Без Поводыря - Андрей Дай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно что — механизмы. Штукенберг и Чайковский насели — потребовали создания отдельного механического производства. Дорожные машины, локомобили, и паровые двигатели для пароходов. Вагоны. А потом, когда движение по стальному пути начнется, кто‑то ведь должен будет и ремонтировать неминуемые поломки локомотивов.
В общем, я не нашел доводов против. Сообщил старому Лерхе, чтоб поискал еще и металлообрабатывающие станки. А еще лучше — выкупил бы целиком не слишком большой и обязательно оборудованный паровыми машинами заводик, с тем, чтоб все его оборудование аккуратно демонтировать, упаковать, и доставить в Томск.
И в первых числах июня на реке Яя, в том месте, где будущая чугунка будет огибать северные отроги Кузнецкого аллатау, начали строительство поселка и цехов «Томского механического завода». Сразу уточню — трудно начали. Не шатко не валко. Не было у нового предприятия начальника — энтузиаста, как у обоих моих металлургических. А, что еще хуже — даже где такого господина искать, даже не предполагал.
Письма, конечно же, написал. И Куперхтоху в Каинск — вдруг среди должников кого‑нибудь из многочисленной родни уважаемого сибирского еврея найдется обнищавший инженер. И Великой княгине Елене Павловне — в Вольном Экономическом обществе множество всякого разного народа болтается со своими прожектами. Авось среди сотни мошенников и прожектеров хоть один с реальными предложениями энтузиаст найдется, и решится ехать в дремучие края.
Еще профессору химии Зинину послание составил. Но там все больше вопросы иного плана задавал. Дмитрий Федорович Мясников весточку переслал, что его переговоры с Кноппом близятся к успешному завершению, но есть одно но! Оказывается существующие в Европе фабрики по производству анилиновых красителей, изготовляют только один какой‑то его вид. Каждый цвет требовал своего, отличного от других, химического процесса. Вот и строились предприятия, так сказать, одной расцветки. Фиолетовые в Англии, красные в Пруссии.
Только за первый месяц после начала финансового кризиса, и только на острове, обанкротилось несколько десятков текстильных предприятий. Следом, трудные времена настали и для их основных поставщиков — владельцев фабрик производящих красители. Купить в Англии целое предприятие было вполне реально.
Была и еще одна неприятность — существующие технологии позволяли делать красители весьма и весьма не стойкие. Окрашенные вещи быстро выгорали под лучами солнца, линяли при стирке, а если вода была хоть немного кислой — могли и полностью обесцветиться. И если у Зинина не найдется методы, как можно было бы закрепить окрашивание на ткани — грош цена такому красителю. Лучше уж толуол для нужд армии и флота из каменноугольной смолы выделять и зипетрил выделывать.
Еще, помнится, у меня личные стипендиаты в столице имеются, а в из числе молодой человек сильно интересующийся проблемами производства кислот. Мне Василина справочку приготовила, согласно которой за концентрированными кислотами российские купцы на луну полетят — только помани, не то чтоб в Сибирь. Заграница нуждам отечественной промышленности конечно помогает, но так, словно одолжение делает и за бешенные деньги. А чуть ли не все современные химические производства в этом дефицитном ингредиенте нуждаются. В той или иной мере, естественно. Вот и осведомлялся я с максимальной тактичностью — а не бросит ли тот самый молодой специалист маяться дурью в развращенном Санкт–Петербурге, и не поедет ли уже в дикие края, Родине, в моем лице, долг отдавать?!
На черновую работу по рытью котлованов для нового завода удалось насобирать с полсотни калек, только и способных кое‑как ковырять землю лопатой. Дервиз обещал выделить профессиональных строителей, но позже, ближе к осени. А еще он предложил переговорить с инженером фон Мекком. Вдруг, дескать, тот изыщет возможность…
Ага! Три раза! Попробуйте прежде изыскать самого фон Мекка! Он, как пчела летал вдоль всей будущей трассы — в апреле начали укладывать шпалы на тех участках, где насыпь была признана готовой. А в мае, неподалеку от села Троицкого, появился чугунный, витиевато изукрашенный имперскими гербами столб с надписью сделанной стилизованными под старославянские буквами: «Здесь, в 1866 году месяце мае, было положено начало, милостию Божией и повелением Государя Императора Александра Второго, строительство великого Сибирского пути!» Столб сфотографировали, подобрали симпатичные рамочки и отправили с нарочным в столицу — ко двору и в редакции наиболее значимых в стране газет.
