Алмазный дождь - Виктор Бурцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как муравейник… – прошептал Керк.
– Нет-нет, – замахал руками Логус. – Никакого сравнения. Не муравейник. Мозг. Клетки мозга.
В наступившей тишине прозвучал голос Макса:
– Теперь я понимаю, почему ты с красным допуском. – И, поймав вопросительный взгляд кибера, Макс пояснил: – Он Техник.
Кибер посмотрел расширенными глазами на Логуса:
– Ничего себе компания. Что только не плавает в придонном пространстве…
Керк попытался с ходу вспомнить, что он слышал о Техниках.
По всему получалось, что это одна из немногих сект, находящихся под запретом в границах купола. Или даже в границах целого анклава… Роясь в глубинах памяти, Керк вытаскивал на свет все новые и новые подробности, отрывочные сведения, выхваченные из стрим-новостей, из разговоров, из случайным образом обнаруженных документов…
«Техник – существо социально опасное, – припомнился давний разговор с одним виртуальным знакомым. Кажется, это происходило в минуты отдыха, паузы между тренировками-натаскиваниями, когда один из Больших Гуру снизошел до разговора с группой поддержки, поясняя смысл оброненных в беседе с кем-то фраз. – Техник стремится знать все. В его мозгу хранится информация о любом сколь-либо технологическом предмете, попавшем в его поле зрения.
– Как так? – поинтересовался тогда кто-то. – Память-то не бездонная…
– Ясно, что не бездонная… Потому как ее забивают всякой мутью… Память Техника – предмет совершенный. Без лишнего мусора, без непроходимых завалов. Все как по полочкам разложено. Ну и, конечно, стерто что-то…
– Что?
– Ненужное всякое. Например, переживания детства, юности. Всякий, с точки зрения Техника, сентиментальный бред. Ну и, конечно, его мозг переработан.
– Как это? – спросил тогда кто-то непонятливый.
– Так это. Мозг Техника используется полностью. Без всяких там десяти процентов или скольких там?.. Все отведено под память.
– Опаньки… – изумился кто-то в виртуальном пространстве. – А почему он тогда опасен? Это ведь живая энциклопедия!
– Ха! Догадливый какой… Потому он и опасен, что энциклопедия. Знания – это похуже водородной бомбы… А технические знания вдвойне страшная штука. Понял?
– Нет. Не понял. Как может быть опасен человек, если он все знает и помнит…
– А он не только знает и помнит, – вмешался в разговор второй Гуру. – Он еще и рассказывает. Несет, так сказать, знания в мир. Чего делать, по-моему, совсем не стоит.
– Точно не стоит! – подтвердил первый Гуру.
– Почему? – спросил любопытный чайник.
– Потому что есть такие вот идиоты, которым все знать хочется! – оборвал разговор второй Гуру и исчез.
Первый оказался более терпелив:
– Тебе хочется знать, как устроен весь наш мир? Вся эта техническая муть, в которой мы вертимся?
– Хочется!
– Хочется… – согласился Гуру. – А когда ты, например, узнаешь все это, тебе чего захочется?
– Не знаю…
– Зато я знаю. Тебе захочется все это сломать! И ты в повстанцы пойдешь… Или скуксишься где-нибудь… Или еще что… похуже.
– Почему это?!
– Потому, что ты баран! И знания тебе ни к чему! Потому что выдержать их ты не сможешь по определению! Мозги твои закипят, понятно? Знания эти грязные очень, доходит?
После недолгой паузы чайник ответил нерешительно:
– Нет, не доходит…
Гуру вздохнул и сказал, подводя беседе итог:
– Если я увижу Техника, я сдам его патрулю. И остальным советую сделать то же самое.
Когда он уходил, можно было уловить его реплику кому-то другому, тому, кто наблюдал за беседой, в нее не вмешиваясь:
– Ты, конечно, прав, Марк. Разговор с чайником – это неуважение к себе самому…»
Керк припомнил этот разговор постепенно, нанизывая фразу на фразу, слово на слово, и пропустил реплику Макса, только потом уловив ее смысл.
– Когда-то давно я тоже встретил Техника. До сих пор пребываю в четкой уверенности, что таких нужно просто убивать.
– Бывает… – неопределенно отозвался Логус.
Через некоторое время снова заговорил Макс:
– Кстати, эти сведения не отрицают существования разумных ИскИнов. Особенно в свете рассказанной истории.
– Поясни, – попросил кибер.
