться на женский дуэт, исполнявший блюзовые песни».
Уилсон продолжил свою эскападу в следующем месяце, когда устроил на День независимости настоящую феерию в честь женщины, которую теперь называл своей единственной истинной любовью. Текст приглашения гласил: «Чарли Уилсон приглашает вас на торжественный вечер в честь дня рождения Дяди Сэма и его возлюбленной, Джоанны Херринг». Венцом грандиозной пьяной вечеринки стал фейерверк на террасе его апартаментов, безусловно лучшего наблюдательного пункта в столице.
Однако все это веселье было дымовой завесой, скрывавшей отчаявшегося человека. В те дни офис Уилсона держался только благодаря необыкновенным усилиям «Ангелов Чарли» и отеческой заботе его советника по административным вопросам Чарльза Симпсона. Они обеспечили впечатление нормальной работы Уилсона, но его депрессия усугублялась. Тем летом, когда кольцо осады вокруг конгрессмена начало сжиматься. Пирсон решил, что главным лекарством для расстроенных нервов Уилсона является Афганистан. Это было единственное, что позволяло ему с достоинством держаться на Капитолийском холме и вселяло веру в собственные силы. «Если бы у него не было Афганистана, наверное, он бы выпрыгнул из окна», — говорит Пирсон.
Уилсон показался Пирсону другим человеком после возвращения из Пакистана. Он сразу же собрал пресс-конференцию, где осудил использование русскими «игрушечных бомб». В то время пресса не уделяла особого внимания жестокости Советской армии, но фигура Чарли привлекла всеобщее внимание. Несмотря на свои личные затруднения, он смог оседлать волну и хотя бы временно выступить в роли общественного обвинителя, осуждающего Советы за их преступления.
Эта агрессивная позиция отразилась и на отношениях Уилсона с ЦРУ. Что бы ни думал о конгрессмене Чак Коган и другие высокопоставленные сотрудники из Лэнгли, они являлись в его офис по первому зову, информировали его о последних военных событиях и стоически выслушивали его требования.
Похоже на чудо, что Уилсон в то время сохранил способность к эффективному политическому маневрированию. Для моджахедов, толпившихся в его офисе каждый раз, когда они добирались до Вашингтона, он был кем-то вроде доброго дядюшки, всегда создававшего впечатление, что размер помощи превзойдет даже его личные гарантии.
Когда к конгрессмену заходил генерал Аяз Азим, новый пакистанский посол в Вашингтоне, Уилсон выступал в роли его политического советника и делился с ним тайными планами добычи новых средств для финансирования афганской кампании. Якуб-Хан тоже регулярно обращался к Уилсону за помощью. И наконец, он поддерживал рабочие контакты с Зией уль-Хаком и с израильтянами, контролируя ход их секретной сделки.