О том, что надпись врала, как телевизор, знало не такое уж и большое число народа. На самом деле, первые рельсы положили прямо возле прокатного цеха в Троицком. Посчитали удобным подвозить тяжеленные, трехсаженные хлысты на небольшом, за март собранном вагоне — платформе, в который запрягали по четыре лошади. С другой стороны, эта техническая ветка, по большому счету, частью Транссиба и не являлась… В общем — потомки рассудят.
Самое главное! Ура! Строительство моей железной дороги началось! Жаль, конечно, что после ранения здоровье еще не вернулось ко мне полностью, и я не смог лично поприсутствовать на церемонии укладки первого рельса. Оставалось утешать себя обещанием в числе первых пассажиров прокатиться по первому же выстроенному участку. Впрочем, я и не переживал особенно сильно. Что я — железной дороги ни разу не видел что ли? Рельсы–рельсы, шпалы–шпалы, едет поезд запоздалый…
А вот на спуск первого построенного в Татарской заводи корабелом Бурмейстером парохода, все‑таки выбрался. Ни я сам, ни фрейлины и юнг–фрейлины Великой княгини Марии Федоровны, таким зрелищем еще свой взгляд не услаждали. Тем более, что все путешествие — на колясках до Черемошников по новенькой дороге, а оттуда уже на борту двенадцативесельной ладьи к верфи. Минни, откровенно скучавшая в Гороховском особняке, оделась попроще, сняла бриллианты, и, притворяясь собственной же придворной, поехала с нами.
Магнус — молодец. Грамотно обставил все действо. Для городской знати и виднейших торговых людей соорудил помост, с левого крыла которого, кстати, Дагмар швырнула привязанную за трос бутылку с шампанским. Играл оркестр, дамы баловались слабоалкогольными наливками, новенький, украшенный флажками, пароход с именем «Принцесса Фредерика» разводил пары для первого, пробного, выхода в реку. Было легко и весело. Ноги только быстро устали — пришлось даже извиниться перед дамами, и усесться. А потом уже обнаружить, что оказался соседом мило улыбающейся цесаревны.
— Интересное название, мадемуазель, — сохраняя инкогнито датской принцессы, я лишь слегка кивнул супруге наследника престола Империи. — Видимо, это что‑то из истории вашей Родины?
— Следующий корабль будет назван «Принцессой Софией» или «Луизой», — сверкнула глазами, и уверенно, тоном знающего человека, заявила Минни.
— Вы это знаете со всей определенностью, сударыня?
— Конечно, сударь, — совсем разулыбалась принцесса. — Это все мои имена.
— О! — сконфуженно выдохнул я. — А ведь — верно. Прошу меня простить, за глупость.
— Вам, Герман, не трудно станет мое прощение заслужить, — молодая женщина слегка наклонилась ко мне, словно хотела поведать какую‑то страшную тайну. — Вам нужно лишь как сможете быстрей вернуть благоволение Наденьки Якобсон. И не спорьте, господин Лерхе. Не говорите мне сейчас ничего. Просто знайте, что это нужно сделать!
Я кивнул, признавая ее правоту. Но она, тем не менее, решилась добавить еще:
— И вам с Наденькой, и… мне.
Я вскинул брови, ожидая продолжения явно незаконченной фразы, но так и не дождался. Принцесса уже заговорила на датском с подошедшим засвидетельствовать свое почтение корабелом.
А я, как верный рыцарь, отправился исполнять приказ своей покровительницы — искать в толпе празднично одетой публики мадемуазель Якобсон, с тем, чтоб извиниться за огульные, как выяснилось, обвинения, и попытаться как‑то вновь наладить доброжелательные отношения. На счастье, мои слова, по всей видимости, упали на подготовленную почву. Примирение состоялось. Мои объяснения были благосклонно выслушаны, приняты за достаточно вескую причину и послужили причиной для оправдательного приговора. Возвращались мы уже в коляске вдвоем с Наденькой, оживленно обсуждая мои инвестиции.
Замечательная вышла поездка. Я даже не слишком устал, а примирение с Надей будто бы камень с плеч мне сбросило. И даже известия от восточного нашего соседа — из Енисейской губернии, тоже связанные с Транссибом, настроения не портили. Тем более что закончилась небольшая размолвка губернатора — родного брата министра юстиции Империи — Павла Николаевича Замятина с енисейским купечеством и городской думой Красноярска, достаточно благополучно. Да и причина скандала, нужно признать, была какая‑то детская.