Волк в овечьем стаде - Джей Брэндон

Судья отпустил предполагаемых присяжных на время, и юристы, представлявшие противные стороны, разделились. Мы с Бекки составили свой список. Мы не были уверены, что в окончательном составе будут все, кто нам приглянулся, мы могли только вычеркнуть тех, кто нам не подходил. Мы вычеркнули десятерых, и защита исключила десятерых. Двенадцать оставшихся, в ком не была уверена ни одна сторона, стали присяжными. Я наблюдал, как они занимали свои места, как всегда убежденный, что ошибся в выборе.

— …Мы собираемся представить доказательства, что подсудимый привлек к себе группу детей, выбрал одного из них, мальчика, и вошел к нему в доверие. А потом, воспользовавшись этим доверием, совершил самое ужасное, что может совершить взрослый мужчина по отношению к ребенку — сексуальное насилие. — Я не брызгал слюной, произнося вступительную речь, и в моем голосе не дрожала слеза. Я смотрел на присяжных и излагал факты, которые были очевидны и просты, мы с Бекки решили, что наше обвинение должно быть именно таким. Я вернулся на свое место, в то время как судья Хернандес попросил Бекки вызвать нашего первого свидетеля.

Это была приятная, серьезная леди по имени Мария Алонзо, которая подтвердила тот факт, что Остин Пейли был агентом по продаже недвижимости в течение почти двадцати лет. В ответ на дальнейшие вопросы Бекки мисс Алонзо объяснила суду, что такая профессия давала подсудимому возможность доступа в пустующие, выставленные на продажу дома.

— Так значит, обвиняемый имел свободный доступ во многие пустующие дома в Сан-Антонио? — спросила Бекки.

— Да.

Бекки закончила, и Элиот произнес фразу, которая меня обеспокоила: «Нет вопросов». Он сказал это, улыбнувшись свидетельнице. Ну что ж, защита не могла отрицать тот факт, что у Остина была лицензия на продажу недвижимости.

Затем Бекки вызвала служащего из компании по операциям с недвижимостью, чтобы он подтвердил, что определенный дом, расположенный по определенному адресу, пустовал в мае два года назад. Те присяжные, которые внимательно слушали мою вступительную речь, могли сопоставить эти факты, но сама информация не была взрывной. И снова Элиот не задавал вопросов. Бастер выглядел обеспокоенным, он ерзал и время от времени что-то шептал Элиоту.

Не прошло и половины отпущенного времени, когда Бекки вызвала Дэбби Узолли, двенадцатилетнюю девочку, которая, видимо, была симпатичнее и сговорчивее полтора года назад. Мне захотелось попросить разрешения подойти в ней и вытащить у нее изо рта жвачку.

— Где ты живешь, Дэбби? — улыбаясь, спросила Бекки.

— Здесь, в Сан-Антонио.

Пришлось задать дополнительный вопрос, чтобы выяснить адрес, дом номер восемьсот четырнадцать по Сперроувуд, и присяжные, обладавшие блестящей памятью, могли понять, что это находилось совсем рядом с пустующим домом, о котором они только что слышали от предыдущих свидетелей.

— Как долго ты там живешь?

— С детства, — ответила Дэбби немного нервно, задетая тем, что ее заподозрили в непостоянстве, в частых переездах с места на место.

— Больше трех лет? — спросила Бекки, все еще улыбаясь, как будто малышка Дэбби была самым прекрасным существом, которое ей когда-либо встречалось.

— О да.

— Ты помнишь, что соседний дом, номер восемьсот восемнадцать, пустовал несколько месяцев два года назад?

— Да. Мы думали, что никто его не купит.

Эти неожиданные всплески памяти порой добавляют достоверности рассказу. Однако они заставляют юриста задавать вопросы в страхе, что свидетель разговорится и навредит делу. Голос Бекки стал строже.

— А если точнее, ты помнишь, что дом пустовал в мае 1990 года?

— Может быть. — Девочка отбросила прядь редких волос со щеки и надула резинку.

— Отвечай определенно, Дэбби. Суду нужно знать точно. В последний месяц учебы, два года назад, когда ты была в четвертом классе, пустовал ли дом по соседству?

— О да. Теперь припоминаю. У нас гостила мисс Дженнингс, я не могла дождаться, когда отделаюсь от нее.

Мы наконец установили дату. Двое или трое присяжных вздохнули с облегчением, как и я. У некоторых из них, имевших детей, казалось, руки чесались опустить физиономию нашей свидетельницы в таз с мыльной пеной. Я нацарапал Бекки записку.

— В тот месяц в соседнем доме что-нибудь происходило? — спросила Бекки.

— Вы имеете в виду, когда он появился и начал там устраиваться?

