Зеркала (СИ) - Покусаева Мария

Я, не понимая, к чему все это, действительно ударила, целясь кулаком в живот. Ренар сделал вид, что ему очень больно, и согнулся, но испугаться за него или начать извиняться я не успела, потому что раздался тихий смех.

Я прикусила нижнюю губу.

– Бьешь, как девчонка, – вынес приговор Ренар и выпрямился, убирая выбившуюся прядь со лба. – Хотя ты и есть девчонка. Это был дружеский тычок под рёбра, милая, а я жду другого. Понимаешь ли… – Он сделал шаг в мою сторону. – Самое сложное для человека, который не привык к насилию, это ударить в полную силу. Ну, Мари, не жалей меня. – Он оказался ещё ближе, так, что даже в полумраке я видела черты его лица. И хитрую улыбку тоже. – Я разрешаю.

Ну, если ты разрешаешь…

Я замахнулась, чтобы влепить ему пощёчину, наверное, неумело, потому что делала такое только раз в жизни в обстоятельствах, о которых стыдно вспоминать. Попытка провалилась, конечно, Ренар перехватил мое запястье до того, как я дотянулась до него, и ловко, совершенно непонятно как завернул руку мне за спину. Я пискнула больше от возмущения, чем от боли. Достать его другой рукой не удалось – она тоже оказалась у меня за спиной, а я – прижатой к Ренару настолько близко, что это пугало.

Даже там, на льду, когда он ловил меня, стоило мне неловко наклониться, расстояние между нами не сокращалось так сильно.

Или мне так казалось.

– Попался, котеночек, – прошептал Ренар мне на ухо. – А теперь по ошибкам. Не бейся так, вырваться не получится. – Он ловко извернулся, и моя попытка ударить коленом по стратегическому месту провалилась. – Первое. – Дыхание Ренара касалось моего виска. – Слишком долго думала, словно не решалась. Бей прежде, чем противник поймет, куда ты бьешь. И второе. – Голос его стал насмешливым и каким-то хрипловатым. – Слишком быстро сдалась и не попыталась выкрутиться, пока была возможность. Ну, что будешь делать теперь?

Я молчала.

– Можно было бы кричать, – продолжил Ренар. – Здесь и сейчас тебя бы даже услышали. Наверное. И даже отпинали бы меня, чтобы руки не распускал. В каких-нибудь дворцовых лабиринтах… вряд ли. – Он ослабил объятия достаточно, чтобы я могла дышать, как обычно, но недостаточно, чтобы я вырвалась. – Могла бы ударить меня лбом по носу. Очень… действенно.

Он отпустил меня окончательно, с хохотом увернувшись от пинка.

И задел рукой соседний куст, отчего с того с шорохом осыпались сухие листья вперемешку со снегом.

– Рад, что ты умеешь злиться, – силуэт Ренара согнулся в шутовском поклоне.

– Ты… – я возмущенно пыхтела, краснея от всего этого.

– Я нахал, о да, – ответил он и задрал голову куда-то вверх. – И жалеть тебя не собираюсь. Если не передумаешь, я к твоим услугам. Пойдем?

Он протянул мне руку.

Где-то в темноте раздались шелест и странный крик, и я вздрогнула.

– Это птицы, Мари. – Ладонь Ренара легла на мое плечо. – Здесь много всякой… живности, не бойся.

Я тряхнула головой.

– В следующий раз напомню тебе, что нужно взять с собой фонарь.

Он что-то согласно проворчал и легонько толкнул меня вперед.

Начинался снегопад, пока еще слабый и в темноте почти незаметный. Я поняла, что что-то поменялось, когда крупные снежные хлопья начали оседать на рукавах и шарфе. Сумерки резко, словно кто-то щелкнул пальцами, превратились в темноту, и когда мы вышли к площади, вокруг которой ярко горели оранжевые фонари, над головой оказалось низкое чернильное небо без лун и звезд.

«Это было похоже на что-то», – подумала я, разглядывая силуэт ратуши. Флаги на ней были собраны, круглый циферблат белел, как еще одна луна. Все эти оранжевые блики и мельтешение снежных хлопьев, мягких, как пух, низкое небо и желтоватая штукатурка на стенах домов, черные провалы подворотен и тишина вечернего города, все это что-то мне напоминало.

