Мужчина что (не) надо (СИ) - Рымарь Диана

Причем подгрызала с двух сторон!

Стало дико стыдно перед Степановым за то, что дала слабину. А ведь шеф так красиво начал за ней ухаживать, в ресторан позвал, чудеса чуткости и терпения проявлял. Ну и что, что спать с ним не хочется, разве так уж необходимо это физическое притяжение? Вон сколько боли от него! Оно могло еще и появиться, кстати.

А по поводу Тимура… Муж, конечно, гад и сволочь, и ей совершенно не стоило поддаваться на его мерзкую провокацию. Но вчера, когда уходила от него, в глазах Акулова промелькнуло что-то такое, от чего у нее екнуло сердце.

Тимур, конечно, сильно изменился за полгода — это выражалось практически во всем. Стал внимателен, причем даже в самых маленьких мелочах — не только шкафчики в ее квартире починил, но даже какую-то там прокладку в кране ванной поменял, и тот волшебным образом перестал течь. Продукты покупал, хотя Ангелина и не просила даже, вкусностями закармливал, свозил жену с дочкой по магазинам, и теперь у Веры был абсолютно новый зимний гардероб по размеру.

Тимур не жалел на них ни денег, ни времени. К Вере, кстати, наведывался почти ежедневно, что Ангелину очень радовало. Наконец и на улице дочки наступил праздник: это же так приятно — знать, что тебя папа любит!

Сколько игрушек она получила — не счесть.

А главное — сколько восхищений от Акулова услышала Ангелина: Верочка то, Верочка се… Она буквы учит, считает на английском до пяти, гений как пить дать, а как бесподобно танцует! Будто раньше не замечал, какой замечательный ребенок у них растет. За своей работой ничего не видел, что ли? Разве такое возможно?

Как бы то ни было, изменениям Акулова Ангелина радовалась, хоть и запоздали они сильно.

Если бы муж вел себя с Ангелиной так раньше, еще и не изменял при этом, счастливее ее не было бы женщины в Краснодаре. Но ведь не вел! И какой пережаренный петух обклевал его филейную часть, раз он так резко сюда примчался из Питера ее обхаживать?

Сердце каждый раз предательски болело и кровоточило, когда Тимур пытался заикнуться о том, чтобы помириться, снова стать семьей.

Наверное, другая его давно простила бы, но…

«Предал однажды, предаст дважды!» — учила мама. Долго учила, буквально скалкой вдалбливала эту самую важную в жизни истину.

И ладно бы предал один раз, но нет, предавал регулярно и со вкусом.

«Нельзя прощать!» — твердило ее обиженное внутреннее я.

Ангелина сегодня почти всю ночь не спала. Разрывалась между желаниями сердца и разума, тогда как низ живота сводило от приятных и в то же время таких стыдных воспоминаний о пережитом.

«Мне нужен тайм-аут!» — наконец решила она, проходя по коридору.

С тех пор как здесь появился Тимур, коридор стал напоминать настоящее минное поле. Никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом.

Наконец, свернув к своему офису, Ангелина увидела Тимура и невольно вздрогнула. К слову, он стоял возле двери в свой кабинет не один, приглашал войти женщину лет пятидесяти — очень представительную даму с очками в пол-лица, в деловом костюме, с убранными наверх черными волосами.

«Нашел новую клиентку», — подумала Ангелина.

Она старалась идти к своему офису как можно медленнее, чтобы Тимур успел зайти к себе. Но хитрец быстро разгадал ее маневр и показательно встал, дожидаясь.

— Привет, ты как? — спросил, когда она подошла.

— Нормально. Поздравляю с новой клиенткой.

— Это не клиентка, Лин, это моя новая помощница, вчера провел собеседование, она мне подошла по всем фронтам. Очень опытная.

— Помощница? — свела брови у переносицы Акулова.

— Ну ты же не захотела… Учти, для тебя у меня всегда вакансия открыта.

Тимур ушел к себе, а Ангелина осталась стоять и хлопать ресницами.

«Значит, и правда не взял к себе Карину…»

К такой помощнице при всем желании не поревнуешь.

Глава 60

Чужое дело

— Привет, — услышала она за спиной проникновенный бас Степанова.

По спине пробежал холодок — от испуга.

— Ой, Игорь Геннадиевич, что ж вы так подкрадываетесь?

