Румынские сказки - Ион Крянгэ

— Ну, а уж как этого зовут, сама чёртова бабушка, верно, не знает…

— Назови его по имени, и я тебе тогда скажу, — ухмыльнулся Глазище.

— Даже не знаю, как его и окрестить. Назову Птицежорище, не ошибусь назвав Ширеширище — и того меньше, Вышегорище — тоже правильно будет. Назовём-ка его Птицежор-вышегор-ширеширище, — решил Белый Арап, жалея загубленных птиц, — это имечко как раз подходит к его нраву и привычкам. Наверно, это сам знаменитый Птицежор-вышегор-ширеширище, сын стрелка и внук лучника, кушак земли и лестница небесная, птичья чума и людское пугало, иначе его никак и не назовёшь.

— Смейся, смейся, Белый Арап, — ответил Птицежор-вышегор-ширеширище, — только лучше бы ты посмеялся над самим собой, потому что не знаешь, какая беда тебя подстерегает. Ты думаешь, очень просто заполучить дочку Рыжего царя? Видно, не знаешь, что за чёртова ведьма эта девка: захочет и обернётся птицей, хвостиком вильнёт — и от вас уйдёт, поминай как звали. Попусту вы туда тащитесь, напрасно только себя утруждаете, ежели и меня с собой не прихватите.

— Коли хочешь, айда и ты с нами, — сказал Белый Арап. — Сразу и за цело возьмёшься — Морозище за патлы схватишь, носом в солнце уткнёшь, может согреется немного, не будет больше зубами стучать, как старый журавль клювом, а то, глядя на него, и у меня мурашки по спине бегают.

Пристал Птицежор-вышегор-ширеширище к Белому Арапу, и пошли они дальше вшестером. Где проходили — страх наводили: Морозище дотла все леса сжигал, Голодище землю глодал, песком заедал, а сам от голода орал, Жаждище всю воду из озёр и прудов выпивал, ничего не оставлял, — так, что рыбы на суше метались, лягушки змей водяных глотали, а те ар жажды визжали, Глазище же всё насквозь, как сам нечистый, видал и только всем на удивление и на страх верещал, что ему в глаз попадал…

То серый, то белый,То робкий, то смелый,Рогатый, безрогий,С ногами, безногий.

Так и нёс он всякую чепуху несусветную.

Про луну и про звездуОн городит ерунду,Если не жалеешь уши,Побасёнки эти слушай.

А Птицежор всех птиц хватал и подряд без разбору пожирал — ощипанных и неощипанных, так что из-за этого пугала никто пернатых около дома не мог разводить.

Лишь один Белый Арап никому не причинял никакого зла, никого не обижал, а с товарищами честно делил все прибытки и убытки, да и со всеми был в дружбе: знал, что они ему понадобятся при дворе Рыжего царя. О скупости, злости и жестокости этого царя шла молва по всему миру: людей он ничуть не жалел, для него всё одно — что человек помер, что пёс околел. Но как говорится — на каждого вора найдётся свой разбойник. Думается мне, что из пяти пугал, приставших к Белому Арапу, хоть один-то справится с Рыжим царём, и придётся этому царю иметь дело с настоящими людьми, а не с безмозглыми чурбаками, как по сю пору. Только заранее знать нельзя, как всё сбудется.

Сумасшедший мир кругом,Всё в нём — будто кувырком.Вверх подняться мудрено,Но легко упасть на дно.

Вот ведь как бывает — у одного все карты на руках, у него и хлеб и нож, режет себе сколько хочет, а ты знай поглядывай, а сделать ничего не можешь! Как говорится: кто в силе, тот и кости грызёт, а кто слаб — и мякиша не разжуёт. Так и Белый Арап со своими товарищами: может, им и удастся заполучить дочку Рыжего царя, а может и нет. Пока они всё идут и идут вперёд, а там уж как посчастливится. Мне-то какая печаль?! Моё дело сказку сказывать, а ваше слушать.

Прошли Белый Арап и его спутники ещё добрый кусок пути и, наконец, дошли до того царства, дай нам, бог, много сил, потому впереди сказка ещё длинная. А как прибыли, ввалились все шестеро на царский двор — Белый Арап во главе, остальные за ним, один другого краше, наряднее да пригожее, в рваньё одеты, тряпьём убраны, совсем как рать царя Гороха.

Предстал Белый Арап перед Рыжим царём и сразу же выложил ему, кто они такие, откуда прибыли да зачем пожаловали. Подивился царь, когда узнал, что такая беспортошная голытьба, кем бы ни были они посланы, набралась наглости и без всякого зазора и стыда его дочь себе требует. Не захотел, однако, он им перечить и не дал никакого прямого ответа, а лишь приказал заночевать у него — утро, мол, вечера мудренее, и он за ночь надумает, как ему поступить. Тут же вызвал царь одного своего верного холопа и дал ему наказ уложить гостей на ночлег в терем из раскалённой меди, чтобы уснули они там вечным сном, как уже случалось с другими сватами, пожалуй, почище этих.