Тот вечер, когда я так неудачно вышла из бара и оказалась где-то, где не стоило бы находиться в неправильное время.

Стоило подумать об этом, как мне начало казаться, что кто-то смотрит мне в спину – кто-то оттуда, из лесной тьмы, из темноты неосвещенного переулка, из черной-черной воды, текущей под мостом, который мы перешли.

Ренар стряхнул мою руку со сгиба своего локтя и осторожно, еле касаясь, приобнял за плечи. Он ничего не сказал, но покосился на меня со странным выражением беспокойства на лице.

Мальчишка, охраняющий вход в дом Герхарда, поздоровался со мной и поклонился, прижав руку к груди рядом с сердцем. Он улыбался мне очень открыто, с какой-то совершенно искренней симпатией, и я неловко улыбнулась ему в ответ.

В сравнении с этой его улыбкой оскал Герхарда показался мне еще более вымученным и неприятным.

К счастью, терпеть его долго мне не пришлось.

***

У подножия замка, кажется, было еще темнее, и крошечный огонек, сгусток бело-голубого света, который завис над плечом Кондора, едва разгонял мрак. Черное зеркало портала сползло в трещины скалы сгустками тьмы, совершенно жуткими сейчас, когда вокруг была непроглядная зимняя ночь.

Снегопад усилился. От мельтешения белых и серых пятен перед глазами у меня закружилась голова, и я махнула перед лицом рукой, пытаясь отогнать от себя снежинки. «Настоящий рой, – подумала я, – как в одной там сказке, попадет такая в глаз или в сердце – и все, пропадешь в ледяных царствах, в вечных снегах».

Или в лесу, подсказало что-то, потому что вокруг тебя сейчас темный лес, такой глубокий, что лучше в него не смотреть. Потому что где-то там, в этой своей глубине, лес, как ему и полагается, переходит в совсем другой лес, и неизвестно что в нем, в том, другом лесу, обитает.

Мне показалось, что я услышала звон, легкий, еле заметный, где-то на самой границе слуха, и шелест, похожий на тот, с которым осыпались снег и сухие листья, когда кто-то случайно задел ветку. И плеск воды, текущей где-то невдалеке. И хлопанье крыльев над головой. Поскрипывание веток под порывами ветра.

– Эге, – раздалось рядом, и кто-то махнул рукой перед моим лицом. – Мари, ты здесь?

Я моргнула – мир стал четче, и приступ странного головокружения почти прошел. Ренар цепко, почти до боли сжимал мое предплечье, словно пытался удержать от падения.

– Кажется, не совсем, – Кондор подошел ближе и наклонился ко мне.

От волшебного огонька тени на его лице стали резкими, и мне казалось, что волшебник смотрит на меня, злобно щурясь.

Снежинки застревали в его темных волосах, как седина.

– Голова закружилась, – тихо сказала я, удивляясь тому, с каким трудом шевелятся губы.

Кондор, кажется, расслышал. Он наклонил голову набок, не то пытаясь стряхнуть снег, не то в порыве какого-то странного любопытства.

– Пойдем-ка быстрее в замок, – с беспокойством в голосе сказал он. – От этого снега мне тоже не по себе.

Он развернулся, махнув рукой, и второй световой шар завис над моей головой. Он еле заметно мерцал, и мне казалось, что снежинки роились вокруг светящегося пятна, как мотыльки вокруг свечи.

«Надо же, – подумала я, делая шаг вперед – не без помощи Ренара. – Великий чародей испугался снега. Ему, видите ли, не по себе. Может, еще и замерз и тоже хочет к огню, отогреться. Может, ему и от леса жутковато становится, только он не признается».

Кондор затормозил и повернул голову в нашу сторону – или мне показалось?

Скользкие ступеньки шли вверх, их замело, и мне приходилось ступать с осторожностью. Я смотрела себе под ноги, все равно вокруг не было видно ничего, кроме темноты и снега. Белая пелена сгущалась, я слышала, как воет ветер, и сами снежинки из мягких крупных хлопьев начали превращаться в злые, колючие ледяные иглы. Щеки жгло от холода.

От снега и ветра глаза слезились, я зажмурилась и остановилась, чтобы выдохнуть ледяной воздух и стряхнуть с глаз воду.