Бекки воспользовалась ситуацией, встала и зашла за спину Остину.

— Когда ты сказала «он», ты имела в виду этого мужчину?

— Да.

— Ваша честь, можно отметить в протоколе, что свидетельница опознала обвиняемого? — Бекки заняла свое место. — Расскажи нам об этом, — попросила она.

Пока Дэбби излагала свою версию, Бекки прочитала мою записку и посмотрела на меня, слегка нахмурившись. Я кивнул утвердительно.

— …мы думали, он собирается поселиться там.

— Пожалуйста, сядь прямее, Дэбби, — сказала Бекки не грубо, но ее тон так сильно изменился, что Дэбби вздрогнула и действительно распрямилась. Одна из присяжных кивнула, а ее сосед удовлетворенно улыбнулся. Я скомкал свою записку. Ошибочно считать, что юрист должен обращаться с каждым свидетелем так, будто это его любимое чадо. Присяжные понимают, что ты не подбираешь свидетелей. Некоторые из них оказываются преступниками, некоторые не слишком умны, а кое-кому приходится говорить, чтобы они выпрямились и выплюнули жвачку.

— Почему ты запомнила обвиняемого? — спросила Бекки.

— Ну, он жил совсем рядом и часто выходил на улицу, работал в саду или приводил дом в порядок, я подходила и говорила с ним.

«Маленькая кокетка», — подумал я и поморщился, задаваясь вопросом, пришла ли кому-нибудь в голову та же мысль.

— Ты была единственной, кто крутился вокруг дома, когда обвиняемый работал?

— О нет, нас было много. Дети катались на велосипедах и останавливались, чтобы поболтать.

— Ты знакома с Томми Олгреном? — равнодушно спросила Бекки.

— Да, он живет на моей улице. Но он совсем еще маленький.

«Молодец, Дэбби», — подумал я.

— Он тоже крутился около дома обвиняемого?

— Да.

Ух ты! Я сомневался, понял ли кто-нибудь, сколько значил этот короткий диалог, когда малышка Дэбби постоянно выходила за рамки свидетельских показаний, которые мы с ней прорепетировали. Наступило облегчение, когда она наконец сказала то, что нам было необходимо, и мы могли отпустить ее. Но Бекки не стала расслабляться. Она не могла себе этого позволить, потому что Элиот начал задавать вопросы.

Элиот улыбнулся. Дэбби ему ответила.

— У тебя замечательная память, Дэбби, потому что ты запомнила человека, которого видела несколько раз два с половиной года назад.

Дэбби пожала плечами, как обычно с присущим ей очарованием.

— Сколько раз обвинители показывали тебе фотографии мистера Пейли, прежде чем ты смогла опознать его? — Элиот невинно улыбался.

— Четыре или пять раз, — ответила Дэбби.

Я не вздрогнул, если только внутренне. Бекки расширила глаза и нацарапала записку на листочке.

— А когда вы репетировали твое сегодняшнее выступление, тебе говорили, где будет сидеть мистер Пейли?

— Да, — с готовностью подтвердила Дэбби. Бекки скорчила еще одну гримасу и подсунула мне еще одну записку.

Элиот перешел к делу.

— Так о чем ты говорила с мужчиной из дома по соседству?

Дэбби нахмурилась. Ее замечательная память ей изменяла.

— Не помню, чтобы я с ним особо разговаривала. Я приходила туда просто потому, что там собирались мои приятели, понимаете? В основном я говорила с ними.

Элиот кивнул с удовлетворением, которое, возможно, бросилось в глаза только мне.

— Так ты не помнишь, чтобы он тебе что-либо говорил?

— Не очень.

— Он когда-нибудь просил тебя зайти в дом?

Дэбби сморщила нос.

— Нет, я не помню такого.

— Там всегда были другие дети? — давил Элиот.

— Да.

— Этот мужчина ведь не делал тебе ничего плохого, правда, Дэбби? Он никогда не говорил тебе ничего неприятного или как-то по-особенному трогал тебя, так?

Дэбби замотала головой, затем вспомнила.

— Однажды я стояла рядом с ним, и он говорил с детьми, а я обратилась к подружке, и тогда он схватил меня за плечо, чтобы я заткнулась. Мне было очень больно.

«Ха», — подумал я. По крайней мере, память Дэбби преподносила сюрпризы и защите тоже.

Элиот выглядел невозмутимым.

— Он возил тебя куда-то на своей машине?

— Не-а.

Настал черед Бекки задавать вопросы. Она не стала располагать свидетельницу улыбкой.

— Дэбби, ты сказала, что смогла опознать обвиняемого после того, как мы несколько раз показали тебе его фотографию. Как мы это делали?

Дэбби заморгала. Я боялся, что не вспомнит.