Побежал царский холоп и распорядился подложить под медный терем двадцать четыре сажени дров и так протопить, чтобы терем докрасна раскалился. А под вечер попросил он гостей в терем пожаловать, спать укладываться. Но Морозище не провести, он отозвал своих товарищей в сторону и тихонько им сказал:

— Слушайте вы, как бы вас бес не попутал войти вперёд меня в терем, куда нас поведёт слуга рыжего козла! До завтрашнего дня не доживёте, ежели полезете. Ведь имеем мы дело не с кем-нибудь, а с Рыжим царём, а в здешних краях давно слава идёт об его доброте небывалой и милосердии неслыханном. Я-то хорошо знаю, какой он гостеприимный и щедрый за чужой счёт. Хоть бы никому раньше его не помереть, дай ему бог три дня жизни, с позавчерашнего начиная. А доченька-то у него уродилась точь-в-точь по чёртову заказу: вся в отца пошла, да и того хлеще. Знаете, как говорится: коза через стол сиганёт, а козлёнок — через хату перемахнёт. Но ничего — нашла теперь коса на камень… Коль я с ними этой ночью не управлюсь, так и сама чёртова бабушка не сладит.

— И я так думаю, — поддакнул Голодище. — Запряг Рыжий царь своих волов в одну упряжку с чёртом, да только останутся они без рогов.

— А мне думается — отдаст он и телегу, и плуг, и волов, лишь бы от нас избавиться, — вмешался Глазище.

— Ну, хватит! — прикрикнул Морозище. — Кто болтает, тот нищает. Лучше пойдём спать укладываться, а то царский холоп ждёт нас не дождётся, с распростёртыми объятиями, ублажить нас хочет, небось стол накрыл и свечи зажёг. Ну давайте! Наточите зубы и пошли за мной!

Вот потащились они, еле ноги передвигают, друг дружке мешают, а на пороге совсем остановились. Тут Морозище дунул три раза по-своему, по-особому, и сразу стало в горнице не горячо, не холодно, а в самую пору, лучше для сна и не придумать. Вошли они все внутрь, улеглись кто где сумел и молчок. Верный царский холоп быстро запер двери снаружи, а сам злобно посмеивается:

— Нашёл-таки на вас управу! Спите теперь, голубчики, спите вечным сном, я вам как следует постелил. К утру от вас один пепел найду.

Оставил он их и пошёл по своим делам. А Белый Арап и его друзья в ус себе не дуют. Как добрались они до тепла, так совсем разомлели, начали, на радостях, потягиваться да баловаться назло ведьме, царской дочери. Один Морозище от такого тепла весь сжался в комочек, дрожьмя дрожал, колени к самому рту прижал, зубами щёлкал да всех и каждого ругательски ругал.

— Только ради вас, черти окаянные, остудил я помещение, а то для меня оно в самый раз было. Да так всегда получается, стоит только связаться с калеками немощными. Ничего, в другой раз не проведёте! Даже слушать вас тошно! Ишь, что выдумали! Вы тут не нарадуетесь, разлеглись в тепле да в холе, а я от холода подыхаю. Хорошенькое дело! Для чего же это я лишил себя покоя? Сейчас такую вам взбучку задам, что взвоете, сам спать не буду, но и вам не позволю.

— А ну, заткни глотку, Морозище! — закричали остальные. — Того и гляди рассветёт, а ты всё болтаешь и болтаешь. Вот чёртово чучело! Хватит чушь молоть, у нас уж голова вспухла. Если кто польстится в другой раз с тобой водиться, поделом ему, — совсем ты нас заговорил и головы нам задурил. Никакого покоя от тебя нет. Послушайте его только — так и тарахтит как испорченная мельница. Трещит без умолку из-за чепухи, словно с ума совсем спятил. Эх ты, тебе пристало только в лесу с медведями да волками выть, а не в царских хоромах с честным народом жить.

— Ишь какие! По какому такому праву вы мною помыкаете? — вышел из себя Морозище. — Вы из меня дурачка не делайте, а то самим несдобровать. Я человек добрый, но до поры до времени, а ежели выведете меня из терпенья, плакать будете.

— А ты не шутишь, губастенький? Уж больно ты грозен, я вижу — как рассердишься, сразу же заикаться начинаешь, — рассмеялся Голодище. — Очень ты мне люб! Засунул бы тебя за пазуху, да только уши не поместятся… Лучше помолчи малость да убери губищи свои подальше, а то наплачешься, ведь ты не один в этом доме.

— Видать, правду люди говорят — ты к нему с добром, а он к тебе со злом, — огрызнулся Морозище. — Не дал я вам войти сюда первыми, так мне за это и надо, да ещё мало. Впредь наука — кто в другой раз так поступит, пусть так же и поплатится.