Красная тетрадь - Дария Беляева

– А можно мне взять? – спросил Ванечка.

– Да на здоровье!

Жорж легко отломил цветок, будто он не был сделан из него самого, будто кость была хрупкой, как веточка. Хлестнула кровь из разорванных сосудов, и Жорж вытянул руку, чтобы не запачкать костюма, так отводят от себя норовистые бутылки газировки или шампанского, небрежно, просто, не думая ни о чем. Рана на его руке принялась затягиваться, и через пару секунд кожа уже была абсолютно целой.

Он вручил цветок Ванечке.

– Только девочкам не дари! – сказал он. – Несмотря на то, что я сказал, экзотику все-таки любят не все. Дарите девушкам нормальные цветы, мальчишки, мой вам совет!

– И я тоже так научусь? – спросил я.

– Не знаю, как у тебя с рисованием. Я сам почти гениальный художник. Если хорошо рисовать, знать анатомию и иметь отличное воображение, можно воспроизвести из себя любое животное, вырастить любую конструкцию. Но требуется особый разум и очень обширные знания. Не каждый дурак может, так сказать. Но я знал парня, который мог превращаться в любое животное за минуту. Сложно представить, а? А для кого-то потолок – это создавать защитный каркас. Я слышал истории о наших предках, которые путешествовали по рекам, будучи растворенной в них кровью, и умели собрать себя обратно. На такое даже я не способен! Но это-то, может, и враки.

– У нас в школе много времени уделяют рисованию и черчению, – сказал я. – И анатомии тоже.

– Теперь понимаешь, почему?

– Да, – сказал я. – Понимаю.

Ванечка рассматривал свой цветок, а я не был уверен, что смогу взять его в руки.

– Есть еще интересность, – сказал Жорж. – Языки в Космосе знать нужно далеко не везде, есть автоматические переводчики и все такое, но кое-где, на отсталых планетках, это еще годится. И всегда можно обратиться к другому солдату, который этот язык знает. К его знаниям, полученным однажды. Черви связаны, они между собой общаются, передают информацию. Мы можем смотреть воспоминания друг друга, а иногда и ощущать эмоции. Впрочем, это чаще бывает неудобно.

– Ужас какой, – сказал я. – Не хочу быть связанным с Борей.

– Да, – сказал Жорж. – Есть люди, чьих воспоминаний я не касался бы трехметровой палкой, но что поделаешь, так уж мы устроены. Немногим мы нравимся. Это забавно: чего только люди сейчас с собой не делают, а вот мы все еще вызываем у них отвращение.

– А мне Андрюша сказал: это потому, что у нас черви в этой, как ее, сперме!

Я пихнул Ванечку локтем в бок.

– Веди себя прилично!

– Это Андрюша сказал, а не я.

Но Жорж ни капли не смутился.

– Да-да, микроскопические черви. Поэтому, если вы не такие умники и красавцы, как я, вам будет сложно убедить девушку в том, что вы чудесны и безопасны. Мне кажется, это нечто вроде древней защитной реакции, как трипофобия.

– Что такое трипофобия? – спросил Ванечка.

И Жорж показал. Не буду описывать, но его ладонь произвела на меня менее положительное впечатление, чем в эпизоде с плотской гвоздикой.

– Фу!

– Фу!

– Вот так, – сказал Жорж. – Всё, малыши, теперь пора отчаливать. Вспомните счастливчика Жоржа, если вдруг попадете в Космос.

– Уж я как попаду! – сказал Ванечка.

Жорж поднялся, резко крутанулся на пятках, снял свою красивую шляпу и отвесил нам забавный и изящный поклон.

Мы с Ванечкой остались сидеть на скамейке.

– Ой! Сколько бычар после него осталось!

Я сказал:

– Прекрати, пожалуйста, их курить.

– А что? Он же не бомж, не заразный какой. И цветок красивый.

– Он тебе намочил карман.

– Ой, карман кровавый.

Ванечка вытащил цветок, а потом спрятал снова.

– Хуже не будет.

– Я знал только одного солдата, – сказал я. – И он никогда нам ничего такого не показывал. Только Володя один раз нам рассказал, как товарищ Шиманов забыл ключи, и тогда он вставил косточку в замок, как отмычку, и там она проросла в пазухи замка, и он открыл дверь.

– А как он почувствовал, где пазухи?

– Наверное, нарастил там какие-то нервы, чтобы ощущать, я плохо себе это представляю, если честно.

– Но это круто, – сказал Ванечка. – Мой папа так никогда не делал. Он мне вообще ничего не показывал. А мог бы грабить все дома. Хорошо, что он не грабит все дома. Это было бы как-то плохо.

– Да, – сказал я. – В этом я с тобой согласен.

– А вам вечером кефир не дают больше фруктовый?

– Не дают, – сказал я. – Нам можно пить всякое, но кефир почему-то считается едой.

– А я думал у тебя попросить, раз ты теперь только мясо ешь. Так грустно. А почему не сбежишь?

– Что? – сказал я. – Что ты имеешь в виду? Я хочу посвятить жизнь своей Родине. Для меня это очень важно. А ты совсем глупый, раз ты не понимаешь.

– Не понимаю, – согласился Ванечка. – Сбежал бы, и как бы тебя нашли?

– Когда наши родители подписывали согласие, мы сдавали разные пробы, – сказал я. – Чтобы космическими машинками нас везде можно было вычислить. Ты нигде не спрячешься, найдут меньше, чем за сутки. И это правильно, потому что свои обещания нужно выполнять.

– Ой, ужас, ужас, – сказал Ванечка. – Я бы тогда всех убил.

– Ты знаешь такое выражение? Если ты плюнешь в партию, партия утрется, если партия плюнет в тебя, ты утонешь. Не шагай против коллектива. Убьет он всех, тоже мне.

Я разозлился, но в то же время мне стало необъяснимо приятно, что Ванечка все пытается понять меня, понять, как я живу. А он вдруг резко развернулся и обнял меня.

– Что ты делаешь?

– Жалею, – сказал он.

Запись 51: Прогулял полдник

Выяснилось, что я опоздал на полдник. Я повинился Максиму Сергеевичу, а он мне только сказал:

– А тебе, Жданов, в Москве строем ходить не надоело?

Я не нашелся что ответить.

Но теперь я знаю что ответить: мне не надоело, и мне кажется, что нам сейчас не хватает дисциплины.

Запись 52: Хуесциплины

Хуесциплины нам не хватает.

Запись 53: Ужас

Пусть эта запись останется очередным свидетельством твоей личностной деградации, Борис.

Запись 54: КАК МИНЯ НАШЛИ В ЛИСУ

АРЛЕН ПАПРАСИЛ МИНЯ НАПЕСАТЬ ПРО МИНЯ. ВОТ КАК НАПЕШУ!!!

АДНАЖДЫ МАЯ МАМА ПАШЛА В ЛЕС САБИРАТЬ ЯГАДЫ. АНА ОЧИНЬ ЛЮБИТ ЯГАДЫ РАЗНЫЕ. И АНА ПАШЛА ТУДА В ЛЕС И ЗАБЛУДИЛАСЬ ОЧИНЬ СИЛЬНА И БРАДИЛА ДО САМАЙ НОЧИ И ЧУТЬ НИ