— А почему в коридоре стоишь, Геля? Пойдем, я тебе кофе купил. — Он продемонстрировал ей два закрытых стаканчика из кофейни, что находилась неподалеку. — Ты же любишь капучино с корицей, да?

«Мама дорогая, он запомнил, какой кофе я люблю… — простонала про себя Ангелина. — Я самая жуткая врушка из всех… Не-е-ет, даже не так: я — грязь под ногами этой самой врушки, вот!»

— Спасибо, Игорь Геннадиевич! — Ангелина постаралась замаскировать под улыбкой сильнейшее чувство вины и поспешила за шефом.

— Пожалуйста.

Он проводил Акулову до ее рабочего стола, а потом поинтересовался:

— Ты и дальше будешь называть меня по имени-отчеству?

— Я… э-э-э… В офисе буду! — вышла из положения она.

— Ясно, — усмехнулся Игорь. — Я купил билеты в театр на послезавтра, ты, главное, там меня так не называй, а то подумают, что папик дочку выгуливает. Любишь театр, Геля?

— Конечно, — кивнула она.

Кто же не любит красиво одеться и посмотреть что-нибудь увлекательное?

Рабочий день закрутился, завертелся, и на какое-то время Ангелина забыла о шефе, муже и даже о своем гадком поступке, с головой погрузилась в документы.

Из рабочей нирваны ее вырвал резкий стук в дверь. А потом на пороге, подобно Смерчу Геннадиевичу, вдруг появился какой-то брюнет в клетчатом пиджаке. Виски его черной шевелюры изрядно посеребрила седина, а кожу избороздили морщины, хотя мужчина был подтянутым.

«Лет сорок — пятьдесят», — попыталась навскидку определить его возраст Ангелина.

Отчего-то он показался ей смутно знакомым, но припомнить, где его видела, Ангелина не смогла.

— Мне к Игорю Геннадиевичу. Срочно, — пробурчал он, насупившись.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Виктор Алексеевич Прутский! Я уже общался с ним вчера по телефону.

Имя ей тоже показалось смутно знакомым.

Ангелина поспешила доложить. А когда клиент прошел в кабинет к Смерчу Геннадиевичу, шеф тут же затребовал два кофе.

Акулова поспешила выполнить приказ.

Поставила на поднос две чашечки черного кофе, сливки, сахарницу. Добавила к ансамблю вазочку с конфетами и со всем этим добром вплыла в кабинет начальника.

Принялась расставлять на столе Степанова принесенное и невольно обалдела от рассказа Прутского.

Тот, ничуть ее не стесняясь, вываливал на Игоря Геннадиевича свои проблемы.

— Она мне еще грозить адвокатами будет. Она-а-а! — говоря это, клиент буквально брызгал слюной и так активно размахивал руками, будто от комаров отбивался. — Всю жизнь просидела на жопе ровно, домохозяйка фигова. Двадцать пять лет я эту сучку, жену свою, содержал, представляете? Двадцать пять лет вкалывал как проклятый, рубль к рублю, копейка к копеечке. А она жопу растила… Аргумент у нее — я тебе троих детей родила, а ты меня на улицу… И что? Они ведь уже выросли! Младшей вот уже скоро четырнадцать стукнет, здоровая деваха, пахать на ней можно. А жена всё драит квартиру сама, готовит ведрами, наверное, чтобы я разжирел вконец. На тебе оливьешечку, на тебе тортик, Витюша. Я решил: хватит с меня. На старости лет сделаю что-то для себя. Нашел себе девочку для души, сказал честно: ухожу, надоело. Так жена в истерику! А ничего, что я четверть века на нее пахал? Пусть катится из моей квартиры! И чтобы ей от меня и рубля не досталось, дармоедке такой, чтобы ехала в свое село к маме и там с ней жила, мне плевать! Ишь ты, судом она меня пугать будет… адвоката она наймет… На мои же деньги?

Клиента трясло от злости.

И Ангелину тоже.

Зато Смерч Геннадиевич, сидевший напротив Прутского, с большим сочувствием тому кивал, всем своим видом показывал, что понимал его.

Акуловой аж треснуть шефа захотелось. Будь ее воля, взяла бы со стола папочку, свернула да отходила ею Степанова по башке за подобное сочувствие.

Голос шефа пробрался в мозг, как диверсант сквозь колючую проволоку: