Право на жизнь (СИ) - Сказкина Алена

Украшения на стенах напоминали застывшие языки пламени. Барельефы из неведомого мне прозрачного материала — льда, стекла, лунного камня? — перемежались зеркальными вставками и рождали иллюзию, что собравшиеся драконы очутились в сердце лазурного пожара, охватившего парадную дворца Аратая. Леди и лорды Северного Предела — серебряный шелк и белый кашемир, светло-серое сукно и пепельный бархат — казались то ли искрами, то ли фантомами, что порождает разум, когда долго смотришь в костер.

Красивое зрелище, пугающее и одновременно завораживающее, как зимняя сказка, которую рассказывает мать у колыбели болеющего ребенка, а может, последний сон, что настигает заблудившегося в снегах путника

Ледяное пламя.

Застывшая жизнь… застывшие чувства.

Ледяное пламя сегодня было снаружи и внутри меня.

Исхард потянул в зал, и я опомнилась. Секундное наваждение схлынуло, сменившись привычной скукой.

— Павайка, идем, — позвала я вынужденную компаньонку.

Флейты и арфы наполняли пространство тихой ненавязчивой мелодией, похожей на перезвон льдинок. Лицо девочки, утратив вечно недовольную гримасу, светилось от восторга. Несмотря на влияние, которым обладала семья Иньлэрт, птенцу вряд ли приходилось часто бывать во дворце.

Однажды приемы станут для нее обыденностью, не вызывая ничего, окромя раздражения от нелепой траты времени или, наоборот, счастья, если девочка окажется такой же любительницей интриг, как ее старшие родственницы. Но пока наследница чистокровных взирала на окружающих драконов с незамутненным интересом.

На нас тоже смотрели. Здоровались, желали высокого полета, неуклюже втягивали в разговоры. Новый год праздновался в полуформальной обстановке, без герольдов и торжественных речей. Но южная эсса, сестра Повелительницы Харатэль, по-прежнему воспринималась диковинкой, а рыжие волосы привлекали излишнее внимание.

Это слегка раздражало, рождало невольное сравнение со зверушкой в зоопарке, выставленной на потеху почтенной публике.

— Доброго вечера, эсса Иньлэрт, эсса Ланкарра.

— Рады встрече, леди Касаюмед.

— Эсса Иньлэрт, это счастье — видеть, что вы уже оправились. Известие о вашем ранении очень огорчило и напугало нас.

Сколько можно мусолить одну и ту же тему?! Волнение северного клана за своего Повелителя ожидаемо и понятно. Но каждый раз, когда речь заходила о злополучном задании, я чувствовала себя… неуютно, точно вор, который на днях обчистил купца, а теперь вынужденно вернулся на место преступления и гадает, знают ли окружающие о его вине или случайно выбрали для встречи именно эту «лавку».

Исхард, по крайней мере, ни словом не обмолвился о медальоне. Сама я каждый раз останавливалась в шаге от признания, не в силах выбрать, что хуже: если мне поверят или если сочтут сумасшедшей?

Муки совести облегчал единственный факт: снежный лорд находился рядом со мной — живой и почти невредимый. Но, похоже, этот «нарыв» еще долго будет продолжать дергать.

Надеясь отвлечься, я рассматривала спутниц леди Касаюмед. Молоденькая драконица, старшая сестра Сойки, кокетливо хлопала глазками, взирая на моего кавалера с восторженным придыханием, сменившимся разочарованием, когда Исхард проигнорировал все туманные намеки, отвлекшись на вопрос одного из ее братьев.

Я невесело хмыкнула. Диковинная зверушка? Вор? Похоже, я самонадеянно приписывала себе чужие заслуги. Это северный эсса пользовался популярностью, впрочем, как и остальные немногочисленные мужчины, сумевшие вырваться из подлунных королевств на несколько часов.

Война смеялась над сверкающей мишурой праздника, за которой смертные спрятались от жесткой правды. Пробиралась сквозняками в щели, напоминала о себе в мелочах. Достаточно было обратить внимание, что сегодня на балу присутствовали в основном женщины и птенцы около порога совершеннолетия.

Разговор между тем продолжался.

— Как жаль, в этом году мы снова не услышим Селену. Эсса Иньлэрт, до нас доходили слухи, что леди Харэнар — частая гостья в вашем доме. Неужели вы не могли уговорить ее порадовать нас сегодня?

