Форварды покидают поле - Халемский Наум Абрамович

Встал я чуть свет. Долго и тщательно мылся, выгладил брюки, рубашку, причесался у зеркала. Все это показалось матери подозрительным.

— Ты собираешься в клетку ко львам, как на свадьбу,— даже умылся с мылом.

— Львы не выносят запаха мыла.

— Ну и пусть. Есть о ком беспокоиться. Ты вымыл шею? Слава всевышнему! Если так и дальше пойдет, я сама привезу львов из этих джунглей. Иди завтракать.

Львы чинно сидят в клетках, издали смахивают на идолов. Мне не сразу удается отличить Раджу от Султана, Цезаря от Фараона. Самый важный и надменный — Раджа с рыжими глазами. Он следит за мною неусыпно, вызывая холодную дрожь. С собаками мне так и не удалось наладить отношений, а уж львы и подавно не проникнутся ко мне симпатией. Из головы не выходит Диана Фантини, девушка из таинственных джунглей, укротительница львов. Может быть, это и есть любовь? Не знаю. Но разве любовь приходит так внезапно? Может, это просто преклонение перед мужеством и бесстрашием девчонки, рядом с которой шагают слава и успех. Она вторглась в мою жизнь, даже не подозревая об этом.

Я стал до того рассеян, что режиссер считает меня оболтусом. Уже месяц, как я в цирке, и режиссер все норовит выгнать меня из униформы. Странно, но защищает меня именно Фантини.

— Кормить «котят» мальчишка все же научился, — убеждает он режиссера,— они ищут его глазами, а это очень и очень важно.

До меня доносятся лишь обрывки разговора. Появление Дианы лишает меня возможности дослушать.

Девушка учащенно дышит, она устала — только что закончилась репетиция. Из вопросов Дианы ясно, что она тоже слыхала разговор Фантини с режиссером.

— Знаешь, Вова, почему тебя ищут львы?

— Понятия не имею.

— Ты их кормилец, ты единственный, кто дает им все необходимое и ничего не требует взамен. Дрессировщик бьет зверей, морит их голодом, чтобы подчинить своей воле. А ты им носишь мясо, молоко, воду, они узнают тебя даже в толпе. Могу поручиться — львы тебя никогда не тронут.

— Почему же Фантини запрещает близко подходить к ним?

Диада оглянулась по сторонам и увела меня в глубь кулис.

— Ты меня не выдашь?

— Никогда в жизни, даже под пыткой,— пылко заверил я.

Она ласково улыбнулась.

— Во-первых, называй меня просто Диной,— тихо сказала артистка,— во-вторых, перестань «выкать». Ты хороший товарищ и нравишься мне.

У меня от счастья закружилась голова. Еще миг — и я обниму ее. Но Диана спокойно продолжала:

— У льва должен быть только один властелин, господин его желаний. Если Раджа или Султан проникнутся к тебе любовью, они могут выйти из повиновения Фантини.

Я даже свистнул от изумления. В темном закутке кулис бледное лицо Дианы кажется необыкновенно красивым. Поцеловать? От одной этой мысли стало страшно. До чего же я труслив! Пока я раздумывал, нас разыскал Санька. Оказывается, уже пустили публику, и пора кормить «котят». Почти ежедневно после репетиции, с целью рекламы, львов показывают киевлянам.

В специальной загородке уже собралась толпа. Узнаю Керзона, Олега и Славу, они машут мне руками. Диана, идущая следом за мной, советует смешаться с толпой,— она хочет проверить чутье зверей. Едва я появился с совком и ведром, львы, лежавшие совершенно неподвижно, забеспокоились и стали коситься на зрителей. Раджа первый поднимает царственную голову и рыжими глазами ищет в толпе. От нетерпения он зевает, широко разинув пасть. Цезарь уперся мордой в решетку и тоже ищет меня. Поднимается Султан, за ним и Фараон.

Каждый из них сидит в отдельной клетке. Кормить их всех вместе нельзя — перегрызутся. Лишь на полчаса в день их с гоняют в специальный выгул, чтобы почистить и вымыть клетки водой из брандспойтов.

«Котята» явно ищут меня. Во мне борются противоречивые чувства. Где-то глубоко гнездится страх, ведь Фантини неоднократно говорил: «Лев никогда не бросится, пока не почувствует, что расстояние позволяет ему это сделать». Одновременно во мне появилась и уверенность: ее вселила Диана своим рассказом о неприкосновенности кормильца.

Ведро нести нелегко. В нем почти пуд мяса, нарезанного большими кусками. Костей львы никогда не грызут. Впрочем, и мясо они не едят, а слизывают, языки у них шершавые, как рашпиль.

