До последнего - Дэвид Балдаччи

— Я видела пресс-конференцию Бюро, где рассказывалось, как вы получили эти раны. То, что вы тогда сделали, — настоящий подвиг. Тем не менее вы, как мне кажется, считаете себя человеком непривлекательным и не способным нравиться женщинам. — Она посмотрела на него и добавила: — Вот я и спрашиваю себя, в самом ли деле вы думаете, что из вас получился бы хороший отец.

Черт бы побрал эту бабу, подумал Веб. Она, оказывается, еще не закончила.

— Я бы хотел так думать, — сказал он ровным, спокойным голосом, изо всех сил стараясь сдержаться.

— Так «хотели бы думать» или думаете?

— Ну и вопросики. У вас нет полегче? — сердито сказал Веб.

— Как вы думаете, если бы у вас были дети, вы бы их били?

Веб приподнялся со стула.

— Клер, меня так и подмывает уйти и никогда сюда не возвращаться!

Она взглядом заставила его опуститься на стул.

— Вы должны мне доверять, помните? Психотерапия — вещь не простая. Особенно если у вас есть проблемы, которых вам не хочется касаться. Все, чего я хочу, — это помочь вам, но вы должны играть со мной честно. Если вам нравится актерствовать — это ваше дело. Но я бы предпочла тратить время более продуктивно.

Некоторое время психиатр и служитель закона гипнотизировали друг друга пронизывающими взглядами. Первым моргнул и отвел взгляд Веб. Он вдруг вспомнил семью Романо и подумал, что поладить с Энджи куда проще, чем с Клер.

— Я бы не стал бить своих детей. Какого черта? Меня колотил Стоктон, и я испытал, что это такое, на собственной шкуре.

— То, что вы говорите, представляется абсолютно логичным. Но реальность такова, что родители, которые лупят своих чад, сами в детстве получали колотушки от родителей. Как выясняется, учиться на ошибках своих родителей не так просто, поскольку наши эмоции далеко не всегда в нашей власти. Все закладывается в детстве. У детей же логика развита хуже, чем чувства. Кроме того, они не в состоянии противостоять насилию и много лет подавляют в себе ненависть, гнев и чувство беспомощности. Все это не проходит бесследно. Подвергавшиеся насилию дети вырастают и заводят своих детей. Если им удается разобраться в своих проблемах, из них получаются чудесные родители. Но во множестве случаев подавлявшиеся в течение долгого времени гнев и ненависть выходят наружу и направляются против собственных детей. И история повторяется.

— Я никогда не подниму руку на ребенка, Клер. Знаю, что род моих занятий говорит об обратном, но я не таков.

— Я верю, вам, Веб. Но вы-то сами себе верите?

Он вспыхнул.

— Опять вы возвращаетесь к тому непонятному вопросу.

— В таком случае позвольте мне сформулировать его по-другому. Как вы думаете, не связано ли ваше нежелание жениться и заводить детей с тем фактом, что в детстве вы подвергались насилию и опасаетесь, что это может отразиться на ваших собственных детях? Ведь такие вещи случаются, Веб, и довольно часто. Кто-то даже назвал бы ваше решение величайшей жертвой.

— А кто-то — величайшим бегством от своих проблем.

— Думаю, что кое-кто из присутствующих мог бы сказать это и о себе.

— Вы уверены?

— Я думаю, что вы можете носить в себе и то и другое. Но если это те самые причины, которые мешают вам создать семью, мы можем это обговорить. Кроме того, я хочу вам сказать, что если вы полагаете, будто шрамы на вашем лице способны отпугнуть от вас всех женщин, вы сильно ошибаетесь. Потому что на свете существуют и менее пугливые женщины.

Он покачал головой, потом поднял на нее глаза.

— Как-то раз в одном забытом Богом городке Монтаны, сидя в очередной засаде, я все утро рассматривал проходивших мимо моего окна парней в оптический прицел своей снайперской винтовки. Каждый день я проводил за этим занятием несколько часов, ожидая мгновения, когда мне нужно будет нажать на спуск, чтобы убить одного из них. В таких случаях ожидание — самая тягостная вещь на свете. Поэтому, когда приходила смена и я получал возможность немного отдохнуть, то садился на землю прямо под открытым небом и при свете звезд писал письма.

— Кому же?

Веб смутился и заговорил не сразу, поскольку раньше никому об этом не рассказывал.

