Семья О’Брайен - Лайза Дженова

Кейти окидывает его взглядом, упершись руками в бока, и молчит. Поворачивается, подходит к окну и резко поднимает жалюзи. В комнату врывается свет. Джо щурится и отворачивается, солнечный день его раздражает. Он и не понимал, как темно было в гостиной. Пылинки кружатся и мерцают в воздухе над кофейным столиком, на котором громоздятся непрочитанные «Пэтриот Леджерс» стопкой, два пакета из-под чипсов и утренний картонный стаканчик кофе, о котором Джо забыл.

Кейти поворачивается и подходит к Джо. Берет с подлокотника пульт, выключает телевизор, относит пульт к телевизору и оставляет его на столике.

– Эй, – говорит Джо.

Кейти не отвечает. Она подтаскивает кресло-качалку и ставит его точно напротив Джо. Садится, а потом, вспомнив, отодвигается на безопасное расстояние. Она теперь по опыту знает, что слишком близко к отцу находиться нельзя. Можно получить от БХ удар по лицу, или тычок в ребра, или пинок в голень, а то и вовсе быть сбитой с ног. На прошлой неделе Джо стукнул Роузи локтем прямо в нос, поставил синяк. Он до сих пор видит пятно у нее под глазом, сколько бы косметики она ни накладывала. Бедняжка выглядит так, словно ее дома истязают. И во многих смыслах так и есть.

– Мама рассказала мне, что произошло, – говорит Кейти, твердо глядя отцу в глаза.

Джо не отвечает. Он хотел бы прервать ее прямо сейчас, сказать, что ее матери не следовало таким делиться, что нечего волноваться, что это не ее дело, но слова заперты в тюрьме БХ. Вместо этого он смотрит в голубые глаза дочери, видит, как борются в ее взгляде решимость и страх, вместе приковывая ее к креслу. Кейти ждет, возможно, предполагая сопротивление, но потом молчание отца несет ее вперед.

– Я не собираюсь повторять тебе всякие банальности или цитировать каких-нибудь знаменитых покойников и грузить тебя йогой. То, что я скажу, будет только от меня.

Она делает паузу, кивая на банку «Бада» в его руке. Сперва он возмущается. Он может делать что пожелает. Но потом ее яростные голубые глаза обращаются на него с таким разочарованием, что он не может этого вынести. Он ставит банку на боковой столик.

– Вот что, пап. Ты нас, детей, научил стольким вещам, которые нас и делают нами. Ты учил различать хорошее и плохое, уважать других, честно работать. Учил честности, цельности, учил любить друг друга. Да, мы все неплохо справлялись в школе, но по-настоящему нас учили вы. Ты и мама всегда были для нас первым и лучшим примером.

Джо кивает, он тронут.

– У Джей Джея и Меган будет эта штука. У нас с Патом, может, тоже, – говорит она, и в ее голос врывается страх, наполняя сотнями пузырьков каждое слово.

Джо что угодно готов сделать, чтобы защитить дочь от этого смятения в голосе. Но он и есть беспомощная причина смятения, и это его убивает. Кейти прижимает к внутренним углам глаз указательные пальцы. Рука Джо выстреливает, ударяется о боковой столик и случайно сбивает банку «Бада» на пол.

Кейти вскакивает и бросается в кухню. Возвращается она с рулоном бумажных полотенец, вытирает лужу пива на полу.

– Спасибо, малышка, – говорит Джо.

Кейти снова садится в качалку, смотрит отцу в глаза и глубоко вдыхает, прежде чем продолжить.

– Мы больше не знаем никого с БХ. Ты – единственный наш пример. Нам придется учиться жить и умирать с БХ у тебя, пап.

Джо отводит глаза и думает о своем плане. О своем безупречном плане. Это по-человечески. Он научит их, как поступить по-человечески, как победить. Пистолет. Надо проверить пистолет.

– Я не говорю тебе, что делать, пап. У меня нет ответов. Ни у кого из нас нет. Мы не знаем, что правильно, а что нет, когда дело касается БХ. Но что бы ты ни сделал, это будет твой совет нам.

Его план – пистолет. Это правильно. Вот чему он научит своих детей. Он научит их, как убить себя прежде, чем это сделает БХ. Его план – пистолет. Пистолет. Надо проверить пистолет. Он хочет встать и пойти к тумбочке, но Кейти по-прежнему смотрит на него. Проверить пистолет. Это как зуд, а он не может почесаться, и зуд с каждой секундой, что он остается в кресле, становится сильнее. Сопротивляться этой тяге мучительно.

– И, ладно, я немножко загружу тебя йогой, – говорит Кейти, и голос ее все еще дрожит.

Она подтаскивает кресло-качалку к Джо, так что теперь они соприкасаются коленями. Наклоняется вперед и кладет руки на бедра Джо.

