Феодал. Усобица - Александр Логинов

Теперь татары уже не те. Царскую власть не признают, каждый бек и мурза спит и видит себя полновластным правителем. У самого людей чуть больше двух сотен — а считает себя самостоятельным правителем. Казак он и есть казак — изгой, одним словом. И грабит купцов при случае. А царю не до купцов, на троне усидеть лишь бы только.

Зато когда доберешься до Дона — смотри не зевай. Течение столь стремительно, что летишь как на крыльях. До устья Дона по течению идти — любо дорого. Но расслабляться не стоит. Чревато.

Берега могучей реки пустынны. Вот уже который день все одно и тоже однообразие. Следов человека нет. Андрей стоял в полный рост на носовой палубе ушкуя, шли под парусом, невеликая команда кораблика отдыхала. Пристально всматриваясь в берег, Андрей пытался обнаружить хоть какие-то следы присутствия жизни на столь благодатной земле. Пустое.

— Людей все ищешь? — спросил москвич. — Пустое.

— Не может такого быть, что бы такие земли и не заселены, — возразил Андрей.

— А кто говорит, что не заселены? — вопросил Вострый кнут, оторвавшись от своего занятия.

Он рыбачил. На пару с Лукой они закинули невод и теперь вытаскивали улов, бросая огромных рыб на расстеленное полотнище. Булат, вооруженный деревянной колотушкой, оглушал громадных рыбин, иначе рыбка имела все шансы выскочить обратно за борт.

Княжеский ушкуй, флагман флотилии, единственный корабль не имевший товаров на борту. Весь груз ушкуя составляли продовольственные припасы и запасы стрел для луков. Чтобы оградить стрелы от сырости их упаковали в мешки из холстины и уложили в дубовые бочки. После того, как на одной из стоянок, часть продуктов была выгружена на берег и прикопана в тайном месте, на кораблике появилось свободное пространство и часть ближников Андрея перебралась на корабль князя.

— Так который день идем, и хоть бы кто-то появился! — продолжал спорить князь.

— Боятся, — сухо сказал Вострый кнут.

— Чего боятся? — переспросил Андрей. — Торговали бы съестными припасами, — слова князя были встречены гомерическим хохотом присутствующих. Смеялись все.

— Да ну вас, — обиделся Андрей, и отвернулся.

— Торговали… Ух, насмешил, государь, так насмешил, — воевода примирительно положил руку на плечо князя. Мозолистая рука Луки пахла рыбой.

— Что смешного я сказал? — Андрей резко повернулся к воеводе, повышая голос.

— Это он что ли платить будет за припас? — Лука махнул рукой в сторону московского гостя. — Он заплатит известно как… железом. Да еще девок уведет в полон и продаст фрягам.

— А чего? — купец улыбнулся. — Кто за них спросит? Казаки…

Андрей молча уставился на сурожанина.

— Там, ниже, пойдут кочевья татарские. Вот там и поменяем хлеб на девок, — сообщил купец.

— Так ты хлеб весь мне продал, — только и мог вымолвить князь.

— Весь — да не весь, — улыбнулся москвич. — Оставил чуток для такого случая.

— И не стыдно тебе людей продавать? — укорил Андрей купца.

— А чаво? — купец нисколько не комплексовал. — Все едино сдохнут. Да и не сородичи они мне, — развел руками москвич.

— Сдохнут? — переспросил Андрей.

— Вестимо, — ответил сурожанин. — Зима ноне лютая была. Да поди падеж продолжился.

— Какой падеж?

— Так в прошлом годе у татар мор случился. А скотина завсегда гибнет, когда мор.

— Какой мор? — внутренне холодея, спросил Андрей.

— Известно какой… черная смерть, — крестясь, сказал купец.

Андрея кинуло в жар, потом в холод. Чума!

Первой реакцией князя было — бежать, бежать, бежать. Вот только куда ты с ушкуя денешься? Срочно разворачиваться! К чертям Крым, к чертям фрягов, к чертям золото, к чертям серебро!

— Ты никак испугался? — сурожанин, внимательно следил за меняющимися выражениями на лице князя.

— Да есть немного, — признался Андрей, пытаясь совладать с паническим страхом перед эпидемией.

С другой стороны, а собственно чего боятся? Чума, насколько помнил Андрей — легочная пневмония. Болезнь протекает скоротечно и без медикаментозного лечения всегда заканчивается летальным исходом.

— Я думал, ты ведал про мор у татар, — продолжил москвич. — Хлеб-то я продал тебе по цене Таны…

— И что? — Андрей уже совладал со своими эмоциями и уже мог вполне здраво мыслить.

— Как что? — удивился москвич.

— Причем тут цена Таны?

— Ну, ты, княже совсем ничего не понял? — усмехнулся предприимчивый купец, — Я тебе хлеб втридорога отдал!

