Волк в овечьем стаде - Джей Брэндон

— Да.

— Тебе понравилось?

Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.

— Да, — наконец сказал он, потупив взгляд. — Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.

— Он касался тебя в воде?

— Да.

Томми не совсем так рассказывал мне в первый раз. Остину приходилось соблазнять Томми при каждой встрече, может, это и привлекало в сексе с детьми? Как только ребенок становился податливым и уставал, пора было сматывать удочки. В тот момент, когда больше не требовалось прилагать усилий, не надо было преодолевать сопротивление, Остин покинул Томми.

— Ты пугался, когда он касался тебя?

— Сначала это было похоже на случайность.

— Что произошло потом?

— Я лежал на надувном матрасе.

— На спине или на животе?

— На спине.

— Где был Остин?

— Он плавал около меня. Нырял под матрас и выныривал с другой стороны. А потом он подплыл, как будто очень устал, и положил голову и руки на матрас.

— Это был очень большой матрас? — спросил я. Мой голос был ровным, как будто все ответы были правильными и ничто меня не удивляло.

Томми показал ширину руками.

— Так значит, он дотронулся до тебя, — сказал я.

Томми кивнул.

— Его голова лежала у моей ноги, а руки сверху.

— Сверху где, Томми?

Он сглотнул.

— Одна на ногах, а вторая около пояса.

— Ты все еще был без одежды?

— Да.

— Так значит, его голова и одна рука лежали недалеко от твоего пениса?

Элиот выдвинул протест, сформулировав это как подсказку. Судья Хернандес принял протест. Я хотел сказать это первым, чтобы Томми было легче.

— И что произошло? — спросил я.

Я думал, Томми замкнется. Он сжал губы так, что они побелели. Я слышал, как он скреб ногтями перегородку. Я же собирался задать следующий вопрос, когда он отозвался:

— Он повернул голову, посмотрел на меня и улыбнулся, позвал меня по имени, и, глядя на него, я чувствовал, как его рука ползет к моей ноге, и потом он задержал ее там, прямо на… прямо наверху.

— А потом?

— А потом он сказал что-то вроде: «Ой, что это?» И я посмотрел туда, куда смотрел он, — на мой пенис. — Томми не замялся, прежде чем сказать это слово, он проговорил его быстро, на одном дыхании. — Он уставился на него, как будто никогда раньше не видел.

Я задавал вопросы, только когда Томми прерывался, и после моего вопроса он начинал торопиться, как будто его подгоняли.

— Он дотронулся до него? — спросил я.

— Сначала он просто смотрел, и мне стало очень… неловко, я начал прикрываться, но он остановил меня и потом посмотрел мне в лицо и перестал улыбаться, он казался очень серьезным, и потом он сказал: «Все хорошо. Тебе нечего стыдиться». Что-то в этом роде, а я спросил: «Что ты имеешь в виду?» Он ответил: «Возбуждение. Этого нечего стыдиться, это происходит со всеми».

— Ты знал, о чем он говорил?

— Нет, тогда еще нет. Но я… но, знаете, я знал, куда он смотрит. Так что я догадывался. Затем он сказал: «Это очень здорово». Не просто хорошо, а очень здорово. Потом он сказал…

Он замолчал. Томми ни на кого больше не смотрел, он почти совсем не поднимал глаз. Иногда он впивался взглядом мне в лицо, как будто не мог оторваться, а затем уносился прочь, его взгляд блуждал по залу.

— Что? — спросил я.

— Он спросил: «Можно, я его потрогаю?»

— А ты что ответил?

— Не помню, чтобы я что-то говорил, но, может, я кивнул или что-то в этом роде, потому что он повел себя так, будто я разрешил. Он поднял руку, очень осторожно, словно хотел кого-то поймать, а потом опустил ее и накрыл ею мой пенис.

— Накрыл его?

— Так что его больше не было видно. Его ладонь просто закрыла его. Потом он…

— Что, Томми?

— Он просто дышал. Просто… дышал. Я слышал его дыхание. Это было все, что я слышал.

Мне показалось, что зал перестал дышать. В обязанности Бекки входило наблюдение за присяжными, но тут я сам бросил взгляд в их сторону, когда Томми упомянул о том, как дышал преступник. Один мужчина уставился в пол, будто желал провалиться сквозь землю. Двое или трое других приложили руку к губам.

— Что было дальше, Томми?

— Он убрал руку, как будто снова хотел взглянуть, и улыбнулся. Он сказал мне, что все в порядке. Потом он… он поцеловал его.

Мальчик почти шепотом это произнес, и я испугался, что не все присяжные расслышат его слова. Мне не хотелось подливать масла в огонь, но пришлось переспросить, чтобы все слышали.

— Что поцеловал, Томми?

— Мой пенис.

Томми смотрел на свои сцепленные пальцы.

Я не позволил ему отвлечься.