– Если ты сейчас все закончишь, ты избежишь будущего, которое еще не случилось. У тебя все еще есть причины быть тут. Я по-прежнему хочу, чтобы ты был тут. Мы все хотим. Ты нам нужен, пап. Пожалуйста. Нам надо понять, как с этим жить.

Ее пронзительные голубые глаза останавливаются на нем с решимостью и любовью, и он видит в ней маленькую девочку без присмотра, трехлетнюю Кейти, ту часть ее истории, о которой она сама даже не помнит, но Джо выпала редкая и особая честь о ней знать. Внезапно все мысли о пистолете исчезают, и остается лишь Кейти, его смелая, красивая дочь, взрослая женщина, которая достаточно его любит, чтобы вот так сидеть с ним лицом к лицу, его малышка. И облегчение, растущее волной в глубине души Джо, куда больше и глубже, чем все проверки пистолета, вместе взятые. Он заливается слезами и не пытается их удержать. Кейти тоже плачет, они сидят лицом к лицу, два всхлипывающих дурака, и в этом нет стыда. Стыда нет нигде.

Что-то внутри Джо просыпается. Он вспоминает, как учил Джей Джея застегивать молнию на куртке и бросать бейсбольный мяч, как показывал Патрику, что надо смотреть в обе стороны, прежде чем переходить улицу, и как кататься на коньках. Учил Меган щелкать пальцами и свистеть. Учил Кейти играть в шахматы. Он вспоминает, как она в первый раз по-настоящему его победила. Он учил их обращаться с деньгами, водить машину и менять спустившее колесо, учил, как важно приходить вовремя, всегда выкладываться на сто процентов. Роль их отца была его ответственностью и честью, эта роль все еще принадлежит ему, пусть дети уже выросли. Они всегда будут его детьми. Он может сегодня же закончить все с БХ для себя, но эта часть его наследия будет жить и дальше в них.

На него смотреть было противно: сидел в темной гостиной, в грязных трениках, пил пиво до полудня, день и ночь проверял пистолет, перепугал всех до смерти. Не такой пример он хочет подавать. И у него тут же срастается новый план, целостный и ясный, мощный и непререкаемый. Вот для чего он здесь. Он научит своих детей жить и умирать с БХ. Это правильно, это действительно по-человечески.

Джо вытирает лицо рукавом рубашки и вздыхает.

– Хочешь выйти?

Мокрые глаза Кейти загораются.

– Да. Куда?

– Как насчет студии йоги?

Лицо Кейти озаряется удивлением и радостью, словно он только что предложил ей выигрышный лотерейный билет.

– Правда?

– Да, это у меня в списке того, что нужно успеть в жизни.

– Тебе понравится, пап.

– Мне нужен этот ваш коврик рулетиком?

– Я тебе найду.

– Я понятия не имею, как это делается, так что ты со мной помягче.

– Вот это в йоге и прекрасно. Нужно просто знать, как дышать.

Джо смотрит, как машинально поднимается и опускается его грудь. Дышать. Сегодня он это еще может.

– Эй, Кейти.

Она ждет.

– Спасибо, моя хорошая.

– Да ладно, пап.

– В кого ты такая умная?

Кейти пожимает плечами и улыбается.

– В маму.

Джо смеется, склоняется вперед и обнимает свою малышку со всей любовью, что у него есть, как он ею гордится.

Глава 30

Роузи в кухне, ищет свечи, пока Джо и вся остальная семья ее ждут. Они готовы приняться за первый Воскресный Обед О’Брайенов в новой столовой. Джо сидит во главе дубового стола для пикников из мебельного магазина «Джорданс», за которым можно разместить восемь человек, полно места для всех. Стол и возможность не стукаться локтями – это существенное улучшение, но Роузи все равно недовольна. Стена, отделявшая кухню от бывшей комнаты девочек, снесена, ее больше нет, Джо разрушил ее в припадке ярости, но он пока не заменил стену обещанной барной стойкой. И теперь им тесно, хоть и не так, как в кухне: от составленных вдоль стен картонных коробок со старой одеждой и праздничной мишурой, которые надо куда-то перенести или отдать на благотворительность; коробки почти подпирают спинки стульев. И верхнего света здесь нет. У девочек, когда они тут жили, были настольные лампы. В четыре часа в феврале комнату только отчасти освещает яркий свет из кухни и тусклый из коридора.

– Нашла, – говорит Роузи, победно возвращаясь к столу с церковными свечами в обеих руках.

На стеклянном стакане с первой свечой, которую Роузи ставит на стол, изображена Дева Мария, Разрешительница Узлов. На второй – святой Михаил, убивающий дьявола копьем. Роузи зажигает обе свечи от одной спички, но в комнате не становится светлее.

– Ну, как? – спрашивает Роузи.

– Очень романтично, – отвечает Меган.

– Может, принести лампу из гостиной, – предлагает Роузи.

– Садись, мам. Все хорошо, – говорит Кейти.