Искатель. 1972. Выпуск №1 - Аркадий Вайнер

Фантастика Ренара своеобразна. Герои ее, как правило, ученые, исследователи; в основе большинства произведений писателя лежит поиск научной истины, столкновение героев с какой-либо научной загадкой; и все же менее всего фантастике этого автора подходит определение «научная».

Вооружившись любой популярной книгой, не говоря уже о серьезной научной литературе, читатель без труда найдет в произведениях Мориса Ренара множество неточностей, даже нелепиц. Оказывается, писатель произвольно датирует геологические эпохи, «изобретает» виды доисторических животных, каких быть на Земле просто не могло, строит свои собственные, весьма неправдоподобные гипотезы о происхождении жизни на Земле и т. д.

Научная достоверность в его книгах явно принесена в жертву занимательности, фантастические предпосылки иной раз просто абсурдны, нелепы… В чем тут дело? Ведь не так-то просто обвинить Мориса Ренара, известного ученого, в незнании…

Ответ на вопрос, конечно, надо искать в другом. Разве не может случиться так, что знакомство с самыми неправдоподобными гипотезами, «поданными» в занимательной, остросюжетной форме, пробудит интерес к действительным научным представлениям о поднятой проблеме? А ведь это и есть главная цель фантаста Мориса Ренара: Его фантастика — не точный путеводитель по миру науки, а умное и умело составленное приглашение в этот мир. И не сосчитать, сколько молодых читателей Ренара приняли это приглашение с удовольствием.

К такой своеобразной фантастике относится и публикуемый на страницах «Искателя» рассказ «Туманный день». Конечно, вряд ли кто станет изучать по нему далекое прошлое нашей планеты. Однако он, без сомнения, вызовет у читателя интерес к этому прошлому, желание подробнее ознакомиться с последними научными гипотезами, посвященными проблеме происхождения человека.

— Надевайте плащ, — сказал мне мой друг Флери-Мор. — Становится свежо, а я хочу показать вам мои грибные плантации.

— Далеко они?

— В двух шагах. Это там, наверху. — Геолог показал на вершину холма. — Видите эту шишку, Шантерен? Она заслуживает того, чтобы быть знаменитой. Из ее камня сложен Реймский собор, хотя бы частично. Гора буквально пронизана подземными галереями; это заброшенные каменоломни. Две из них я использую для разведения моих грибов; эти галереи открываются по другую сторону холма. Можете взять ружье, мне здесь дано право охоты. Идемте!

— Уже поздно… четвертый час…

— Мы вернемся задолго до ночи. Ну, в путь!

Я взял свое ружье — калибр 12 — и сумку. Честно говоря, я не имел ничего против экскурсии, так как я старый любитель природы и неутомимый наблюдатель сумерек.

Был день 26 октября 1907 года.

Тропинка отлого поднималась среди убранных виноградников и спаржевых плантаций. Крестьяне собирали опавшую листву и складывали в кучи, чтобы сжечь; повсюду мелькали огни, и в тихом воздухе стояли столбы дыма. Мы не спеша поднимались к горному лесу, окрашенному в тона меди и ржавчины. Я часто оглядывался через плечо на открывавшуюся внизу лощину. Когда мы подошли к опушке леса, тропинка, сделав поворот, открыла всю лощину сразу — обширный, расширяющийся вдали полукруг, прекрасную картину только что начавшегося брюмера, — месяца туманов. Несмотря на неприветливую, холодную погоду, несмотря на тусклое небо и на дымку, слишком рано затянувшую болотистые дали, покров пожелтевшей листвы сверху казался словно освещенным солнцем. Поднимаясь все выше, мы прошли лес. Ни одно дуновение не шевелило ветвей. Время от времени в лесу осыпалось дерево, и этот тяжелый шорох походил на шум дождя. Чувствовалось непобедимое замирание, предвестник зимы; было ясно, что природа застывает с каждым часом все больше, что осень подходит к концу… Потом дорога спустилась в какую-то песчаную выемку, похожую на траншею. Но прежде чем пойти дальше, мы остановились, и тут я впервые заговорил о тумане, заметив, что болотная дымка затянула уже почти все внизу, как плесень, сероватый налет которой сгущается на глазах. Над Кормонвиллем нависло плоское облако; невидимые руки ткали из конца в конец долины паутинные покрывала, неподвижные и все менее прозрачные, а на бесконечной равнине возникали, неведомо откуда, все новые длинные дымные полосы. Не успели мы тронуться в путь, как они запушили уже все пространство, вплоть до края, откуда вскоре должна была подняться ночь.

— Поторопимся, — сказал Флери-Мор. — Так недолго и простудиться.

Я спустился за ним в выемку.

Через минуту мне показалось, что все вокруг становится каким-то неясным. Я провел рукой по глазам, но дымка не исчезала. Это был туман. Он уже окутывал нас своей кисеей.

— Вы не боитесь, что мы заблудимся в тумане? — спросил я.

Мы шли между песчаными, прослоенными рыхлой землей стенками. Мой спутник взял горсть этой земли, растер и показал мне. И я увидел множество известковых частиц, крохотных осколков раковин аммонитов и других морских доисторических животных; некоторые из них сохранились в целости, благодаря миниатюрным размерам.

— Ну что я вам говорил утром?

То, что он говорил мне, я помнил превосходно; и сейчас я снова словно бы со стороны увидел тот момент, когда наш автомобиль вырвался из Арденнского леса. Это было так внезапно, как если бы солнце взошло вторично. Равнина Шампани раскидывалась перед нами насколько хватал глаз — белая, меловая, всхолмленная крупными красивыми складками; они словно двигались, и равнина походила на море — такая она была огромная и волнистая. Селения, разбросанные там и сям, были как скалистые островки. Сосновые рощицы темнели своими как по шнурку протянутыми прямоугольниками. Вдали виднелась дорога, такая прямая, что ее можно было принять за пристань.

«Мы делаем по семьдесят пять километров», — заявил тогда Флери-Мор. А мне хотелось, чтобы он сказал: «Мы делаем по сорок узлов», — настолько местность внушала иллюзию моря.

«Конечно! — вскричал Флери-Мор, когда я сказал ему об этом. — Шампань похожа на океан, как дочь на отца. Все говорит о ее нептуническом происхождении, о том, что на ее месте было доисторическое море. И смотрите: вон там видны холмы, ставшие первой сушей, — это было в эоценовую эпоху, когда море постепенно отступило…»

Вот о чем я вспомнил сейчас.

— Все это очень хорошо, друг мой, — сказал я. — Но этот туман! Разве вы не боитесь заблудиться, если он сгустится?

— Ничуть! Я знаю эти места наизусть. Я дошел бы до своих плантаций с закрытыми глазами! Впрочем, туманы у нас никогда не бывают густыми. Если хотите, мы ускорим шаг и быстро выйдем из него.