Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых - Вольдемар Балязин

Четвертого августа 1797 года она писала своей матери: «Я, как и многие, ручаюсь головой, что часть войск имеет что-то на уме или что они, по крайней мере, надеются получить возможность, собравшись, что-либо устроить. О! Если бы кто-нибудь стоял во главе их! О, мама, в самом деле он тиран!»

Опасаясь революции, бунта, очередного дворцового переворота, Павел велел выстроить дворец-крепость, где он мог бы чувствовать себя в безопасности, и по недолгом размышлении поручил составить проект талантливому архитектору Василию Ивановичу Баженову, а строительство доверил итальянцу Винченце Бренне.

Новелла 4

Анна Лопухина

Замок, названный Михайловским, был заложен на месте старого Летнего дворца 26 февраля 1797 года, перед отъездом Павла на коронацию. Уже само время начала строительства говорило о необычайной поспешности в осуществлении задуманного предприятия: в конце зимы на Руси никогда не начинали строительства, относя закладку фундамента на конец весны — начало лета. Замок строили без передышки три с половиной года, освятив в ноябре 1800 года. В общем плане он представлял собой квадрат, внутри которого находился восьмиугольный двор. С внешней стороны размещались караульные помещения, каменные брустверы, наполненные водой рвы и пять мостов, два из которых были подъемными. Сложенный из дикого камня и серого гранита замок больше походил на крепость, чем на дворец.

Когда строительство замка только началось, Мария Федоровна почувствовала, что она вновь — в десятый раз — беременна. Поскольку Павел еще раньше решил назвать замок Михайловским, а беременность жены пришлась на разгар строительства, то и новорожденного сына он назвал Михаилом.

Роды были очень трудными, хотя специально для этого случая был приглашен берлинский профессор-акушер Мекель. «Этот господин, — писала графиня Головина, — подкупленный, вероятно, теми, кто желал подозвать кредит императрицы к Нелидовой — именно Кутайсовым, объявил государю, что он не отвечает за жизнь императрицы в случае еще одних родов. Это послужило источником всевозможных интриг, происходивших в течение года».

Не трудно догадаться, что Павел перестал делить супружеское ложе с Марией Федоровной, не желая ставить под угрозу ее жизнь новой беременностью, и в связи с этим в его окружении строились различные планы по подысканию ему фаворитки.

Однако пока Кутайсов и Безбородко приглядывались то к одной, то к другой кандидатке, император не терял времени даром.

Князь Адам Чарторижский писал в своих мемуарах, что «однажды в Петергофе Павел, увлеченный тогда любовными ухаживаниями, встретил моего брата (Константина) в аллее петергофского сада, которая вела к одному из павильонов, занятому графиней Шуваловой, обер-гофмейстериной великой княгини Елизаветы. Император взял его за плечи, повернул и велел удалиться, прибавив: «Этот попугай не для вас, возвращайтесь туда, откуда пришли». Оказалось, что у графини была очень красивая горничная».

Были у императора и другие случайные связи, пока наконец 5 мая 1798 года он с сыновьями Александром и Константином не поехал в Москву и Казань. В Москве их приняли очень радушно, и расчувствовавшийся Павел уверовал, что москвичи — его истинные друзья и что именно в Москве ждет его счастье!

Еще в дни коронационных торжеств Кутайсов и Безбородко обратили внимание Павла на девятнадцатилетнюю Анну Лопухину — дочь московского сенатора Петра Васильевича Лопухина. И вот состоялась новая встреча Павла и юной Лопухиной. Она произошла на балу, который давал император в Лефортовском дворце во время грандиозных маневров.

А. М. Тургенев, участвовавший в маневрах и присутствовавший на том балу, писал: «Иван Павлович Кутайсов, близкий человек, поверенный во всех тайных делах и советник, начавший служение брадобреем и кончивший поприще служения обер-шталмейстером — чин действительного тайного советника — с титулом графского достоинства, с орденом Андрея Первозванного, был послан негоциатором и полномочным министром трактовать инициативно с супругою Петра Васильевича, а мачехою Анны Петровны, Екатериною Николаевною, рожденною Щетневою, о приглашении Лопухина с его фамилиею в Санкт-Петербург. Негоциация продолжалась во все время маневров, и прелиминарные пункты были не прежде подписаны, как за несколько минут до отъезда его величества в Казань.

В минуты переговоров, до изъявления согласия, для Петра Васильевича Лопухина были приготовлены две участи: при согласии — возведение в княжеское достоинство, с титулом светлости, и миллионное богатство; при отказе — опала и путешествие в пределы Восточной Сибири ловить соболей.

