Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

К своему телу она относилась двойственно, то есть как к сменной одежде – рабочей и домашней, а «масок» в ее разнообразном гардеробе было хоть отбавляй. По окончании работы эти личины «снимались» и прятались в закоулках сознания, та же часть души, нежно сберегаемая, была скорее недотрогой, заботливой хозяйкой, женой, матерью, или кем еще положительным она себя могла представить, попав в свою небольшую, уютную квартиру.

Все эти личины и маски, и то «загрязненное» развратом тело, Алексей настоял «выбросить», одновременно избавившись и от специфических вещей, так и сказав, а точнее объяснив, что вместе со всеми причиндалами уйдет и вся мерзость, обволакивающая, как ему казалось, далеко не погибшую, чистую душу. Поверить ей в подобное было трудно, особенно в то, что и он сможет ее отчистить в своем сознании и воспринимать, как обычную женщину, а не как продажную шлюху.

Но вот как раз у него-то с этим проблем и не было. Правда настаивая выбросить, все до последнего предмета, Алексей позволил оставить лишь то нижнее белье, которое не участвовало в «работе», справедливо замечая, что не само расставание с привлекательностью дорогих кружевных шмоток, печалило ее саму, а скорее потеря того воздействия, оказываемого на мужчин этими вещами, надетыми на ее тело. Теперь же, что бы обратить на себя внимание, нужно быть просто естественной, что у нее так хорошо получается, и прислушиваться интуиции. А опасения – просто неуверенность перед непривычным будущим…

…Вкусный обед, приготовленный Миленой был съеден, они вместе, как всегда, убрали со стола. По привычке, Алексей взялся деловито мыть посуду, будучи уверен в том, что это не женское дело. Под журчание воды девушка в очередной раз говорила, что кажется, потеряла не только свой шарм, но и уверенность в том, что нравится мужчинам. Ей очень хотелось что бы он опроверг сказанное своим поведением или, хотя бы, блеском глаз, но все что она не предпринимала, правда не так явно, им словно не замечалось. Разумеется эта неуверенность гипертрофировалась, что бы он не говорил и не объяснял. Ей не столько был нужен сам секс, сколько именно мужское внимание, и именно этого человека.

Изредка оставаясь у нее на ночь, он засыпал, во-первых почти мгновенно, а во-вторых всегда выбирал в виде ложа все что угодно, но не ее кровать, на которой, засни он только, и она не оставила бы ему ни единого шанса ускользнуть не соблазненным – и проснуться бы не успел!..

…Недавно услышав по телевизору о страшном убийстве четверых человек, и увидев фотографии погибших, снятые с их документов, а потом мельком охваченную картину места преступления, она без «задней мысли» радостно бросилась его обнимать. Сильно прижавшись, Милена почувствовала жар его тела, и упругость мышц, особенно в одном…, причинном месте – он хотел ее, как минимум был возбужден! Хотел, но не подавал виду. Милена застыла от изумления и уже было ринулась в бой, но он как-то по родительски поцеловал ее в лоб, погладил по голове и сказал:

– Хороший мой – это еще не все твои враги, а только те, о которых ты помнишь… или еще помнишь… – Разумеется речь шла о показанном по телевидению убийстве «Юрка» с тремя «лианозовскими» – из новостей это было воспринято двояко…

…Ему нравилась эта «атаманка» – полудиван полукресло, сидя на которой он опять не хотел сдаваться. Что роилось в его голове не трудно было понять человеку, тоже потерявшему любимую женщину и ребенка и до сих пор не обретшему новую жизнь, которая могла стать счастливой, обрати он на нее внимание.

Наверное просто нужно было время и терпение с ее стороны, а с его… – вот здесь все было гораздо сложнее. Именно сложнее, как минимум потому, что решать сложнейшие задачи, работая на два фронта, не засветив не одного из них, противостоять унынию потери да еще думать, как спасти ту, которая так и льнет к нему, изо всех сил, стараясь привязать к себе и создать еще одно слабое место!

Ответить на это, когда везде мерещилась Ия – в воспоминаниях, сравнениях, противопоставлениях иии…, и еще многое, подсознательно не лежащее на поверхности, но бывшее таким же очевидным, как и опасность, грозившая Милене. У него начало появляться чувство привязанности к ней, и слейся он воедино в порыве чувств с ныне желанной…, конечно желанной девушкой, и страх потерять ее может достигнуть размеров шизофрении.

Он же пока, не был уверен ни в чем, свою жизнь считал подвешенной на волоске над самой пропастью и был прав, как будет в этом отношении прав все последующие десятки лет своих странствий по лезвию бритвы, на удивление себе и другим оставаясь живым, правда и таким же одиноким.

