Ожерелье голубки - Э Хайне

- Каим ожидает тебя завтра после последней молитвы дня. Я провожу тебя к нему.

- Как я должен себя вести? – спросил Орландо. – Существуют ли особые правила, которые я должен учесть?

- Ты так забывчив? – засмеялся Хасим. – Поступай точно так же как в прошлый раз.

Орландо отсчитал сто двенадцать ступеней. Потом они вошли в помещение со многими дверьми. Хасим ударил в гонг.

Они подождали несколько секунд, а затем ступили в полукруглую залу шириной в двадцать двойных шагов. У противоположной стены в камине горел огонь. Перед ним спиной к огню на высоком диване сидел человек. На его лицо падала густая тень, в то время как Орандо и Хасима освещал яркий свет. Старец подал знак Хасиму удалиться. Тот согнулся в поклоне и сказал:

-Да пребудут с тобой мир и милость Аллаха.

- Подойди, – велел Орландо Каим. Они вышли на террасу на крыше. Окруженные зубцами стены вертикально уходили в землю. Свет месяца был так ярок, что фигуры людей отбрасывали четкие тени. Иссушенное лицо Старца в белом свете ночи казалось высеченным из гранита. Глубоко впавшие глаза. Орландо затрепетал перед их гипнотизирующей силой.

- Ты говоришь по-арабски, словно это язык твоей матери.

-Так оно и есть. Моя мать говорила по-арабски. В ее жилах текла кровь Омейядов.

- Голос ли крови заставил тебя прийти к нам?

- Что заставило Мухаммеда отправиться в Медину? Был ли то голос Бога или же зов крови** Разве есть ли у нас выбор? Не предопределены ли наши пути? Если бы мне было суждено умереть, то меня разрубили бы на куски рыцари Баварского герцога, или корсиканские береговые разбойники, или воины Даила-ма. Почему не поглотила меня морская пучина? Почему не сжег зной пустыни, почему не иссушил жар болезни? На это есть только один ответ: Аллах желал этого. Поэтому я здесь.

- И нет никакой другой причины? – спросил Каим. Это звучало насмешливо. – Ты хочешь увидеть ее снова?

Орландо не знал, что ему ответить.

-Ты вернулся из-за нее? – повторил Старец.

- Нет, – искренне ответил Орландо.

- Но ты будешь рад встрече с нею?

-Да, – сказал Орландо, – я обрадуюсь. Некоторое время они шли рядом молча. Потом Старец спросил:

- Ты любил Али?

- Он был моим другом.

- Они убили его у тебя на глазах как собаку. Заверши его дело. Возвращайся в Аль-Искандерию и отправь Мансура к шайтану! Думает месть, говорит господин.

Орландо не мог вспомнить в тот день, как вернулся в свой дом в Альдебаране. В его воспоминаниях был только Каим.

Гипнотизирующая сила его глаз изгнала из мыслей все остальное. При этом он хорошо помнил слова Старца. Каждая фраза врезалась ему в память. Что за человек!

Какое поистине пророческое умение подчинять людей воле своих замыслов! Таким Орландо представлял себе благого Бога, когда был ребенком. Или то был дьявол?

Ночью Орландо приснился аль-Мансур.

Они вместе охотились на газелей в вади Ханифа.

- Первый выстрел твой, – сказал Мансур,

Орландо прицелился в друга и проснулся весь в поту. Потом они лежали на крыше, гепарды играли у их ног. Вино было красным как кровь. Мансур рассказывал ему сказку: «Тогда вышел халиф в сад. Там он увидел закутанную фигуру. «Кто ты?» – спросил Харун аль-Рашид «Я – смерть». – «Чего же ты хочешь от меня?». И смерть ответила: «Завтра на рассвете у меня встреча в Аль-Искандерии».

Ужасные видения будили Орладно в ту ночь и в последующие. Это не убийство. Легко убить врага. Да, это было волнующее прекрасное чувство победы в поединке. Но как можно заколоть человека, который не желает и не помышляет зла, человека, чьим гостем и другом ты стал? Его охватывал ужас при одной только мысли об этом.

И все же он сделает это.

Он здесь, чтобы выполнить свою миссию.

В эти ночи он нашел ответ на вопрос: как мог Адриан вонзить кинжал в ничего не подозревающего, миролюбивого незнакомца?

* * *

Бенедикта разбудили смеющиеся голоса – крики и болтовня под его окном на рыночной площади. Он подошел к окну. Но что там такое? Уж не спит ли он? Он протер глаза, однако напрасно. Картина оставалась все той же, как сцена, изображающая день Страшного суда. Мужчины и женщины, млад и стар – большинство почти голые. Что все это значит?

Бенедикт быстро оделся и спустился вниз по лестнице. Перед таверной он столкнулся с хозяином, который ласково похлопывал голый зад толстой женщины.

- Какая аппетитная гора!

- Руки прочь! – смеялась женщина. – Лапай свою задницу.

- Мой Бог, что все это значит? – пробормотал Бенедикт.

- Банщики уже трубили к купанию. Если вы хотите застать еще теплую воду, то поторопитесь. И оставьте ваши лучшие штаны, куртку и обувь здесь. Воришки снуют повсюду. Что не унесет карманник, то стащат голодные блохи потаскух. Один, который пришел в баню с парой сапог и одной вошью, вернулся обратно босой и с целой паломнической процессией сих насекомых.

Подошла ватага молодых парней. На них были только кожаные фартуки, прикрывающие грудь и живот.

Со спины они казались совершенно голыми. Их ягодицы под черными сальными завязками выглядели белыми, как рыбьи кости.

- Это каменотесы из собора Святого Якоба, – объяснил трактирщик. – Они получают каждую пятницу пфенниг на баню от городского магистрата, чтобы смыть пыль со своих тел. Свои глотки они прополаскиваю^ у меня в рюмочной.

- Вы говорите, все эти люди хотят вымыться? – удивился Бенедикт.

- Не просто вымыться, они хотят искупаться.

- Разве это не одно и тоже?

- Не совсем. Мытье как все очищения – утомительный долг. Купание же – удовольствие, божественное удовольствие.

Так как Бенедикт не мылся целыми днями, он решил присоединиться к компании, потому что от природы был любопытен.

Баня – фахверковое строение с косыми углами, внутри было разделено на стойла, как крестьянское гумно. В высокой полукруглой зале друг за другом стояли, как испуганные овцы, дымящиеся деревянные чаны. Внутри них сидели мужчины и женщины, по одному и по двое в каждой ванне, молодые и старые, жирные, морщинистые и с гладкой кожей. Пока одни мылись, другие уплетали жареное и копченое мясо. Пиво пенилось в кружках. Пахло пончиками, редиской и копченой рыбой. Казалось, здесь каждый разговаривает с с каждым. Раздавались крики, фырканье, громкий смех. Вдобавок ко всеобщему гвалту играли трое музыкантов – они устроились на возвышении, которое находилось посередине. Там собрались подростки и те, у кого не было денег для бани. Они желали поглазеть на представление.

Дочь банщика опрокинула в пустую ванну два кожаных ведра горячей воды и три – холодной. Бенедикт разделся. Опускаясь в воду, он приметил, что многие мужчины были сильно взбудоражены. Непривычное зрелище наготы возбудило их плоть. Это вызвало бурное удовольствие глазеющей молодежи и купающихся женщин, которые, опустив глазки, делали сравнения, очевидно волнующие, о чем красноречиво свидетельствовали их раскрасневшиеся щеки.