— Увы! Моя власть не распространяется на эту капризную женщину. Но, может, тем лучше? Ведь, как утверждают наши восточные братья, каждому событию определен свой срок. В том числе и песням.

«Мне снится сон о далеких землях…»

Вспомнился прошлый Новый год: зал в таверне, наполненный ароматом домашней снеди и теплом — не тем, что приносит растопленная печь или пылающий камин, а ощущением большой дружной семьи, которой на несколько часов стали собравшиеся на праздник жители Шахтенок.

«Мне снится сон о крылатых людях…»

Тогда я тоже ощущала оторванность от всех. Считала себя лишней и не понимала, быть чужой среди чужих… проще, не так обидно.

«По капле в вечность уходит время…»

Все казалось проще. Глупый взбунтовавшийся птенец, я ведь пусть и отрицала, по-прежнему цеплялась за иллюзию всесильности и непогрешимости сестры и хотела собственными руками устранить разрушившую мой уютный мирок неправильность. Верила в святость семейных уз и бессмертие друзей. Черное оставалось черным, белое — белым. И будущее дышало не жестокой предопределенностью, а отчаянной надеждой!

«Я знаю, что было, я помню, что будет…»

А еще накануне прошлого Нового года я познакомилась с Риком.

Исхард сжал ладонь, выдергивая из воспоминаний в реальность. Я вздрогнула, осознавая, что стою перед Повелителем Севера. Судя по возмущенным взглядам окружающих драконов, стою достаточно долго, и затянувшееся молчание вот-вот будет сочтено за грубость.

Спешно присела в реверансе, расправив юбки и склоняя голову.

— Al’iav’el’, al’t tel’ Is… greta-vumana tia Island.[1]

Я запнулась, выдавая замешательство. Появление Урсулы было неожиданным… и правильным. Едва взглянув на нее, каждый понимал, место первой леди не в личных покоях, избранных кельей для добровольного отшельничества, а именно здесь — среди подданных, в сияющем праздничными огнями зале, подле своего мужа и Повелителя.

Мое место в этом мире я до сих пор не нашла.

— ’Iav’el’, — Аратай снисходительно оставил без внимания оплошность. — Misar’e, yu answer’e invant. Yu hav'e beuty-sitka.[2]

— Ben’e.[3]

Короткий ничего не значащий обмен любезностями, и сиятельная чета отправилась дальше приветствовать гостей.

— У Повелителя Севера сегодня отличное настроение, — заметил Исхард, утягивая меня к центру зала. — Давно не видел его настолько благодушным.

Я кивнула, провожая первую леди взглядом. Ей удивительно шло струящееся светло-сиреневое платье, высокая прическа, бриллианты, а особенно загадочная улыбка «горького счастья». Хотела бы я тоже уметь улыбаться несмотря ни что.

Появление Повелителя привело зал в движение, на первый взгляд, хаотичное, но, на самом деле, подчиняющееся строгому порядку, и когда музыканты заиграли вступление к первому танцу, все были готовы последовать за Альтэссой и его супругой.

Исхард снова вел, как на балу в честь моего совершеннолетия. Я помнила волшебное очарование весеннего вальса, вскружившего мне голову; абсолютное доверие к другу, пришедшее на смену первой неловкости и сомнениям; ошеломление и ярость на драконов, едва я поймала взгляд Рика. Тогда каждое мгновение моей жизни наполняли эмоции, противоречивые, убийственные… бесполезные.

Сегодня я не ощущала ничего, кроме скуки. Раз-два-три, раз-два-три. Какой примитивный и предсказуемый ритм! Мне указывают, что делать. Я подчиняюсь. Раз-два-три, поворот. Эсса южного клана должна присутствовать на празднике? Эсса присутствует.

Исхард держался с привычным шармом светского льва. Идеальный от начищенных до блеска сапог до «вырезанного» по классическим канонам лица. Сказочный принц, о котором мечтала каждая девушка в этом зале.

Каждая, но не я.

Перемена позиций. На секунду наши губы оказались совсем близко, и я отвернулась, пресекая саму возможность нечаянного поцелуя. Но Исхард даже если и заметил мой неуклюжий маневр, все так же улыбался, лучезарно и открыто, как и должен счастливый жених.