Необъявленная война: Записки афганского разведчика - Ким Николаевич Селихов

— Да так… Ни о чем… — отвечаю неопределенно. Под руку попался гладкий камешек, швырнул его с силой, тот подпрыгнул на воде раз, другой и — на дно, одни круги остались.

— А ты знаешь, я встречалась с твоей Джамилей! — неожиданно, как гром среди ясного дня, сообщает мне Гульпача. — Да… я… сама пошла к ней. Приняла, не отказала. Мы долго разговаривали с Джамилей… И ты знаешь, может, это грешно, подло с моей стороны, но мне стало легче на душе… Она тебя не любит!.. Я знаю, хотя она мне этого и не говорила!

— А если так, тебе-то откуда ведомо: любит она меня или нет? — спрашиваю я Гульпачу. Стараюсь показаться равнодушным к ее сообщению, а у самого кошки на сердце скребут… Внутри все сжалось пружиной, жду, что скажет дальше.

— Я по глазам прочла, сердцем своим почувствовала… Она тебя не любит! — сказала четко Гульпача, как приговор на суде зачитала.

…Не раз бралась она за телефон. Наберет нужный номер, услышит после гудка знакомый голос и трубку бросает на аппарат.

— Да говорите, наконец, черт бы вас побрал! — услышала она раздраженный ответ Джамили, когда вновь позвонила к ней в отель. Собралась с духом, назвала себя… К удивлению Гульпачи, она охотно согласилась встретиться со своей землячкой, пригласила к себе на чай… И вот они вдвоем в большом трехкомнатном номере…

— Ни мужа, ни прислуги! Всех прогнала, нечего им женские секреты знать! — Джамиля говорила с ней, как с давней знакомой. Чай решили пить не за столом, а на ковре, так удобнее, по-свойски. Полетели на пол шелковые подушки из спальни, стало мягко локтям, блаженствуют ноги, тянет ароматом из горячих фарфоровых пиалок.

Побаловались они чайком, и пошла болтовня без умолку и остановки. Как все афганские женщины при встрече, говорили громко, руками жестикулировали, друг друга перебивали. Впрочем, это все, что осталось от афганских женщин у Джамили и Гульпачи. На ковре вольно полулежали молодые, модные красавицы, так не похожие на тех, кто кочует с караваном, трясется на верблюжьем горбу вместе с голопузыми детишками, задыхается от духоты под паранджой, обжигает руки о каменные сковородки, тащит на своем горбу вязанки с хворостом. Им посчастливилось в жизни, хорошие люди с детства ввели в мир иной, где женщина считается человеком… Отсюда их сила, привлекательность, смотрят с достоинством, смело, живут без предрассудков, не как прикажут, а как хотят сами, в делах хваткие, мужчинам мало в чем уступают. Попробуй на таких снова накинь паранджу, спрячь за дувал, закрой от людей на замок — весь дом разнесут, от калитки одни щепки останутся… Джамиля не утерпела, потащила в соседнюю комнату, стала показывать свои этюды.

— Это — в горах Швейцарии, ночь в Венеции, рыбак с Аланских островов, — перечисляет свои работы. — А это, надеюсь, знакомый тебе портрет… Человек с розами и автоматом… Похож?

Гульпача утверждает, что я там выгляжу молодцом. Только лицо у меня на картине почему-то красное, как у индейца. Глаза хищные, и еще букет роз неестественно большой, автомат по сравнению с ним кажется детской игрушкой.

— Закат кровавый отсвечивает на его лице, — пояснила Джамиля. — Глаза орлиные с презрением смотрят на противника… Таким я его хотела видеть, таким я выдумала для себя Салеха. А он оказался не воином, а простым коммерсантом, мелкой торговой букашкой на чужой земле.

Оказалось, разочаровал я свою Джамилю, герой из меня не вышел. Зря краски потратила на мой портрет. Всего лишь мелкая букашка. Это, конечно, хорошо, что приняла меня за коммерсанта, но и обидно… Неужели Джамиля никогда не узнает обо мне настоящую правду…

— А тебе он очень нравится? — спрашивает она Гульпачу и продолжает: — Вообще-то Салех хороший… Страдал из-за меня. В тюрьме сидел… Но уж очень обыкновенный… Без размаха… Земной… Не по моему характеру… — говорит Джамиля и портрет мой — в сторону, в раскрытую папку из крокодиловой кожи с зелеными шнурочками. В руках другой появился…

— Прошу знакомиться — муж! Гордость моя! Крылья мои!

Отодвинула портрет подальше от глаз, чтобы работу свою лучше видеть, лицом вся засветилась, смотрит, мужу улыбается…

— Вот здесь-то я и поняла, что эта женщина тебя не любит! — заканчивает свой рассказ Гульпача. Поднялась, отряхивается от песка… Я молчу, смотрю, как волны лижут песок, отходят назад тихо, а набегают на берег шумно.

Гульпача надела свою шапочку и, не спеша, пошла купаться. Осторожно зашла по пояс в воду, зажала нос пальцами, глаза закрыла и ушла, спряталась на дно от набежавшей волны…

ГЛАВА XXX

Ты удручен враждой судьбы? Как поворот ни крут —

Уйди! На жалкий разум свой не полагайся тут!

И успокойся, не мечись, пойми: что ни случись,

А каждый шаг — еще звено твоих кандальных пут!..

Салим Техрани Мухаммад Кули

«Кабул… Анису… Вчера имел встречу с доктором Адиной Муртазой, который прибыл в Брюссель по поручению Бури. Имею приказ помочь Муртазе установить торговые контакты с рядом фирм, специализирующихся на производстве химических и медицинских товаров, организовать отправку закупленного груза в адрес Бури. Хирург».

Именно эту мою шифровку и вспомнил генерал. Ахмад тогда не обратил на нее особого внимания. Скорее всего организуется медицинская часть в лагере Бури и доктор Адина Муртаза приехал за покупками необходимых товаров. От меня он каждый раз требовал данные о закупках оружия и боеприпасов, причем точных, до каждого патрона. А вот о закупке странного груза доктором Адиной Муртазой на большую сумму денег подробного отчета Кабул не потребовал. Перечитывая заново мою шифровку, Ахмад ругал себя самыми последними словами. Он даже не удосужился тогда подробно изучить досье на доктора Адину Муртазу. Конечно, упущено время. Надо срочно заняться разработкой этой довольно странной личности, которая оказалась в стане Абдулы Бури. Ахмад тяжело вздохнул, поднял трубку телефона внутренней связи, соединился с лейтенантом Хизри.

— Попрошу собрать и принести мне все имеющиеся у нас материалы, связанные с доктором Адиной Муртазой.

* * *

…Был он человеком уже не молодым, известным в Афганистане как ученый-биолог и как крупный землевладелец. Поливные, плодородные земли Кабульской долины приносили Муртазе немалый доход… Но хозяйством он не занимался, для этого были управляющие. Его основное занятие — наука… В живописном ущелье, недалеко от пыльной столицы, находилась лаборатория ученого. Обнесенная высокой каменной оградой, со злыми сторожевыми собаками, она отделяла его от мира другого, от событий бурных, которые принесла с собой Апрельская революция… Адина был