Ленивый сын - Ив Лангле

— Конечно, ты мне интересна. — Что-то в Изобель привлекало его, как ни одна женщина. Но хватило бы этого, чтобы быть вместе вечно?

— Я более чем заинтересована в тебе, Крис. Я люблю тебя. Думаю, вопрос в том, любишь ли ты меня? — Она задала этот вопрос прямо, и он, возможно, вздрогнул. Ещё одно неприятное слово на букву «Л», о котором его мама, Кларис, предупреждала. Действительно тяжёлое слово на букву «Л». И он должен его избегать. — Не утруждай себя ответом. Я начинаю понимать, насколько была неправа. Не стоило беспокоиться. Ты такой же, как все парни. — Выражение её лица причинило боль, а разочарование ударило прямо в сердце.

— Послушай, то, что я не могу произнести слово на букву «Л», ещё не значит, что мне всё равно. Ты мне очень небезразлична.

— Просто не настолько, чтобы жениться и хотеть чего-то большего, помимо перепиха. — Вульгарное слово слетело с её языка и хорошо сочеталось с суровым взглядом. — Ну, тебе не о чем беспокоиться. Не обязательно жениться на мне. На самом деле, можешь притвориться, что мы никогда не встречались. Я планирую именно так и поступить.

Не попрощавшись, с глазами, полными слёз, Изобель побежала к двери. На мгновение он разинул рот. Как всё пошло по такому пути?

«Потому что ты грёбаный идиот. Ты любишь её».

«Я не могу».

«Но люблю».

И всё же брак…

К слову о постоянстве. Это означало, что она чего-то ожидала бы от него, а что он мог предложить?

«Ничего».

У него не было денег. Пока.

Он не завоевал мир. Пока.

Он даже не был уверен, кто такой. Пока.

Изобель это не волнует. Она не просила ни богатств, ни титула, ни даже родословной.

«Она хотела только одного — меня».

Она — единственный человек, который хотел Криса таким, какой он есть, а он отшил её.

«Я такой чертовски глупый. Что я делаю?»

— Изобель, подожди. — Он бросился за ней и боролся с дверью, фигня застряла в косяке. Когда она, наконец, распахнулась с треском раскалывающегося дерева, он ввалился в пустую церковь. Она не могла уже уйти.

Он пробежал мимо скамей и с грохотом распахнул двойные двери, пока, спотыкаясь, не вышел в прохладный вечерний воздух. Он увидел, как она быстро идёт по тротуару, и снова крикнул:

— Изобель. Стой. Вернись.

— Нет. Отвали, — закричала она с такой острой болью, которую он чувствовал физически.

Над головой прогрохотал гром, и ударила молния. Буря налетела из ниоткуда, но ему было плевать. Крис побежал за ней, топая по неровному тротуару.

— Изобель. Остановись! — Он вложил силу в слова.

Но не подействовало. Она показала ему средний палец, прежде чем скользнула в машину. С электрическим воем её машина рванула с места, оставив его пялиться на задние фонари.

«Что я наделал?»

Убедился, что будет один, и ему это ни капельки не понравилось.

— Чёрт! — Он топнул и ушиб палец на ноге, проклиная боль. Но это ночное шоу просто не дало передышки, и он споткнулся на неровном краю тротуара, позорно приземляясь на задницу.

Это не осталось незамеченным.

— Осмелюсь сказать, ты не самое грациозное создание. А я-то думал, что никто не может быть таким глупым и неуклюжим, как сын Харона.

Крис уставился на напыщенного чувака, называющего себя Дьяволом.

— Опять ты? Я думал, тебя съел трупный монстр.

— Да ладно. Я даже не вспотел. Но испортил отличный костюм, когда обрушил атомную бомбу. Вот почему пришлось сбегать домой и переодеться. Внешний вид очень важен. Как и ложные заявления.

Крис застонал.

— Слушай, ты не хочешь называть меня своим сыном, ну, и ладно. Ты мне не нужен. Мне никогда не был нужен отец, так зачем он сейчас?

— Вот в чём загвоздка. Слишком много людей говорят о предполагаемом Антихристе. Спрашиваю, правда ли это. Люди гадают, грядёт ли конец света, и если да, мне нужен новый наряд.

Этот парень реален? Неудивительно, что культы искали нового лидера, который привёл бы их в современную эпоху.

— Слушай, дедуля, почему бы тебе не вернуться в Ад и не поиграть со своими демонами, или душами, или чем ты там занимаешься, и не оставить всю эту историю с захватом мира мне. — Потому что Крис, в конце концов, всё поймёт, сразу после того, как найдёт способ заставить Изобель простить его.

Люцифер сложил пальцы домиком и посмотрел на него.

— Я не могу уйти, потому что ты — проблема. Я не люблю проблем. Они мешают играть в гольф и трахаться. Нам нужно разобраться с этим дерьмом раз и навсегда.

— И как именно? — Крис поднялся и отряхнулся. — Закажешь набор ДНК, и сделаем пару мазков.

— Я тебя умоляю. Всё это мошенничество, чтобы мужчины были обязаны платить алименты. Никогда не соглашайся на это. Никогда.

— И что ты предлагаешь нам делать? — Крис скрестил руки на груди.

— Думаю, нам следует начать со снятия нескольких заклинаний с тебя. Давай посмотрим, кто ты на самом деле, мальчик. — Люцифер подался вперёд и обхватил Криса за шею.

Крис чувствовал, как каждый палец вдавливается в плоть, перекрывая доступ кислорода и обжигая. Он бы задохнулся, если бы мог сделать вдох. Он бы забился в конвульсиях, если бы его тело не изогнулось дугой, испытывая сильную боль.

— Чёртова древняя вавилонская магия. Отвали от этого мальчика. — Изо рта Люцифера вырвалась смесь старого и нового английского, плюс несколько слов, которые не имели смысла. Это могло показаться чепухой, но она причиняла чертовски сильную боль, такую сильную боль, что Крис открыл рот и закричал, но не издал ни звука. Даже не пискнул. Каждое нервное окончание кричало, как будто что-то отделилось от него, что-то, что было прочно связано с его кожей и душой. Она оторвалась и унесла с собой часть его самого. Забрала человечность, которую он носил как плащ, и ложь, которая покрывала его с головы до ног, разоблачая кто он.

Едкий запах дыма наполнил воздух. Молния, вспышка за вспышкой, ослепила. Но не скрыла от него факт, что он смотрел в радужки, в которых плясали языки пламени, в то время как из ушей и носа Люцифера валил дым. Крис мог бы поклясться, что видел изогнутые рога изо лба мужчины.

Затем, внезапно, с последней раздирающей, мучительной агонией, которая на мгновение остановила сердце, всё прекратилось. Боль исчезла, и всё же в Крисе не было ничего прежнего. Он упал на колени, упираясь руками. Крис долго сидел сгорбленным, грудь вздымалась, будто пробежал марафон, чего никогда не сделает. Слишком