– Может быть, ты не заметил – в рассказе наделяется разумностью не один конкретный ИскИн, хотя и это тоже, а целая виртуальность. То есть разум, вышедший за пределы своих физических границ. Керк утверждает, что у ИскИнов есть душа. И, соответственно, жизнь после смерти. Так что отрицать разумность ИскИнов теперь глупо. Их физическая оболочка ушла в прошлое, а с душой и загробной жизнью человечество так и не разобралось. Даже в том, что касается непосредственно человека, а уж про другие «разумные» организмы и говорить не приходится. Может быть, они были, может быть, нет…
– «Они» – это разумные ИскИны? – спросил Логус.
– Ну да. – Макс посмотрел на часы. – Они самые.
– То есть ты хочешь сказать, что в нашем мире возможно все? Довольно дешевый постулат.
Макс улыбнулся:
– Дешевый или нет, но его еще никто не опроверг. Если попытаться разобраться детальнее, то получится, что целый ряд историй, реальных или выдуманных, не дают ответа на возникающие вопросы.
– Это же естественно.
– Я не это хочу сказать. – Керку показалось, что Макс растерялся. – Любое сколь-либо громкое событие прошлого при ближайшем рассмотрении составлено из целого ряда белых пятен. Если связывать воедино события «до» и события «после», то получается, что всего существовавшего «между» не могло быть. Если, скажем, вернуться к истории, поднятой Хесусом…
– Где он, кстати? – Логус поднял голову.
– Спит он. Где-то там, – ответил Керк, указывая на груду картонных коробок в углу.
– Молодец. – Логус кивнул, а затем обратился к Максу: – Извини, я тебя перебил…
– Если вернуться к истории с АН, – продолжил Макс, словно не заметив, что его перебили. Он все чаще и чаще смотрел на часы. Керк почувствовал, как разгорается в нем некая невидимая спираль накаливания. – Если вернуться к истории с АН… То получится, что ее быть не могло.
– Почему это?
– Весь тот кавардак, разворачивавшийся на фоне политической давки за власть, проходил под символом новой эпохи. Когда ИскИны могли встать на один уровень с человеком. И что же мы видим потом?
Макс посмотрел на Логуса, и тот, словно понимая, к чему идет разговор, подсказал:
– Кривая Джоениса, конечно.
– Именно. Кривая Джоениса. Одно из доказательств того, что ИскИны не в состоянии подняться выше некоего предела. То есть истории с АН быть не могло!
– Но она же была, – сказал Керк.
– Была, – согласился Макс. – Большинству сейчас, правда, на это наплевать, но она была. Просто для нас сейчас в ней слишком много белых пятен.
– К чему ты это все? – подозрительно спросил Логус.
– К тому… – Макс провел руками по лицу. – К тому, что мне иногда кажется, что мы – это остатки от куколки.
– Какой куколки? – спросил Керк.
– Когда гусеница превращается в бабочку, она проходит через стадию куколки. Те, кто был в биологических садах на верхних уровнях, знают, что это такое. Это такая темная субстанция, в которой гусеница проходит через трансформацию. Когда наконец получается бабочка, кокон куколки становится не нужен.
– Ну и что?
– Мы – тот кокон.
– Который не нужен? А бабочка?
– А бабочка – это виртуальность. И она теперь поедает свой старый кокон.
– Ну, знаешь, – Логус усмехнулся. – Мы уже говорили, что не будет людей, не будет и виртуальности.
Макс скорчил кислую мину, посмотрел на часы и сказал:
– А бабочки вообще недолго живут.
Все молчали.
Макс встал со стула, потянулся словно после сна. Керку вдруг захотелось протереть глаза – каждое движение Макса было словно смазано. Или он двигался так быстро, или что-то случилось с глазами самого Керка.
– Времени осталось совсем чуть-чуть, – сказал Макс. – Фактически его уже нет. В оставшиеся минуты я хочу вам кое-что рассказать. Апофеоз всего этого затянувшегося вечера.
– О боже мой… – вздохнул Логус. – Что еще ты можешь нам рассказать?!
– Немногое, если учесть, что времени осталось впритык… – Макс посмотрел в потолок и нахмурился.
Из коридора в комнату осторожно заглядывала здоровенная лужа, значит, лестничный пролет уже весь был заполнен водой.
Видимо, вода заползла и под кучу мусора, в которой спал Хесус, потому что там завозились, и на свет вылез негритенок, с недовольным видом отряхивающий штаны.
– Все, стало быть, в сборе, – подвел итог Макс.
– Не тяни, – сказал Логус, тоже напряженно глядя в потолок.
– Из этой драки я, скорее всего, не выйду. Я юлил, сколько мог, но теперь, кажется, пришел мой черед. Однако я приложу все силы для того, чтобы кто-то из вас ушел из этой мышеловки живым. И мы должны сейчас решить, кто это будет. Участь этого человека будет несладкой, так что…