Глоток Солнца - Евгений Серафимович Велтистов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Машинная шизофрения? — серьезно спросил Бригов. — Сумасшедший с Ориона — я тебя правильно понял?
— Точный диагноз пока бы не ставил, — иронично отвечал психолог. — Мы еще не знаем устройства системы. Однако, проанализировав с этой точки зрения тактику облака и все его сообщения, особенно тот блок записей, который принес нам Снегов, Центр Информации составил примерную модель машины.
Питиква включил экран, и началась пляска столь сложных математических символов, уравнений, графиков, что я сразу же сдался, стараясь не пропустить только выводы — общечеловеческие, понятные слова. А они гласили примерно следующее: в сложнейшей конструкции приматов, в облаке, работала только часть информационно-программного устройства, остальные системы или не принимали активного участия, или же были повреждены.
Воцарилось молчание.
Невозмутимый Аксель Бригов вскочил с места, забегал по залу.
— Еще не хватало лечить космических идиотов, — бубнил он под нос. Потом остановился, резко повернулся к врачу: — Ты, Джон, все это придумал, ты и расхлебывай!
— Успокойтесь, — сказал представитель Совета, хотя, судя по блеску глаз, он и сам был не менее других взволнован неожиданным выводом. — Что вы предлагаете, доктор?
— Как сказал Аксель Бригов — лечить. И лечить не менее терпеливо, чем больного человека. Я нисколько не шучу. Во-первых, путем переговоров Центра Информации с облаком, для чего будет составлена специальная программа: надо уточнить характер нарушений. Сейчас я бы сказал так: комплекс превосходства — это та функция, которую присвоила себе и последовательно разрабатывала действующая часть машины. Во-вторых, поймав облако на логической несуразице, дадим ему возможность исправить свое устройство. А именно: объявим, что мы включим установки, которые его уничтожат.
— А если оно будет обороняться? — спросил представитель Совета.
— Думаю, что самосохранение для него гораздо важнее, чем все остальное. Машину без этого основного правила не станут посылать для разведки планет.
— Если не подействует психологический эффект — что дальше?
— Тогда мы включим установки, — спокойно продолжал Питиква.
— Но будет взрыв! Мы его взорвем, так и не узнав, что это было.
— Взрыва не будет. Мы включим другие установки-излучатели. Сильный электрический разряд встряхнет облако. А поскольку мы имеем дело с машиной, которая мгновенно распознает, смертельный этот удар или полезный, она не применит никакого оружия защиты. В этом и состоит мой план.
— Итак, борьба с Наполеоном, — согласился Аксель Бригов.
— Не с Наполеоном, а с машиной, возомнившей себя Наполеоном, — поправил представитель Совета.
Всю неделю Центр Информации Земли вел переговоры по лучам мазеров с висящим шаром. Это была борьба идей на предельной для машин скорости. Совет ученых согласился с гипотезой Дж. Питиквы. Она была проверена, и Верховный Совет одобрил план действий.
…Над Байкалом солнце стояло в зените, когда около ста экранов были подключены к специальным камерам, поднятым на гравипланах. За резные двери института я попал только с помощью Бригова, который выудил меня из толпы сотрудников, жаждавших проникнуть в зал. Он гудел от голосов, этот огромный сводчатый зал, где несколько дней назад нас было всего четверо.
Но вот стихло. Я увидел вытянутый, как корабль, желтый остров — он резал острым носом набегающие волны. Золотые крыши домов, серый куб за глухим забором, безлюдные улицы. Все уехали. Кап, Мишутка, Лена — где вы сейчас? Где-нибудь на материке, вы ведь так говорите. Странный пустой город. Как новые сети, брошенные на берегу.
Сейчас на облако направлены все взгляды. На него — все установки. На него — тонкие лучи мазеров. Удастся ли?
Голос Питиквы за кадром:
— Объявлено, что через пять минут будут включены излучатели.
Напряженная тишина. Та же картина: остров — поселок — облако… Облако — поселок — остров…
— Не отвечает, — говорит Питиква.
«Не удалось. Оно не в состоянии перестроиться, — думаю я. — Что дальше? Удастся ли дальше?»
Я знаю: еще несколько минут, и в облако вонзится сильный разряд. Если Питиква прав, он встряхнет, включит всю систему. Если облако не поймет и ответит смертоносным излучением — блеснет огонь взрыва.
Зал ахнул: вспышка озарила облако. Все вскочили, но это не взрыв. Вон оно — облако, на своем месте. И город. И остров. И море. Просто облако просияло.
И во весь экран лицо Питиквы. Усталое лицо.
— Поступили первые сообщения, — спокойно говорит он. — Система облака включилась в нормальную работу… — Пауза. Питиква продолжает: — Облако возвращает гравилет с пилотом Сингаевским…
Медленно и спокойно, как из обычной серебристой тучки, вынырнул желтый гравилет. Медленно, круг за кругом парил он над морем, приближаясь к берегу. По этим кругам я догадался, что гравилетом управляли приборы. Вот он сел на высокий каменистый берег. И тут же рядом опустился санитарный вертолет, перекрещенный красными полосами. Врачи бегом к гравилету. Вытащили неподвижного, с болтающимися, как у тряпичной куклы, руками и ногами пилота, перенесли в свой вертолет…
Экран погас.
…Я брел по коридору, ничего не видя, ничего не соображая, твердил про себя:
«Все, все. Вот и все».
За стеклянными стенами, в залитых солнцем залах работали сотни машин, каждая из которых была клеточкой гигантского электронного мозга планеты. Шел обмен опытом двух разных цивилизаций. Великий обмен информацией.
Я брел по коридору, представляя, как ежесекундно рождаются новые тома, заполненные одной лишь информацией. Их надо изучать много лет. Но самый главный вывод невозможно спрятать ни в ячейках памяти, ни в толстых томах, он ясен всем: люди давно уже решили, что побеждает мужество.
Облако в этом убедилось…
Обмен длился три дня. Потом облако объявило, что продолжит полет к своей новой планете, и ушло в космическое пространство.
В самый сильный телескоп можно будет увидеть, как светлая точка делает оборот вокруг Солнца.
Больше я не встречался с Гаргой. На заседании одной из комиссий Совета я рассказал подробно о том, что происходило при мне на острове, в лаборатории профессора Гарги.
В тот же день врачи положили меня в больницу.
Не знаю, смог бы я заново пережить всю историю, когда будут разбирать это дело, смог бы снова смотреть, как красный гравилет столкнулся с шаром. Я слишком хорошо помнил каждую минуту за последние полгода. И этот человек — профессор Гарга, сжигаемый стремлением переделать
