Агент перемен - Шарон Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вал Кон сделал глубокий вдох, а потом очень тихо выдохнул.
– Точильщик решил, что я заключил с тобой ножевой брак, – проговорил он спокойно. – Логичное заключение, с его точки зрения, хотя я и не поговорил с ним, как полагалось бы юному брату. Вина на мне. Я не подумал. И мне жаль, что я причинил тебе боль.
Он сжал левую руку в кулак, чтобы не позволить себе прикоснуться к ней, и продолжил:
– Относительно первого: Точильщик не назвал бы тебя сестрой, чтобы потом лишить этой чести. Он принял тебя в Клан. Поженились ли мы или нет, ты носишь клинок, данный тебе одним из его родичей, – и он считает, что ты его достойна.
Увидев, что Мири не открыла лица, он вздохнул и сделал еще одну попытку.
– Я могу попытаться объяснить тебе все, что знаю о традициях и обычаях Стаи и Клана Точильщика, хотя на это уйдет больше времени, чем необходимо для того, чтобы с относительным комфортом сидеть здесь на полу. Может быть, пока ты удовлетворишься тем, что Точильщик не принимает в свою семью недостойных и что быть названным его родичем – это одновременно и огромная обуза, и великая радость?
Вал Кон закусил губу и отстранился. Он даже не был уверен в том, что Мири вообще его слышала.
– С практической точки зрения в данный момент это значит вот что: гармоника тебя радует? Если это так, то ты должна ее взять и попытаться освоить на благо Клана. Это – твой долг.
– Ах, вот как! – Ее шепот прозвучал с интонацией вопля. Она резко подняла на него взгляд и тряхнула головой. – Ну, это просто показывает, что дела никогда не бывают настолько плохими, как кажется. Когда я начала побег, у меня не было ничего: ни отряда, ни денег, ни убежища. А теперь, когда мне показалось, что у меня осталось и того меньше, вдруг оказывается, что где-то по дороге я приобрела мужа, семью и… что? сотую долю?… космического булыжника, который работает на самом психованном на свете двигателе. Даже две семьи! – уточнила она и вскочила на ноги, крепко сжимая гармошку в руке. – Может, это меня пора в дурдом сажать, потому что я определенно не понимаю, что делаю.
Она секунду смотрела на Вал Кона, а потом безнадежно махнула рукой и, резко повернувшись, нетвердыми шагами вышла из кладовой.
Вал Кон медленно поднялся на ноги и наклонился за коробкой.
– Три семьи, – тихо сказал он.
Комм затарахтел, заставил Джефферсона с проклятием броситься к нему.
Он просмотрел пришедшие от Хостро инструкции и ткнул пальцем в кнопку, чтобы их скопировать. Рассыпавшись в еще более цветистых проклятиях, он очистил экран и переправил сообщение Тансеру. Машина затарахтела, затихла – и затарахтела снова, выплюнув обратно послание, которое он хотел отправить. Корабль находился в подпространстве.
Отругавшись, Джефферсон дал комму задание отправлять послание каждые десять минут, пока оно не будет получено кораблем Тансера, а потом остался сидеть, глядя на экран. Живот у него сводило коликами.
Он на секунду вспомнил о сыне и, качая головой, попытался уверить себя, что это послание найдет Тансера раньше, чем он найдет добычу.
Состав, который Точильщик использовал как мыло, действительно оказался песком! Мири щедро им воспользовалась, наслаждаясь слабой болью, а потом расплела косу и вымыла голову.
Помещение бассейна было полно музыкой, хотя она не знала, что переносная омнихора имеет такой диапазон. Насколько она могла судить, никакого порядка в подборе исполняемых номеров не было. Земные баллады перемежались лиадийскими хоралами, а потом сменялись непристойными песенками космолетчиков и такими вещами, подобных которым она вообще никогда не слышала. А все это перемежалось неприхотливыми отрывками, похожими на детские игровые песенки.
И это длилось, длилось и длилось. Вал Кон исполнял каждый осколок музыки, который когда-то слышал. В чем-то это было еще хуже, чем эффект двигателя.
Музыка оборвалась и снова зазвучала, острозубая и рычащая, напомнившая Мири язык, на котором ругался Вал Кон. Она поплыла к бортику бассейна, и в этот момент Вал Кон добавил к издаваемым им звукам новый элемент: тонкое, тихое завывание, которое переплеталось и скручивалось с отвратительной главной мелодией, иногда становясь громче, а иногда – нет. Ей показалось, что это похоже на лиадийскую песню, которую он сыграл раньше.
А потом мелодия снова изменилась – зазвучала громче, усилилась настолько, что у нее перехватило дыхание: от этого вопля у нее бешено заколотилось сердце и закрутились мысли.
Мири потянулась за своими сложенными горкой вещами и прижала их к груди. Медленно, сгибаясь так, словно ей навстречу дул буран Пустоши, Мири пошла искать убежище в библиотеке.
