Роковой поцелуй - Блэйн Андерсен

— Дженни?

Она повернула голову. Это был голос Данкена. Он смотрел на нее: такая хрупкая, такая чем‑то потрясенная, вот‑вот упадет в обморок. Он протянул руку и коснулся ее плеча.

— Что случилось?

Дженни стиснула зубы. Некоторое время она не могла вымолвить ни слова. Потом собралась с силами и произнесла:

— Ничего. Все нормально.

Данкен внимательно посмотрел на нее.

— Не думаю. Но что бы ни случилось, это не стоит обсуждать в коридоре.

Они оказались в какой‑то комнате. Зеркала, шкафы… Видимо, это гардеробная Данкена. Помещение достаточно интимное. Дженни почувствовала себя крайне неловко.

— Мне пора ехать, — заспешила она.

— Дженни, пожалуйста, — он усадил ее на серое канапе. Она села, с удивлением чувствуя, что ей действительно стало легче. — Ну, а теперь расскажите, что произошло.

— Да так, семейные неприятности, — тихо ответила Дженни.

— Ваша семья — она из… — Данкен с удивлением понял, что понятия не имеет, откуда Дженни родом.

— …Нортумберленда. Около Виторна. Там живет моя мама. И брат… — рука Дженни вновь потянулась за носовым платком.

— Вот, выпейте, — Данкен предложил ей рюмку бренди. Дженни, смущенная, отрицательно покачала головой.

— Я не могу, — пробормотала она.

Ей хотелось поделиться с ним своим горем, но ей запомнилась недавняя фраза Данкена, где он дал ей ясно понять, что она всего‑навсего обычная служанка. Но почему сейчас он мучает ее своей добротой?

— Выпейте, прошу вас. — В словах его сначала звучал приказ, затем просьба. — Это вам поможет.

Дженни испуганно посмотрела на Данкена, затем отпила обжигающую жидкость. Она медленно опустила бокал и крепко сжала его пальцами, будто боялась, что рюмка с янтарной жидкостью вылетит из ее рук.

— Лучше?

Дженни послушно кивнула.

— Теперь расскажите, что случилось?

Дженни откашлялась и начала медленно говорить, надеясь, что, если она будет соразмерять слова, страдания ее не будут так видны.

— Мой брат Лиам погиб в прошлом месяце, Лайли мне только что напомнила об этом.

Данкен задумчиво подпирал ладонями подбородок. Он никогда не интересовался семьей Дженни. В отличие, видимо, от Лайли.

— Вы очень его любили?

— О, да! — Дженни зарыдала, отчего бокал опрокинулся и оставил пятно на ее серой юбке из саржи. Потеряв самообладание, Дженни бросилась на канапе и закрыла руками лицо. Она не слышала, как Данкен поднялся, как вдруг оказался около нее, как он притянул ее трясущиеся плечи к себе.

— Ну же, — утешал он ее, неловко поглаживая ее волосы. — Успокойтесь, Дженни. Все будет хорошо.

Данкен чувствовал себя неловко и пытался подобрать нужные слова для утешения, но ее близость смущала его.

Он продолжал повторять, что все будет хорошо, зная, что это не так. Данкен надеялся, что его сочувствие успокоит Дженни, но оно только усилило ее страдания, как будто он дал ей негласное разрешение излить свое горе.

Всхлипывания Дженни отдавались болью в его сердце, инстинктивно Данкен притянул ее к себе и прижался к ее виску.

— Тише, тише, — шептал он ей на ухо.

Дыхание Дженни слегка успокоилось, и Данкен почти как ребенка благоговейно поцеловал ее в висок. Поначалу нежно, но затем с усиливающимся желанием губы его касалась ее лица, пока он не почувствовал, что целует ее в губы.

Он на мгновение отпрянул, взгляд его голубых глаз искал взгляда блестящих от слез глаз Дженни. Затем, не в силах сопротивляться чувству, губы Данкена потребовали ее губ с отчаянной страстью.

Дженни с трудом понимала, что происходит, но это не пугало ее больше. Вместо страдания ее переполнил горько‑сладкий вихрь благодарности и желания. Дженни поддалась этому вихрю, и ее руки с отчаянием потянулись к Данкену.

Он заключил ее в свои объятия, и она почувствовала, как бьется его сердце. Ей казалось, что он обнимал ее душу и наполнил ее любовью. Дженни жадно прильнула к нему, а готовая выполнить любое его желание.

Данкен страстно целовал ее, а ее пальцы теребили его тронутые сединой волосы. Вдруг он резко прекратил поцелуи и разжал объятья. Данкен уставился на свои ладони, как будто не мог поверить в то, на что они только что осмелились. Он откашлялся и в страхе отпрянул от Дженни.

— Извините, — только и вымолвил он. — Все это было… непристойно.

Дженни сидела ошеломленная, губы ее все еще горели от его поцелуя. Какое это прекрасное мучение! Совсем недавно она и представить себе не могла, чтобы Данкен предложи ей свою любовь, а теперь — все?

— Я думала, что мы оба этого желали.

— Я только хотел утешить вас…

— Вам это удалось, — робко ответил; Дженни, с надеждой и страхом глядя на него.

— Надеюсь, что горе по брату не окажется слишком тяжким бременем для вас. Я понимаю, какая это для вас большая потеря.

— Думаю, это не все, что я потеряла, — грустно прошептала Дженни и быстро пошла к выходу, оправляя на ходу платье. Дверь о прихожую со стуком захлопнулась. Данкен стоял оглушенный.

Что же произошло? Он был явно не в себе Он поцеловал Дженни — в этом он был уверен. Боже, что же владело им? Что бы это ни было, он никогда, никогда себе такого больше не позволит.

Заднее колесо дилижанса с тяжестью провалилось в дорожную колею, из‑за чего Элис подпрыгнула на сиденье. Удивительно, ни только сейчас она чувствовала, что карета с открытыми сиденьями была самым неудобным видом транспорта, каким она когда‑либо пользовалась.

Остальные слуги Грэнвилла, привычные ж любым тяжестям жизни, весело болтали о скором приезде на ярмарку в Моубри.

Данкен и Лайли уехали раньше в коляске. Элис надеялась поехать с ними, но, увы… ей не удалось.

Делия, Бриджит, Джон и остальные были весьма довольны переездом. Они были рады предстоящему выходному дню и пели и играли в детские игры на пальцах, чтобы скоротать пятимильную поездку.

Джон рассказывал с мальчишеским азартом о прошлогодних играх в кегли в Хэге Хед, а Бриджит нужны были только сладости. Делия молила Бога, чтобы музыка была повеселее и чтобы было много народу.

Сто лет уже как церковь проводила этот праздник с благотворительными целями. Теперь для всех, кто приезжал на ярмарку в карете, коляске или разукрашенной повозке это был предлог повеселиться в выходной день. Джентльмены и их леди в соломенных шляпках, большинство из которых поменяли маленькие повозки на модные коляски, также старались попасть на праздник. Для бедных — тех, кто работал на хозяина — игры, пирушки и угощения были передышкой в их тяжелой жизни среди изнуряющего труда. Торговцы, пивовары могли бы хорошо подзаработать в этот день, но и они с удовольствием закрывали двери своих лавок и: вволю предавались наслаждениям.