В день отъезда Павла Петровича в Казань экипажи его и всей его свиты стояли у крыльца; государь ожидал негоциатора с ультиматумом — «да» или «нет». Весь генералитет и все штаб-и обер-офицеры московского гарнизона толпились у подъезда. Я, пользуясь званием адъютанта фельдмаршала и качеством исправляющего должность бригад-майора при его величестве, стоял на высшей площадке крыльца; на этой же площадке ходил человек небольшого роста, портфель под мышкою, погруженный в глубокую задумчивость, глаза сверкали у него, как у волка в ночное время, — это был статс-секретарь его величества Петр Алексеевич Обресков; он сопутствовал государю и должен был сидеть в карете возле царя и докладывать его величеству дела, в производстве состоящие. Ответ Лопухиных тревожил состояние души Обрескова; ну, если негоциатор привезет не «да», а «нет»! Тогда докладывать дела Павлу Петровичу, влюбленному страстно и прогневанному отказом, было идти по ножевому лезвию. Все знали, что с разгневанным Павлом Петровичем встречаться было страшно.

Минут через десять скачет карета во всю конскую прыть; остановился экипаж, вышел из кареты Иван Павлович Кутайсов, вбежал на лестницу и с восхищением, громко, сказал Обрескову: «Все уладил, наша взяла», — и поспешил обрадовать приятною вестию. Через четверть часа Павел Петрович шествовал к экипажу в сопровождении фельдмаршала. Пред тем как сесть в карету, обнял графа Салтыкова и сказал:

— Иван Петрович! Я, сударь, совершенно вами доволен; благодарю вас и никогда не забуду вашей службы и усердия. Благодарю генералов, штаб-и обер-офицеров за их старание; я считаю себе большою честию командовать столь превосходною армиею.

Сел в карету, за государем влез в экипаж Обресков, и поскакали…»

Граф Ф. В. Ростопчин рассказывал в своих «Записках» о Лопухине, что тот, выйдя в отставку в чине полковника, был очень беден и женился где-то в провинции на довольно богатой наследнице.

В 1775 году, когда Екатерина приехала в Москву по случаю празднования Кучук-Кайнарджийского мира, обер-полицмейстер Архаров представил ей своего друга Лопухина, похвалив его трудолюбие, ум и расторопность. Екатерина снова вернула его в службу и назначила обер-полицмейстером в Петербург. Получив здесь чин генерал-майора, Лопухин был отправлен в Москву гражданским губернатором, а после того как стал генерал-лейтенантом, получил место Ярославского и Вологодского генерал-губернатора, оставаясь на этом посту до восшествия на престол Павла.

Когда Павел устранил генерал-губернаторские должности, стараниями Безбородко, любовника жены Лопухина, Петр Васильевич стал московским сенатором и во время коронации получил орден Александра Невского. И вот новая милость стараниями того же Безбородко и Кутайсова.

Семья Лопухиных жила в Москве, на Тверской улице. Как только был оглашен указ о переводе Лопухина в Санкт-Петербург, вся московская знать поспешила к нему с изъявлениями сердечнейшей дружбы и преданности. Не забыли и пристрастий Екатерины Николаевны Лопухиной, известной своей великой набожностью: в дом Лопухиных понесли многие знаменитые московские иконы — Иверскую, Всех скорбящих радости, Утоли моя печали, Взыскания погибших и иные. В доме с утра до вечера служили напутственные молебны, святили воду и окропляли императорскую избранницу — юную Анну Петровну. Несколько раз ее клали на пол и через нее переносили чудотворные иконы.

Наконец все было готово к отъезду, как вдруг Екатерина Николаевна заявила, что она поедет в Петербург только в том случае, если с ее семьей поедет и друг их дома подполковник Екатеринославского кирасирского полка Федор Петрович Уваров.

Почти ни для кого, в том числе и для мужа Екатерины Николаевны, не было секретом, что бравый кирасир находился на содержании у жены сенатора и это обходилось ей в 2000 рублей в год.

А. М. Тургенев, служивший вместе с Уваровым, хорошо знал и начало и продолжение семейной истории Лопухиных. Он писал: «Федор Петрович Уваров был довольно глупый человек. Счастием его по службе обязан он не достоинствам своим, но широкоплечию своему, крепости мышцев своих и крайней бедности своей. Супруга князя Петра Васильевича Лопухина искала себе ближнего человека; никто из нас на предложения ее не согласился. За товарищем моим Броком и за мною Катерина Николаевна волочилась безо всяких околичностей. Уваров кинулся в этот омут и выплыл из него, украшенный и возвышенный».