Корабль отдыхал приблизительно пятнадцать минут, когда Мири вернулась на мостик. Волосы у нее все еще были распущены и не высохли после ванны.
– Я вас приветствую, звездный капитан, – сказала она спине Вал Кона, надеясь, что ее высокий лиадийский значительно улучшился.
– Энтранзиа волекта, шатрез, – рассеянно пробормотал он, глядя то на пульт, то на навигационный комплекс.
Мири прошла к столу для карт. Стараясь не дотронуться до молчащей омнихоры и гитары, она поставила на столешницу сыр.
– Как я могу, – вопросила она, доставая нож, – выучить высокий лиадийский, если ты упорно отвечаешь мне на низком?
– А я так делаю? Наверное, у меня проблемы с акцентом.
Она подняла брови.
– Похоже, у тебя вот-вот испортится настроение, друг.
Он откинулся назад, скользя пальцами по пульту и глядя на комплекс.
– Обычно меня считают выдержанным, – тихо сказал он. – Но, конечно, меня еще ни разу не испытывали в таких суровых условиях.
Она рассмеялась и отрезала себе кусок сыра.
– Испортится, и еще как. Сарказм! Я не виновата, если ты забыл свой родной язык.
Он ввел еще две поправки и встал из-за пульта, а потом перешел к столу. Она отхватила кусок сыра и протянула его на кончике ножа. Вал Кон взял сыр и сел на скамью рядом с омнихорой, поставив одну ногу на сиденье.
– Спасибо.
– Не за что. – Она отрезала кусок и себе и уселась верхом на вторую скамью. – А что ты тогда сказал?
Он выгнул бровь.
– Разве корни так различаются?
– О, «большой привет» я поняла, но там было еще слово – ша…
– Шатрез, – пробормотал он, откусывая сыр.
– Правильно. Что это значит?
Он закрыл глаза и чуть нахмурился. А когда снова открыл, то тихо вздохнул.
– Песня сердца? – Он покачал головой. – Не совсем то, но похоже.
Она моргнула и поменяла тему разговора.
– На скольких языках ты говоришь?
Он доел сыр и отряхнул руки.
– На том же уровне, на каком я владею земным, – на пяти. Я знаю еще десять настолько, чтобы попросить еду и ночлег. И лиадийский. И торговый.
– Так много? – Она покачала головой. – И на земном ты говоришь лучше, чем большинство тех, для кого он родной. Только немного странно, что у тебя нет акцента.
Он переменил положение, потянулся за гитарой и начал возиться с торчащими наверху колками.
– Когда-то у меня был акцент, – пробормотал он, поворачивая колок и дергая струну. – Но когда меня отправили… в командировку… то сочли, что было бы неразумно, если бы я говорил на земном с лиадийским акцентом.
– О! – Она перевела дыхание. – Мой друг, тебе следовало бы бросить твою работу.
– Я над этим думаю.
– А о чем тут думать?
– Как это сделать.
Он дернул очередную струну. Дзынь! Она изумленно воззрилась на него.
– Скажи им, что с тебя хватит, что командировка закончена и ты хочешь снова стать разведчиком. Можешь добавить «пожалуйста».
Блямс!
Он покачал головой, прислушиваясь к вибрирующей струне.
– Они ни за что на это не согласятся. Я прожил слишком долго, узнал слишком много, до слишком многого додумался сам.
Буме!
– Тебя убьют?
Мири явно в это не поверила, и он особенно оценил то, что она постаралась, чтобы ее голос прозвучал совершенно прозаично.
Он быстро провел пальцами по струнам у порожка и поморщился от получившейся какофонии. Перед его мысленным взором бежали цифры: ему не следовало вести этот разговор, ему вообще не надо было помогать Мири, он напрасно за ней вернулся… Казалось, цифры пытались сказать ему именно это. И теперь он расплатится своей жизнью. Он попытался не обращать на цифры внимания. ВВЗ составляла 0,08.
– Вал Кон!
Он поднял голову, удерживая гитару на коленях за хрупкий гриф. Цифры бежали все быстрее, переключаясь с одного Контура на другой, так быстро, что он почти не успевал за ними следить.
Смерть и опасность. Позор и смерть. Бесчестие и уничтожение…
Его мышцы напрягались, дыхание учащалось – а цифры все бежали.
– Вал Кон!
В ее голосе звучала все большая тревога.
Он помотал головой, с трудом подбирая слова.
– Скорее всего, меня убьют, – выдавил он из себя, завороженно наблюдая, как цифры вспыхивают, бегут обратно и снова вспыхивают, подсчитывая падающие шансы на то, что он проживет месяц, неделю… – Хотя мой Клан действительно силен, что несколько снижает… – Ему было трудно дышать. Казалось, он слышит себя откуда-то со стороны, а в нем самом, там, где была истина, где был ОН, он ощущал жар и потребность спрятаться. – …Вероятность того, что меня убьют открыто.