Ожерелье голубки - Э Хайне

- Ты хорошо все запомнил! – засмеялась она. – Так давай охотиться.

Это было началом волнующей охоты.

Вся эротика стоит на добровольном отказе, оттягивании, отклонении и скрывании тела Сайда была мастерица в этой науке, в искусстве возведения эротического напряжения, в игре с огнем, в охоте без убийства.

Орландо выучил девяносто девять названий крайней плоти Адама: el kamera – «игрушка мальчика», el heurmak – «неукрощенный», el zoddame – «взломщик», abou laabea – «плеватель», el motela – «роющий ход», abou roka – «толстошеий», abou gue-taia – «тот, кто стоит в лесу», и самое красивое из всех el hamama – «голубок».

- Ay твоего лона тоже много названий?

- О, да, – ответила она. – Много, и довольно красивых: el hezzaz – «подвижная», el meussass – «сосущая», el harr – «жар», abou belauom – «прожорливая», abou cheufrine – «двугубая», el ladid – «оценивающая», el sakouti – «умалчивающая», и много еще других, Имена для кубка Евы так же многочисленны, как цветы вади после первого весеннего дождя.

- А как называется твоя чаша?

- El tauq, «ожерелье».

- Звучит красиво, – сказал Орландо.

- Но еще красивее звучит объединение наших полов: Tauq al-hamama, «ожерелье голубки».

* * *

Самуил скакал на буланой лошади, «цвета Изабеллы», как сказал он, названной в честь герцогини Изабеллы, которая дала священную клятву переменить нательную рубашку лишь после того, как вернется из крестового похода ее супруг. Самуил добавил смеясь:

- Герцог отсутствовал четыре года.

Вообще старик разбирался в лошадях. Прежде чем заняться янтарем, он торговал лошадьми, сперва в Генуе, затем в Святой Земле.

- Какое прибыльное дело! – вздыхал он. – Я продавал лошадей крестоносцам Сарацины угоняли их и доставляли опять ко мне. Я скупал у них добычу, чтобы спустя пару дней предложить ее другим крестоносцам. Претензий никогда не было. Очень редко всадник переживал своего коня. То были кровавые дни под Акконом. К сожалению, под градом сарацинских стрел и ударами мечей христианского войска погибло много коней. Вы когда-нибудь видели поле битвы, полное умирающих лошадей? Разрубленные крупы, подковы, торчащие к небу! Глазные яблоки, вылезшие из глазниц от мучения и ужаса! У меня нет сочувствия людям. Они хотели боя и искали его. Но лошади! Как мог Господь Бог допустить такое? Что общего имеют с этим безумием звери? Людей хоронят. А лошади остаются лежать под палящим солнцем. Их вздувает, как упругую волынку. Трупы лопаются с такой силой, что разрывает сидящих на них стервятников. Вонь стоит невыносимая.

- Вы желаете расквитаться со мною за свиней? – спросил Бенедикт.

- О нет, вовсе нет! – сказал Самуил.

- Вы видели императора в Святой Земле?

- Я ни разу с ним не встречался, но знаю в лицо его первенца.

- Принца Генриха?

-Почему вы называете его принцем? Разве он не был коронован как немецкий король восемнадцати лет в Аахене?

- Что за человек этот король?

- Тщеславен, как все великие герцоги, любит золото и украшения, прежде всего янтарь цвета меда. Он скупил у меня все камни, которые я привез с собой. Больше, чем фризское золото, как оворят, он любит молодых женщин, на которых тратит свое состояние.

- Вы продавали ему и девушек? – подтрунил над собеседником Бенедикт.

- Я бы никогда не стал торговать людьми, – сказал Самуил. – Нет большей низости. Вы бывали когда-нибудь на невольничьем рынке? Там разлучаются семьи, как банановые связки. Худшее в этом роде я пережил у стен Дамиетты. И тогда он рассказал:

- Войско крестоносцев разбило лагерь на равнине перед Дамиеттой. Над той стороной лежала мертвая скука бесконечной осады. Болезни и лишения мучили людей. Уже вспыхнули первые кровавые «дела чести» между христианскими союзниками. И тут произошло неслыханное событие. Пара фризов – родом из мест, что лежат у устья Эмсы, – во время разбойничьей вылазки убили жителей одной из деревень феллахов и захватили девушек. Новость как огонь распространилась по лагерю. «Девушки! Где?» Каждый хотел их увидеть. Сотнями воины устремились к пленницам.

Их было восемь, четырнадцати-пятнадцати лет. Босоногие, с расплетенными косами, испуганные, сбившиеся в кучу, как заблудившиеся дети. С ужасом они глядели на чужеземных воинов, которые готовы были проглотить их глазами. Это было как в львиной пещере перед кормлением. Фоко, предводитель фризов, с секирой в руке, рявкнул в кривой рог, предупреждая собравшихся: «Добыча принадлежит тому, кто ее взял, так звучит закон войны! Девушки – наши! Но когда мои люди натешатся ими, можете забрать их».

Самуил вытер слезы:

- Они передавались от мужчины к мужчине. Один продавал их следующему. Еще до полуночи их замучили до смерти. Но даже и тогда нашлись желающие заплатить – за мертвых. Какие скоты люди!

- Да, война – это молох. Она поглощает все, что ей попадается на пути, – согласился Бенедикт. – Мне кажется, вы многое повидали на свете. Где же вы чувствуете себя дома?

- Где у еврея дом? Везде и нигде, как у птицы в небе. Это наша боль и сила.

- Сила? – переспросил Бенедикт с удивлением.

- В Талмуде, в трактате Берахота сказано так: «В день, когда был разрушен храм в Иерусалиме, воздвиглась стена, которая встала между Богом и Израилем».

- Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался Бенедикт.

- Мы, евреи, по своей сути кочевники. Пустыня – наша родина. Здесь возникла наша религия. После исхода из Египта мы много поколений ходили по пустыне.

- В Библии сказано – сорок лет.

- Верно, abra im schanim может означать «сорок» или «очень-очень много». За долгий промежуток времени племена Израиля стали одним народом Как кочевники, они передвигались от одного источника воды к другому. Они не ведали привязанности к одной земле. Складные шатры были их домами, переносной ковчег – их святыней. Мы подобны ветру. Наша сила – в нашей подвижности. Если мы когда-либо станем оседлым народом в собственной стране, Яхве упаси нас от этого, то перестанем быть избранным народом.

- Вам нелегко пришлось в вашей долгой истории, – сказал Бенедикт, – но вы выжили, несмотря ни на что.

- Народы исчезают не оттого, что слабы, а потому что считают себя слишком сильными.

- Вы знаете, как использовать ваш разум.

- Кого Бог хочет наказать, того лишает разума, – подтвердил Самуил. – Важнее, чем разум, – шутка. Еврейская пословица гласит: «Укого есть язва, нет луковицы для примочки. Укого есть луковица, нет язвы. Невозможно иметь сразу все». Уменя все хорошо. В вашем обществе, где музыканты, проститутки, палачи, пастухи, бродяги и цыгане не имеют прав и лишены чести, хотя они такие же христиане, как и прочие, мы, евреи, занимаем влиятельные должности. Многие из нас – финансисты и крупные негоцианты. В империи без нас не начинается ни одного крупного дела.