Неизвестный Кропоткин - Вячеслав Маркин

С этими кружками и решил связаться Петр Кропоткин, обогащенный знанием, полученным в Европе. Александр же, так и не найдя в Петербурге дела, которому он мог бы посвятить себя целиком, уехал в Швейцарию, стал сотрудничать с П. Л. Лавровым.

В университете у Кропоткина, чувствовавшего себя «переростком», был только один друг, хотя моложе его на 6 лет - Дмитрий Клеменц. Он оказался близок по духу, оставил университет, приняв такое же, как и Кропоткин, решение, но немного раньше. Потом он тоже станет крупным ученым, но сейчас совесть заставляет его отдать свои силы служению обществу.

Вот как писал о своем друге Кропоткин: «Жил он бог весть как. Сомневаюсь даже, была ли у него постоянная квартира… То немногое, что он зарабатывал… с избытком покрывало его скромные потребности, и, кончив работу, Клеменц плелся на другой конец города, чтобы повидаться с товарищами или помочь нуждающемуся приятелю… Он, несомненно, был очень талантлив. В Западной Европе гораздо менее одаренный человек, чем он наверное, стал бы видным политическим или социальным вождем. Но мысль о главенстве никогда не приходила ему в голову. Честолюбие было ему совершенно чуждо»1.

1 Записки, С. 186.

В мае 1872 года Дмитрий Клеменц привел Петра Кропоткина в одно из многочисленных тогда объединений молодежи. Это был известный в Петербурге «кружок чайковцев». Назывался он так по имени одного из активных его членов Николая Чайковского, студента-химика, но не потому, что тот был организатором или руководителем кружка: он просто ведал внешними связями, и, может быть поэтому, имя его было более известно, чем его знали другие. В тех молодежных кружках самообразования, которых возникало много в Петербурге да и в других городах России в начале 70-х годов, свято соблюдался принцип неавторитарности. Собственно, и возникли эти кружки в стремлении противостоять программе Сергея Нечаева, в которой ставка делалась на личность сильного, неконтролируемого лидера и строгую иерархию подчинения.

Еще весной 1869 года в Петербургском университете и других столичных институтах прошли студенческие волнения, причины которых были чисто академическими: студенты требовали изменения учебного устава.

Среди студентов выделился студент Медико-хирургической академии Марк Натансон, человек умный, волевой, энергичный. Но тут неожиданно появился приехавший из Швейцарии, никому пока не известный Сергей Нечаев. Ссылаясь на полномочия, якобы полученные от Бакунина, он стал призывать студентов к организации политической демонстрации, которая, по его замыслу, послужит сигналом к народному восстанию. В том, что народ к нему уже готов, Нечаев не сомневался.

Несмотря на ораторское искусство Нечаева, много выступавшего, студенты не поддержали призывы к немедленному бунту. Нечаев покинул Петербург, вызвав среди молодежи скорее отрицательное к себе отношение.

Кружок «чайковцев» обосновался в квартире на Кабинетной улице, хозяйкой которой считалась Вера Корнилова, дочь крупного фарфорового фабриканта. Марк Натансон с женой, Николай Лопатин и Михаил Куприянов значились квартирантами. Остальные приходили по вечерам: обычно собирались вокруг самовара все пятнадцать членов кружка. Никакого устава кружок не имел, никаких формальностей при вступлении не было. Требовалось только желание вступить и согласие всех принять этого человека в свой круг. Единство взглядов на основные проблемы реальной жизни, высота и твердость моральных принципов, искренность и правдивость - вот качества, которыми должен обладать «чайковец». Все участники были совершенно равны в своих правах и обязанностях. Никакого командования и принуждения совершенно не допускалось. Дисциплина согласовывалась со свободным самоуправлением каждого. Но действовали принципы нравственной солидарности и безусловного доверия друг к другу.

Первоначально собирались для того, чтобы совместными усилиями расширить круг знаний каждого. Готовились рефераты книг по истории и экономике, которые обсуждались совместно, устраивались чтения вслух новинок литературы. Затем от самообразования перешли к так называемому «книжному делу». Речь шла о скупке и распространении книг, которые могли бы содействовать развитию социального сознания народа. Составлен был список книг для распространения из 33-х названий. Книги покупали в магазинах, стараясь быстрее скупить те, которые могли быть конфискованы жандармами, - тут надо было успеть до и прихода.

Потом появилась группа переводчиков. Были переведены на русский язык и изданы в Женеве книги Фурье, утопических социалистов, Консидерана, но кроме того, и научные книги, например, «Естественная история мироздания» Геккеля. Анатолий Сердюков и Михаил Куприянов организовывали переправку книг из-за границы. В пределах же России книги распространялись через кружки-филиалы, с которыми держали связь все кружковцы. Часто выезжали они из Питера то в Одессу, то в Москву, то в Киев ил Харьков, Саратов… Вроде бы, безобидное дело. Но в Российской империи непозволительное.

Летом 1871 года жандармы напали на след «книжников»: без суда Натансон был выслан на Север, Чайковский на полгода упрятан в тюрьму. Захваченная литература сожжена. Но оставшиеся на воле быстро восстановили прежнюю активность, и дело продолжалось.

К осени число членов кружка возросло до семнадцати, а весной 1872 - до девятнадцати. Тогда были приняты Сергей Кравчинский, выпускник артиллерийского училища, и Петр Кропоткин, ученый-географ. Он стал самым старшим по возрасту членом кружка. Ему было тридцать, в то время как большинство составляли ровесники Кравчинского, котором ушел двадцать первый год, а двум самым южным кружковцам - Соне Перовской и Мише Куприянову - было лишь по восемнадцать.

Появление среди «чайковцев» Кропоткина, ученого, да к тому же еще аристократа, с внушительной пышной бородой, не внесло в кружок диссонанса. Новичка приняли с доверием, он произвел на всех самое благоприятное впечатление своей простотой и искренностью, и сразу предложил содействовать созданию при дворе «партии конституции», используя свое происхождение и юношеские связи. Предложение это предполагало двойственную роль Кропоткина при дворе и было отвергнуто: обман неприемлем для «чайковцев».

Вместе с Кравчинским, уже начинающим писателем (потом он станет известен под псевдонимом Степняк), Кропоткину было поручено вести все литературные дела кружка, прежде всего - сочинять книжки для народного чтения. За дело взялись охотно. В нем принял участие еще один «чайковец» - член московского кружка Лев Тихомиров, которого друзья звали «Тигричем». Кропоткин и Тихомиров написали «Сказку о четырех братьях и об их приключениях» и популярно изложенное историческое сочинение «Емельян Пугачев, или бунт 1773 года». Обе книжки были изданы «чайковцами» в Женеве.