— И что произошло потом?

Томми поднял голову, явно обрадованный тем, что сумел одолеть свое смущение.

— Потом он встал, улыбнулся и начал подтаскивать матрас к краю бассейна.

— Что ты тогда чувствовал, Томми?

— Я был рад, что все кончилось. Я чувствовал себя очень странно.

— Как это «странно»?

— Как будто не знал, что произойдет в следующий момент. Я был рад, когда он прекратил.

Я не мог заставить его сказать, что он боялся. Я ждал, но Томми не добавил. Он продолжил.

— Он подтащил матрас к мелкой части бассейна, и я решил, что пора вылезать, а за мной Уолдо поднялся по лесенке.

Томми замолчал. Он был охвачен противоречивыми чувствами: на его лице отразилось превосходство, столь знакомое мне по предыдущим встречам, но внутри зрело возбуждение, которое готово было выплеснуться наружу, и тогда уже справиться с ним не будет никакой возможности. Он заговорил, и меня охватила жуть, я услышал точную копию тона Остина.

— И он сказал: «Видишь? Я же говорил тебе, что это случается с каждым».

— О чем он говорил, Томми?

Я думал, что мне придется задавать наводящие вопросы, но, когда он заговорил, из его уст полилась плавная речь:

— О его пенисе. Он напрягся.

— И что сделал Остин?

— Он подошел ко мне, обнял и сказал: «Давай обсохнем». И мы пошли туда, где оставили полотенца. Они долго лежали на солнце и нагрелись. Уолдо взял одно из них и начал меня вытирать. Сначала он стоял передо мной и…

— Его пенис коснулся тебя? — спросил я. Я впервые прервал его.

— Да.

— Где?

— Здесь. — Томми быстро ткнул пальцем в грудь, как будто там была татуировка. — И здесь. Он провел им по моей спине, когда наклонился, чтобы вытереть мне ноги.

— А что делал ты?

— Я просто стоял. Когда он меня вытер, я потянулся за шортами и майкой, но он схватил меня за руку и сказал: «Давай сначала немного позагораем».

— Уложил меня на раскладное кресло и лег рядом, и мы лежали некоторое время.

— Остин лег на живот или на спину?

— На спину, — сказал Томми.

— Он прикрылся?

— Нет.

— Он что-нибудь говорил?

— Он начал говорить мне, — Томми задумался, — что это тайна, что только очень близкие друзья могут вот так проводить время вместе. И что он никогда никому не скажет, и я тоже не должен говорить. Он держал меня за руку. Потом обнял меня и прижал в груди.

И Томми потянулся к Остину, я не сомневался, потому что его не часто обнимали. Возможно, вначале он думал, что не стоит волноваться, что наконец-то у него появился человек, который любит его и всегда будет рядом, когда он позовет.

— Потом он снова дотронулся до меня, — внезапно продолжил Томми. — Он погладил меня по спине и тронул ягодицы, потом обхватил меня обеими руками. Он потерся щекой о мое лицо. Потом отстранился, не отпуская меня, и сказал: «Смотри».

— На что?

— На его пенис. Он был прямо передо мной, и он снова напрягся, и Остин спросил: «Ты не хочешь его потрогать?»

— Ты хотел этого, Томми?

Он покачал головой.

— Нет, он меня пугал. Он был очень красный и большой, я не знал, что он может быть таким большим.

— Ты дотронулся до него?

— Да.

— Почему?

— Потому что он так хотел.

Голос Томми звучал ровно. Слова он произносил торопливо. Ничто не намекало на то, что он готов разрыдаться, поэтому я слишком поздно заметил, что он плачет. По его щекам покатились слезы, он заговорил, и слезы все текли. Он рассказывал, как сторонний человек, наблюдавший за происходящим украдкой.

— Как ты дотронулся до него, Томми?

Он показал, вытянув указательный палец.

— Я хотел только коснуться его, но он накрыл мою ладонь своей и закрыл глаза, и я боялся пошевелиться. Он еще долго не двигался, как будто заснул.

— Он потом открыл глаза?

— Да. Он улыбнулся мне и сказал: «Я поцеловал твой».

Рассказ шел своим чередом. Томми описал орально-генитальный контакт, в котором обвинялся Остин, а затем эякуляцию. Когда мне приходилось вставлять вопросы, я старался не сбиться с ровного, невозмутимого тона, чтобы проявить симпатию и в то же время не подыграть свидетелю. Томми держался мужественно, однако не переставал плакать и, описывая свои ощущения в кульминационный момент, отпрянул и обвел зал испуганным взглядом. Он всхлипывал. Я не подошел к нему, чтобы успокоить, просто дал передохнуть немного И подбодрил, после чего он вернулся к рассказу. В зале суда стояла полная тишина, слушатели оказались благодаря рассказу Томми незаметно для себя в пучине страстей.