Неизвестный Кропоткин - Вячеслав Маркин

Литературным и идейным вдохновителем «чайковцев» был потомственный рязанский дворянин В. Берви-Флеровский. Его книги «Положение рабочего класса в России» и «Азбука социальных наук», написанные прекрасным языком, доказывали необходимость социального переустройства общества на основе не классовой вражды, а сотрудничества. «Не подлежит сомнению, что обществу придется сначала основательно освоиться с идеей о товарищеских отношениях между капиталистами и рабочими…» Берви-Флеровский звал к нравственной революции внутри каждого человека, которая, несомненно, приведет к революции социальной, но без той жестокой борьбы людей между собой, которая лишь ослабляет человека и замедляет продвижение общества по пути к счастью.

Другой кумир «чайковцев» - Петр Лавров. По существу, и Лавров, и Берви говорили одно и то же, но различия были. Они заставляли сомневаться. И вызывали желание докопаться до истины. В результате споры в кружке продолжались по многу часов. Среди книг, распространявшихся кружковцами, был и «Капитал» Карла Маркса, первый том которого в 1866 году появился в переводе на русский язык. И эта книга, помимо несомненного уважения к титаническому труду автора, тоже вызывала споры. В частности, Кропоткин находил, как ему казалось, погрешности в математических выкладках Маркса.

Формы деятельности кружка постоянно менялись. Продолжая заниматься «книжным делом», «чайковцы» переходят к непосредственному общению с рабочими петербургских заводов и фабрик.

Постепенно возникли кружки в Москве, Одессе, Казани и других городах, образуя целую сеть, которую потом назвали Большим обществом пропаганды. Его ядром был кружок «чайковцев» в Петербурге.

На всю жизнь остались друзьями Кропоткин и другие «чайковцы»: бывший офицер Леонид Шишко, студент-вятич Николай Чарушин, Сергей Синегуб - сын помещика и поэт, студент Александр Левашов да и сам Николай Чайковский, в характере которого все отмечали исключительную доброту и мягкость… Все они были людьми высокой нравственности, и это их объединяло.

Пройдет меньше десяти лет, и та самая Софья Перовская, которая была любимицей «чайковцев», с гордо поднятой головой взойдет на эшафот: ее, дочь генерала, бывшего одно время петербургским губернатором, повесят как одного из организатором убийства императора Александра II.

«Со всеми женщинами в кружке у нас были прекрасные товарищеские отношения, но Соню Перовскую мы все любили…» - писал Кропоткин. «Она очаровывала своим умом, покоряла непреодолимо убедительной речью и, главное, умела одушевить, увлечь собственной заразительной преданностью делу»,- та охарактеризовал Перовскую другой «чайковец» Сергей Кравчинский, который в те год стал (и до конца своей жизни оставался) самым большим другом Кропоткина. Отставной артиллерийский поручик, проучившийся два года в Земледельческом институте, Сергей удивлял всех своим талантом полиглота: переводил с французского, немецкого, английского, в том числе перевел капитальный труд французского астронома Камиля Фламмариона «Атмосфере». А в переводе с английского нескольких страниц из книги Генри Стэнли «Как я нашел Ливингстона» однажды принял участие и Кропоткин.

Дело было после сходки, которая затянулась до полуночи; к четырем часам утра перевод, предназначавшийся для журнала «Всемирный путешественник», был закончен.

Опустошив горшок каши, оставленный для них на столе, они отправились домой. И с той ночи стали друзьями на долгие годы: «Я всегда любил людей, умеющих работать и выполняющих свою работу как следует. Поэтому перевод Сергея и его способность быстро работать уже расположили меня в его пользу. Когда же я узнал его ближе, то сильно полюбил за честный, открытый характер, за юношескую энергию, за здравый смысл, за выдающийся ум и простоту, за верность, смелость и стойкость».

«Наш кружок оставался тесной семьей друзей. Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей, как те человек двадцать, которых я встретил на первом заседании кружка Чайковского. До сих пор я горжусь тем, что был принят в такую семью» 1, - писал Кропоткин спустя почти тридцать лет.

1 Записки, С. 188.

Цели, которые преследовали «чайковцы», никак не предполагали насильственного захвата власти, а только просвещение народа, пробуждение в нем гражданской активности, подготовка России к демократическим формам правления, обеспечивающим социальную справедливость. Хотя они следовали атеистическому мировоззрению Герцена, Белинского, Чернышевского и Лаврова, их аскетизм и самоотверженность имели религиозное происхождение. По существу, они вывели свою веру из той, от которой отказались, основав ее на тех же заповедях Нагорной проповеди. Поэтому нетруден был для некоторых возврат назад: к идеям «богочеловечества» (хотя и лишь на время) обратился Чайковский, в православие - Лев Тихомиров, и даже стал убежденным монархистом. Все это будет потом. А пока они - революционеры, готовы жертвовать собой, зная, что за пропаганду идей свободы и справедливости в России не избежать тюрьмы либо каторги.

Аресты начались уже осенью 1873 года. В ночь с 10 на 11 ноября целый отряд жандармов и полицейских нагрянул на квартиру Сергея Синегуба за Невской заставой. Забрали его и Льва Тихомирова, случайно оставшегося ночевать. Потом арестовали Перовскую и еще несколько человек. Возможно, в Третьем отделении еще не представляли себе масштаб организации, распространившейся на всю Россию. Но какие-то подозрения возникли. Начался поиск. Переодетые жандармы наводнили рабочие районы Петербурга. Однако никаких компрометирующих материалов, ни одного документа, который можно было бы положить в основание обвинения, найдено не было. Но во второй половине ноября 1873 года уже была написана для кружка программная «Записка» Петра Кропоткина.

Не по Нечаеву…

Начинается записка словами: «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?»

В ней впервые развивает Кропоткин свою концепцию революционной перестройки общества, основанную на анализе различных течений социалистической мысли и собственного опыта пропагандистской работы. Она противостояла нечаевской программе, направленной на разрушение. Кропоткин вынес на обсуждение кружка прежде всего проблему созидания будущего общества.

У Нечаева же было так: «…Мы прямо отказываемся от выработки будущих жизненных условий как несовместимой с нашей деятельностью… Мы считаем дело разрушения настолько громадной и трудной задачей, что отдаем ему все наши силы и не хотим обманывать себя мечтой о том, что у нас хватит сил и умения на созидание… Пусть новое здание строят новые плотники, которых вышлет из своей среды народ…»