— Ну, отдал, — безразлично пожал плечами Андрей. — Какая связь между мором и ценой на хлеб и продажей в рабство?

— Позволь, княже, я скажу, — поспешил вмешаться Лука Фомич. — Татары не только скот разводят. Хлеб растят еще. По весне посеют и уходят кочевать, а по осени возвращаются и собирают урожай. Знатный урожай у них, земля сама родит, сам-пятьдесят бывало, собирают бусормане.

— Сколько? Сколько? — не поверил Андрей.

— Сам-пятьдесят, — повторил воевода. А когда мор приходит, то убирать хлеб некому, оттого голод наступает, скотина падает. Вот и продают татары своих детей в рабство, больше девочек продают, они им не к чему.

— Вот на хлеб и покупаю холопок, — подтвердил москвич. — За татарок хорошую цену дают. Наши девки намного дешевле стоят.

С паузка москвича, идущего следом за княжеским ушкуем, проводник татарин стал подавать знаки, размахивая руками и громко крича, что бы ушкуй причаливал к берегу. Остальные корабли, следом за флагманским корабликом поворачивали к берегу. Паруса на корабликах спустили, гребцы сели на весла. Из всех кораблей, лишь один ушкуй смог достаточно близко подойти к берегу, остальные кораблики встали на якорь. Лодки шныряли от кораблей к берегу, перевозя людей и припасы. В суматохе обустройства лагеря, никто не заметил отсутствия проводника-татарина. Впрочем, проводник отсутствовал не долго, вскоре он уже принимал деятельное участие в приготовлении горячей пищи. Часть людей ночевала на кораблях, остальные устроились на берегу у костров. Покой отряда обеспечивали сторожи, менявшиеся каждые два часа. Самая первая вахта досталась Андрею. Увы, княжеское достоинство не освобождало Андрея от несения службы. На всякий случай, Лука Фомич, приказал всем спать в бронях и держать под рукой взведенные самострелы. Пушку зарядили картечью, на всякий случай.

Прежде чем уснуть, народ долго сидел у костра, слушая рассказы Ерофея о житье-бытье Царьграда. Никто из присутствующих никогда не был в Константинополе, даже Михайло Романович дальше Крыма не выбирался. Но русских, по словам Ерохи, в главном городе православия проживало не мало, там им отдан был целый квартал. Особенно много русских купцов переехало в Царьград вместе с московской княжной, вышедшей замуж за императора Римской империи. Этот брачный союз был выгоден обеим сторонам. Московский князь — тесть императора Римской империи. Звучит гордо. И поднимает статус правителя далекой Московии. Для Византии дочь государя московского — обыкновенная провинциальная княжна. Если бы не одно но…

В империи дефицит бюджета. Флота у империи давно уже нет, армия — обыкновенные наемники, которые пожирают финансы со скоростью саранчи. Мелкие княжества и родственники в Трапезунде готовы отдать своих дочерей в жены императору. Вот только приданое московской княжны столь велико, что можно поправить свои дела. Никакая другая принцесса не могла принести столько политических и финансовых выгод империи. Это обстоятельство решило дело.

Увы, после смерти принцессы, император горевал не долго. Было дело, заслал послов в Москву за новой невестой, но Москве уже было не до империи. Вернулись посланники императора, не солоно хлебавши.

Служилые татары, растворились в ночи. Утром они заявились обратно, уже конные и в сопровождении нескольких молодых татар. Андрей принял гостей с почетом, одарил подарками, накормил, напоил. Все как полагается. К вечеру на берег вышла целая орда. Скрипели повозки, мычала голодная отощавшая скотина, на поле у реки стало не протолкнуться от множества людей.

Потом был торг. Что могут продать кочевники? Много чего. Торговали кожами, Михайло Романович нисколько не смущался, что кожи ободраны с павшей от мора скотины. Товар он и есть товар. Был бы товар, а покупатель всегда найдется. Расплачивался купец ножами, отрезами ткани, котелками, гребнями и всякой мелочевкой.

Татар интересовали хлеб и оружие. Москвич долго упрямился, отговаривался страшной дороговизной, рассказывал, что в Тане за хлеб дадут хорошую цену. В общем, набивал цену. Через два часа, когда старшина татарская сыто рыгала, впервые за много месяцев набив до отказа пузо, они сладили. Продали москвичу пятерых девчонок. Собственно татарок было всего трое, две соплюшки — дети рабынь, рожденные в неволе. Матери у них померли этой зимой, а эти выжили. Смотреть на детей — сердце кровью обливалось. В чем в них жизнь только теплилась. Сурожанин забрал на корабль невольниц, взамен отдал хлеб. Детей вымыли с мылом и накормили. Много есть не давали, от долгого голодания могло случиться не поправимое.