— Я представил себе, что у меня есть дети. — Он покачал головой и отвел от Клер взгляд. — Я даже имена им придумал: Веб-младший и Лейси. Самая младшая у меня была Брук-Луиза — такая рыженькая и без передних зубов. И всем им я писал письма. Представьте только: находясь на задании в провинциальной глуши, где нам нужно было перестрелять банду ублюдков, которых мы настолько превосходили числом и вооружением, что это было лишено всякого интереса, я сидел на земле и писал письма Брук-Луизе. Вскоре я уже искренне верил в то, что дома меня ждет семья, и эта мысль скрашивала мне дни ожидания, поскольку в конце концов я таки дождался своего часа и дважды нажал на курок, после чего население Монтаны сократилось на две персоны. — Он замолчал, вытер рукой губы, проглотил образовавшийся в горле горький комок и уставился на застланный ковром пол у себя под ногами. — Когда я вернулся домой, все написанные мною письма лежали на полу под дверью. Но я даже не стал их читать. Ведь я уже знал, что в них написано. Дом был пуст. И никакой тебе Брук-Луизы.

Наконец он поднял глаза на Клер.

— Глупо, да? — сказал он. — Писать письма несуществующим детям.

Неожиданно Веб осознал, что он, сам того не ожидая и не прилагая к этому никаких усилий, затронул какие-то тонкие струны в душе Клер Дэниэлс.

Когда Веб вышел из кабинета Клер и увидел в приемной негромко переговаривавшуюся парочку, от изумления у него глаза полезли на лоб: до того увиденное им не стыковалось с реальностью. Впрочем, один человек имел к этому месту самое непосредственное отношение. Как ни крути, доктор О'Бэннон все-таки работал в одном из здешних офисов. Зато женщина, которая с ним разговаривала, здесь появиться никак не могла. Потому что это была Дебби Райнер. Повернув голову и заметив стоявшего в приемной Веба, она с шумом втянула в себя воздух.

О'Бэннон тоже увидел Веба, подошел к нему и протянул руку.

— Никак не ожидал сегодня тебя здесь встретить, Веб. С другой стороны, откуда мне знать, когда ты сюда ходишь? Ведь мы с Клер рабочими календарями не обмениваемся. Тоже в своем роде этический момент. Хе-хе.

Веб не обратил внимания на протянутую ему О'Бэнноном руку, поскольку во все глаза смотрел на Дебби, которая под его взглядом, казалось, обратилась в соляной столп. Можно было подумать, что он застал их с О'Бэнноном в момент любовного объяснения.

О'Бэннон перевел взгляд с Веба на Дебби.

— Вы что — знакомы? — Потом он хлопнул себя ладонью по лбу и сам же ответил на свой вопрос: — ПОЗ! Ну конечно.

Веб подошел к Дебби, которая полезла в сумочку за бумажным носовым платком.

— Деб? Ты посещаешь доктора О'Бэннона?

— Веб, — сказал доктор О'Бэннон, — это конфиденциальная информация.

Веб помахал в воздухе рукой, словно отгоняя муху.

— Я знаю. Это совершенно секретно.

— Всегда терпеть не мог приемные. Разве в таких условиях можно сохранить конфиденциальность? Но никто ничего лучше до сих пор не придумал, — сказал доктор О'Бэннон, хотя было очевидно, что Веб и Дебби его не слушают. Наконец он сказал: — Ладно, Деб, увидимся, — потом повернулся к Вебу. — Не напрягайся так, Веб. Надеюсь, Клер сотворила чудо и научила тебя расслабляться? — При этом он с интересом посмотрел на Веба.

«Еще как научила, док, — хотелось сказать Вебу. — Своими вопросами она просто сводит меня с ума».

Веб открыл перед Дебби дверь, и они прошли к лифту. Она на него не смотрела. Веб почувствовал, что краснеет, но не знал, от злости или от смущения. Наконец он сказал.

— Я хожу к психиатру, чтобы он помог мне справиться с тем, что произошло. Полагаю, ты тоже.

Женщина высморкалась и подняла наконец на Веба глаза:

— Я хожу к доктору О'Бэннону уже около года, Веб.

Веб опять изумился — до такой степени, что даже не услышал, как раскрылись двери лифта.

— Ты вниз? — спросила Дебби. Веб кивнул.

Они вышли из здания и хотели уже было направиться в разные стороны, но тут Веб, поборов овладевшее им смущение, сказал:

— У тебя найдется время, чтобы выпить кофе? — Признаться, он был уверен, что на его особу времени у нее нет и не будет.

— За углом есть «Старбакс». Я неплохо знаю этот район и местные заведения.

Они взяли по чашке кофе и расположились за уединенным столиком в углу; за стойкой шипел и булькал сверкающий никелированный агрегат, у которого толпились жаждавшие кофе посетители.

— Значит, около года, говоришь? Столько времени ты ходишь к «психу»?

Дебби помешала ложечкой кофе, чтобы корица опустилась на дно.

— Некоторые люди посещают психиатра всю свою жизнь, Веб.

— Да, некоторые люди посещают. Но не такие, как ты. Она посмотрела на него так, как прежде никогда не смотрела.