Подхожу к клетке Раджи. Вместе со страхом во мне живет любопытство и желание ощутить свою власть над «котятами».

Раджа оживляется. Жаль, что я не могу читать в его глазах. Тогда Диана и все остальные позавидовали бы моей власти над львами. Обычно я стараюсь быстро протолкнуть мясо совком под клетку, но сегодня, под взглядами Дианы и черноярских ребят, мне хочется проявить бесстрашие. Колени слегка дрожат, но я неожиданно для самого себя протягиваю руку и слегка поглаживаю жестковатую шерсть Раджи и даже почесываю его пышную гриву.

Нервы натянуты до предела, сердце учащенно бьется, так и тянет отдернуть руку, но за спиной слышу грудной голос Дианы:

— Молодец, Вова!

И я еще уверенней почесываю Раджу. Он, подлец, разнежился, наверно, ему приятно. На радостях проталкиваю целых пять кусков мяса. Хочется сказать льву что-нибудь ласковое. Неужели я боялся собак? Смешно! Когда за спиной Диана и толпа зрителей, можно даже поцеловать льва.

И вдруг слышу голос Фантини. Нервно покусывая усики, дрессировщик со злостью глядит на меня, лицо его странно дергается. Догадываюсь: требует, чтобы я удалился. Притворяюсь, будто не понимаю. Тогда он резко произносит вполголоса:

— Выгоню вон, если ты еще хоть раз погладишь льва.

Несу в кладовую ведро. Саня догоняет меня, обнимает за плечи и целует в ухо. За его спиной вырастает Борис Ильич, он крепко жмет мне руку.

— Здорово вышло,— говорит он.— Человек должен уметь победить себя самого. Ты сумел, Вова.

Борис Ильич говорит непонятные вещи. Зачем побеждать себя? Лучше — других. Вот Диану, например. И ко мне и к Сане относится она одинаково дружески и даже ласково, но кто из нас ей больше по душе, вот бы узнать!

Диана оказалась права. Львы очень привыкают к кормильцу, и я охотно махну гастролировать с Фантини, он и сам уже предлагал мне постоянное место. Расчет прямой. Саня останется в Киеве, а я... (мама говорит: «Далі очі — далі й серце»). Всегда быть рядом с Дианой, кто этого не пожелает? В конце концов Фантини не вечен, лет ему уже немало. Я стану знаменитым дрессировщиком львов — Фантини II. Диана останется напарницей. «Котята», честно говоря, ее не очень слушаются, иногда она трижды приказывает Радже возвратиться на место, а он и в ус не дует, пока сам Фантини не скажет «пляц». Лев повинуется только дрессировщику.

Вчера Диана дважды крикнула Султану «гоф», а с него как с гуся вода. То же слово произнес Фантини — и Султана точно подменили. Вот чудо! Иногда мне очень хочется подойти, скажем, к Цезарю и негромко, но твердо произнести «ажену». Если Цезарь подчинится и станет на колени, я готов поцеловать жирную раскрашенную физиономию коверного Боба.

Терпение, терпение, Владимир Радецкий — всему свое время! Возможно, в вас заложена необыкновенная сила, возможно, с самого рождения в вас дремлет будущий укротитель зверей, властный и гордый диктатор джунглей, молчаливый и бесстрашный дрессировщик. Мать прочит меня в слесари, дался ей слесарь! Всю жизнь стой над тисками и дыши металлической пылью. Мадам Радецкая, остановитесь на миг у афиши. А, вы не умеете читать? Любой прохожий охотно прочтет вам: «Анонс! Только два выступления грозного укротителя львов, покорителя африканских джунглей и его прелестной подруги — Владимира и Дианы Радецких с дрессированными львами».

Но к чему читать маме афишу,— лучше усадить ее в первом ряду партера, и пусть лицезреет родного сыночка в клетке с живыми львами. Но чур, не плакать! Можешь не бояться за мою жизнь. Я ведь ширококостый, а львы костей не грызут. И потом: ты ведь родила меня в сорочке, а все рожденные в сорочке отчаянно счастливы. Мне ничто не угрожает.

...До чего может довести собственная фантазия! Пока я рисовал себе все эти сказки, Диана и Фантини ушли из цирка. Вечером я увижу ее лишь перед самым выходом, затем, едва «котят» загонят в клетки, Фантини уведет Диану ужинать в ресторан «Континенталь», а униформисты до глубокой ночи станут убирать цирк; к утренним репетициям все должно быть в полной готовности.