Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

Возможно, в этом и было дело, подумал маркиз, приободрившись. Мельбурн проверет ее корреспонденцию, так что она, конечно же, не могла включить в письмо ничего слишком личного — такое, к примеру, как имя, данное ему при крещении. В конце концов, она ведь называла его по имени раньше.

Значит, ему следует быть таким же сдержанным в своем ответе. Глубоко вздохнув, Валентин вытащил лист бумаги из ящика и обмакнул перо в чернила.

— «Элинор», — написал он, проговаривая вслух то, что писал, — «я буду присутствовать на Большом бале у Кастеров этим вечером. Если ты собираешься посетить его, то мы сможем поговорить».

— Хм. Нет, — передумал Валентин. Это звучало слишком секретно. Смяв бумагу, он начал сначала, с того же приветствия и той же информации. «Я буду счастлив, выслушать там ваши планы».

Это звучало лучше, но нужно было что-то, чтобы убедить Мельбурна в том, что он просто остается вежливым. Маркиз начал писать записку в третий раз, закончив ее словами «Оставьте для меня кадриль или другой танец. Деверилл.»

— Это подойдет. — Подув на чернила, он сложил и запечатал записку, а затем вызвал лакея, чтобы тот доставил ее по назначению.

У него было приблизительно пять часов до того времени, когда он планировал прибыть на Большой бал у Кастеров. Дюжина просьб от леди ждала его внизу; любая из них будет признательна и довольна, если он вызовет ее или нанесет ей визит. Тем не менее, в данный момент он не хотел быть удовлетворенным. Валентин хотел, чтобы это странное предвкушение пробегало под его кожей, ощущать нетерпеливое ожидание чего-то с подлинным волнением — и, конечно же, с возбуждением.

Так что вместо того, чтобы ответить или хотя бы просмотреть груду своей корреспонденции, маркиз отправился вниз, чтобы сделать нечто совершенно нехарактерное для него. Валентин пошел в библиотеку читать книгу.

Элинор читала доставленную записку.

— Кадриль или другой танец? — повторила она, нахмурившись. — Конечно же, это не доставит мне больших проблем.

Закери поднял взгляд от своей собственной корреспонденции.

— Что это значит, Нелл?

— Ничего. Просто замечание.

Она попыталась уважать желание Деверилла избегать любых персональных затруднительных положений, хотя сама не видела, как можно стать более тесно связанными, чем они, кроме того, что делается в обнаженном виде. Конечно же, эта мысль заставила девушку покраснеть, а по ее коже пробежала горячая волна.

— Ты собираешься на прием у Кастеров этим вечером, не так или? — настаивал Закери, прочертив линию в своем письме. — Кастеры утверждают, что это будет самый большой бал в этом Сезоне.

— Это потому, что леди Кастер всегда так говорит. Я не стану торопиться выносить свое суждение.

— Но ты едешь на бал?

Так как ей нужно оставить кадриль или другой танец для Деверилла, то предполагается, что она поедет на бал.

— Да, я планирую это сделать.

— С нами?

— Я поеду с вами в одном экипаже, если вы не возражаете.

С минуту ее брать сидел молча, затем шумно вздохнул.

— Как долго ты собираешься заниматься этим?

— Я думала, ты на моей стороне.

— Я был бы, если бы полагал, что этим ты обретешь что-то, что сделает тебя счастливой. Но, честно говоря, я не вижу, чего ты этим добилась, кроме того, что еще больше споришь с Мельбурном и плачешь, когда встречаешься с тетей Тремейн.

— Кто сказал тебе, что я плакала?

Закери поднялся на ноги, на его худом лице застыло недовольное выражение.

— Ты же знаешь, я не слепой. Твои глаза были красными и опухшими. И…

— Предполагается, что леди не говорят о таких вещах, Закери.

— Ты не леди; ты моя сестра. И, между нами, я никогда бы не позволил Мельбурну заставить тебя выйти замуж за того, кто тебе не нравится.

Замужество. Она практически забыла, что именно это было главной причиной ее восстания, и насколько ее братья были в этом заинтересованы.

— Благодарю тебя, но ты бы никогда не стал противостоять Мельбурну, если бы тот настаивал на чем-то. Вы оба, ты и Шей, склоняетесь перед каждым его приказом, как будто он — какое-то фантастическое существо, а не просто брат, который старше вас на пять лет.

— В моем случае — на восемь лет, — заметил он. — И на одиннадцать — в твоем. На одиннадцать лет больше опыта и мудрости, чем у тебя. Это — не просто возраст.

— Я пока еще знаю, чего хочу, и кто я такая. И лишних одиннадцать лет не изменят этого. Я не позволю приказывать себе, Закери.

Ее брат поднял вверх руки.

— Отлично, отлично. Я сдаюсь. Я не хочу спорить с тобой. Просто мне кажется странным, что ты принимаешь совет от Деверилла, и не хочешь прислушаться к моему.

— Я прислушиваюсь к советам, — исправилась Элинор. — Но поступаю так, как пожелаю.

— А прислушиваться к советам Деверилла относительно сердечных дел — глупо. У него даже нет сердца. И это, вероятно, делает его наименее подходящим человеком во всей Англии, который поможет тебе найти мужа.

Элинор засунула послание Валентина в карман своей мантильи и встала.

— Я не собираюсь дальше обсуждать это. Просто подумай, у кого бы ты мог попросить совета, если бы собрался изменить свою жизнь.

— Но мне нравится моя жизнь, — ответил Закери, когда она покидала комнату, но Элинор притворилась, что не слышит его.

Она могла признавать, что Закери был счастлив, но это еще сильнее заставляло ее желать того же для себя. Она не была счастлива; все вокруг оказывалось борьбой или вызовом, и ее шансы на достижение того, чего она хотела в жизни, оставались небольшими.

Кажется, даже ее восстание не изменило все вещи в ее направлении. Тот человек, в объятиях которого она хотела находиться, писал ей совершенно безликие письма и ничего не обещал, а только предлагал встретиться за кадрилью или другим танцем, чтобы она могла рассказать ему о своих мечтах. А как он может ответить на то, что она расскажет, Элинор не имела ни малейшего понятия, только очень сильно нервничала.

— Мужчины, — пробормотала она, поднимаясь наверх, чтобы изучить только что прибывшие платья от мадам Констанцы и решить, что она наденет сегодня вечером.

Глава 12

— Сколько же у тебя этих новых платьев? — спросил Шарлемань, когда они вошли в бальный зал Кастеров.

Элинор обернулась кругом в изумрудном творении мадам Констанцы, и оно закружилось вокруг ее лодыжек.

— Они продолжают прибывать. Я заказала, по крайней мере, пятнадцать. А почему ты спрашиваешь?

— У меня нет причин интересоваться этим, за исключением той, что каждое твое платье укорачивает мою жизнь, по меньшей мере, лет на десять.