Одиночество его не будет выглядеть одиночеством, к которому привыкли все, кто об этом когда либо задумывался. Это не одиночество тела, или сознания, но души, где с каждым годом будет скапливаться все больше боли и усталости от неё. Он не сможет этого никогда выплеснуть полностью, хотя бы потому, что на это не хватит времени, а если бы и хватило, то вряд ли стало бы понято. Ибо понять возможно лишь пройдя тот же путь, тем же человеком, в тоже время и в тех же обстоятельствах.

Сегодняшние обстоятельства, подсказывали, что обретя эту женщину в душе и потеряй ее, как потерял Ию, он не сможет не просто жить хоть как-то, а вообще даже существовать. Хотя, как стало уже понятно – жизнь на пределе возможного стала его профессиональной особенностью.

«Солдат» постарался объяснить о своих опасениях, но не стал, да и не мог раскрыть все карты, а соответственно не был и понят девушкой, которая предположила было на мгновение – он боится!

Да нет, не может быть! Милена хорошо знала, как выглядят люди подверженные боязни, или чего-то опасающиеся. Этот же взгляд не выражал ничего подобного, встречаясь с ее, да и любым другим, застывал в чем-то, напоминающем маловыразительную улыбку, причем одними глазами, что создавало впечатление полного отсутствия опасности и внутреннего позитива. Что было понастоящему в этом сознании, могло сказать лишь время и то в виде предположений…

«Крепость» стояла, неуверенность барышни росла, как и не удовлетворенность собой, все это выражалось в эмоциях, которые мог видеть лишь один человек – тот, который был сегодня у нее в гостя, а других-то и не было, и не могло быть вовсе!

Конечно, он все это видел и все понимал, но дальше полумер пойти не мог. Что-то предпринять было необходимо или что-то дать взамен – эту самую уверенность, но только так, чтобы она пришла не из его доказательств и объяснений, а изнутри ее собственного сознания, так сказать интуитивно подтвержденное ей самой.

Осознав это, Алексей, уже домывая посуду и видя что отступать уже не куда прямо сейчас, предложил Милене небольшой эксперимент, обоюдополезный, и заключающийся в том, что бы девушка разделась, прося при этом снимать по одной вещи. Сначала это вызвало у нее злость и даже какое-то в нем разочарование, мол такой же как и все, хотя сама еле сдерживалась, чтобы не прыгнуть на него, еще пять минут назад.

Но он, не обратив внимание на эту реакцию, сел в кресло и как-то безразлично, отсутствующим голосом произнес целую неожиданную тираду:

– Дело не в том, что ты будешь ощущать при этом и какое именно произведет это впечатление, а в том, что именно сможет воздействовать на меня, как на мужчину, и тебе это нужно постараться прочувствовав, осознать в первую очередь. Почему-то я убежден, что нижнее белье, которое ты сегодня с утра одела, стоит в этом списке где-то в самом низу, а мой здоровый организм начнет реагировать еще до того, как ты снимешь джинсы… Прошу вас мадам, и включите какую-нибудь композицию с буйной экспрессией…, да…, самое главное – старайся это делать не как у шеста, а обыденно, будто ты одна…, совершенно одна…, но очень хотела бы, чтобы твое одиночество разбавили… – Сказанное ошарашило – еще никто не ставил над ней такие мудреные опыты… – нет, конечно, она и плясала и раздевалась, и по просьбе клиентов, и по подсказке своей интуиции, перед ними же, но никогда так, чтобы попробовать прислушаться к своим чувствам и ощущениям, в комплексе пытаясь разобраться, что же именно задевает в ней мужчин. И вдруг она поняла – осознание того, что цепляет не столько внешнее, поборет появившийся комплекс, связанный с увечьем.

В идеале каждая женщина должна не только знать, но и в совершенстве этим пользоваться, а значит, как минимум, владеть, причем не столько для кого-то, сколько для себя. Но как мы все можем убедиться, удается это единицам и то скорее не из-за совершенно точного понимания этого, а следуя подсказкам своей интуиции, что тоже, мягко говоря, очень редкая удача для женщины и большая опасность для мужчины.

Всегда все эти действа были рассчитаны на других. Это ее сковало и как-то заставило почувствовать себя не удобно – и это у себя-то дома:

– И как бы ты хотел, что бы я это делала?… В такт музыке?… Мы ж даже ни разу не переспали… – Но он почему-то не хотел этой темы касаться и заговорил несколько о другом: