Меж двух миров - Нандор Фодор

Между тем, призраки Борли-Ректори — феномен стародавний; странности в доме начались задолго до того, как там в 1929 году впервые появился Прайс. К систематическим наблюдениям он, кстати, приступил лишь 9 лет спустя, когда снял здесь комнату на год и попытался найти себе объективных помощников с помощью объявления в «New York Times Magazine».

В течение следующих 14 месяцев в Борли-Ректори было зафиксировано около двух тысяч паранормальных явлений разного рода: необъяснимые голоса, звуки шагов, звон колокольчика, клацание дверных замков, появление письменных посланий на стенах, превращение вина в чернила, полёты предметов, появление трещин в оконных рамах, огненные всполохи в окнах. Самыми жуткими персонажами этого театра ужаса была постоянно расхаживавшая по поместью призрачная монахиня, которая в своих письменных посланиях молила живых об упокойной мессе, а также обезглавленный возница, разъезжавший в своей призрачной карете. Обе фигуры достаточно наглядно иллюстрировали издавна ходившую в этих краях легенду о монахе и юной монашке, сбежавших из Борли в карете. Когда беглецов поймали, мужчину обезглавили, а женщину живьём замуровали в стене монастыря.

Если верить Гарри Прайсу, поселившиеся в доме наблюдатели не ощущали со стороны привидений сколько-нибудь враждебного к себе отношения. Живший тут трёхлетний ребёнок придерживался иного мнения. На вопрос, кто поставил ему синяк под глазом, мальчик ответил: «Это меня страшила какой-то стукнул. Он стоял в комнате у занавески».

Собаки также относились к безголовому призраку без особых симпатий. Однажды капитан Грегсон, последний владелец Борли (это при нём призрак монашки спалил-таки дом, исполнив таким образом многочисленные угрозы, передававшиеся с помощью планшетки) поздно вечером вошёл во двор со своим чёрным спаниэлем. Вот что затем произошло:

«В дальнем конце двора послышались отчётливые шаги, — рассказывает он. — Затем кто-то прошёл по деревянной крышке люка, который ведёт в подвал. Я остановился. Внезапно собака словно сошла с ума. Она завизжала, вырвала из рук поводок и с визгом умчалась прочь. С тех пор я её больше не видел».

Капитан Грегсон купил себе такого же чёрного спаниэля. Тот без промедления последовал примеру предшественника: взвыл, завизжал, умчался куда-то стрелой и больше в окрестностях не появлялся.

Воздержусь от самоцитирования; желающие могут обратиться к моей статье, опубликованной журналом «Tomorrow» (зимний выпуск 1956 года), где я выразил против этого, с позволения сказать, «разоблачения» возмущённый протест. Поверьте, за Гарри Прайса я вступился вовсе не потому, что питал к нему какие-то личные симпатиии. Мы не были друзьями — впрочем, врагами тоже. Прайс мало кому нравился: это был человек крайне честолюбивый, эгоистичный, ревнивый к славе и к конкурентам. Но по меньшей мере в одном достоинстве ему не откажешь: это был честный исследователь, всю свою жизнь посвятивший разоблачению разного рода мошенников и проходимцев. Нетерпимость к обману была, пожалуй, наиболее яркой чертой его весьма своеобразного характера. Прайс (автор знаменитой «Terrum Of Spiritualism») проявил немалое мужество, когда в своей второй публикации о Борли-Ректори заявил следующее:

«Шесть лет назад я пришёл к выводу, что объяснить происходящее здесь можно лишь исходя из теории посмертного существования индивидуума; сегодня без колебаний могу заявить, что за это время лишь утвердился в своём мнении. Более того, утверждаю, что феномен Борли-Ректори подтверждает концепцию «жизни после смерти" куда убедительнее, чем любое паранормальное проявление того же рода, когда-либо встречавшееся мне на пути».

Итак, Гарри Прайс высказался в поддержку спиритов: за этот грех его теперь и пытаются смешать с грязью. Что касается меня, то могу оспорить лишь одно утверждение Прайса — а именно, что Борли-Ректори — самый «неспокойный» из домов Британии. Этот отъявленный эгоцентрист просто умер бы от смущения, если бы узнал, что дело, им расследуемое — не «самое-самое» во всех отношениях. Самый густонаселённый привидениями дом страны (о чём Гарри Прайс не мог не знать хотя бы из уже опубликованных к тому времени книг и статей) — всё же Баллехин-Хаус в графстве Пертшир, на протяжении многих веков состоявший во владении семейства шотландских баронов. С любезного согласия лорда Бьюта дом был сначала сдан Обществу психических исследований в аренду, а затем перешёл в полное владение этой организации. Мисс Гудрих-Фриэр, очень известная и способная исследовательница, провела здесь 92 дня, ежедневно записывая свои наблюдения. Происходившие тут события носили религиозный оттенок, но по странности значительно превосходили всё, что имело место в Борли-Ректори.

Последним владельцем дома по мужской линии был майор С., человек весьма эксцентричный. Он участвовал в индийской кампании, сохранил самые тёплые воспоминания о тех днях, а главное, верил в то, что души мёртвых могут возвращаться в наш мир, вселяясь как в людей, так и в животных. Майор С. не раз намекал на то, что после собственной кончины непременно вселится в тело своего любимого чёрного спаниэля.

После смерти майора члены его семьи, должно быть, дабы затруднить осуществление этого плана, приказали перестрелять всех собак в доме. С тех пор в окрестностях его постоянно носятся стаи призрачных псов. Чёрного спаниэля встречали несколько очевидцев; не раз появлялись на территории поместья и другие его покойные собратья. Вот фрагмент дневниковых записей мисс Гудрих-Фриэр:

«Около десяти часов утра я сидела в библиотеке и писала что-то, находясь спиной к окну. В комнате со мной была миссис Уокер. Она обратилась ко мне пару раз с каким-то вопросом, но я не ответила ей, поскольку была слишком занята. Вдруг кто-то подтолкнул мой стул. Я решила, что это пёс: внизу, однако, никого не было. Я продолжала работу и через несколько минут почувствовала толчок настолько решительный, что я чуть не упала со стула. Решив, что это миссис Уокер, не дождавшись ответа, решила напомнить о себе таким образом, я обернулась и вскрикнула от изумления: комната была пуста! Миссис Уокер через секунду вошла, и тут же увидела собаку, которая сидела на коврике перед камином и очень внимательно глядела в ту самую точку рядом со стулом, где ожидала увидеть её я».

Четыре дня спустя:

«Сегодня после захода солнца мы с миссис Мур снова слышали шум — в основном, какие-то лёгкие шаркающие шаги. Затем раздалось царапанье. Мы решили, что это наша собака, но обнаружили её мирно спящей на привычном коврике».

Ещё две недели спустя мисс Гудрих-Фриэр увидела в комнате миссис Мур чёрного пса, которого приняла поначалу за своего шпица. Она как раз устанавливала фотокамеру и замерла, опасаясь, что животное сдвинет стол. В ту же секунду появилась вторая собака: на этот раз это был её Спукс. Прижав ушки, он направлялся к чёрному гостю.

«Куда это наш Спукс так помчался? — удивилась другая женщина, находившаяся в комнате. Мисс Фриэр увидела затем, как Спукс спешно ретировался, помахивая хвостом. Призрачная собака была покрупнее живой, хотя не исключено, что это тоже был спаниэль».

Появлялись здесь и «человекоподобные» привидения. Дважды оказывалось, что это образы ныне живущих людей, которые в тот момент, очевидно, спали. Одним из них был священник (во всех отчётах он фигурирует под именем «отец Х.»), переживший в доме мучительные мгновения и потому, наверное, всеми мыслями всё ещё находившийся здесь. Именно он, кстати, и обратил впервые внимание лорда Бьюта на странности Баллехин-Хауса.

Священник решил, что покойный майор С. пытается таким образом привлечь к себе внимание живущих и убедить их в том, что душа его жаждет успокоения при посредстве святой молитвы. Находясь у себя в комнате, он слышал удары, напоминавшие, скорее, взрывы, и ещё какие-то глухие стуки, как если бы большая собака всем телом бросалась на дверь. Окропив помещение святой водой, отец Х. произнёс «Visita Quæsumus» — молитву, призывающую небо защитить дом и его обитателей от козней врага рода человеческого. В ту ночь, засыпая, святой отец явственно увидел на стене бурое деревянное распятие высотой около полуметра.

Известный астроном сэр Уильям Хиггинс тщательно расспросил отца Х. и убедился в том, что тот не стал жертвой болезненных галлюцинаций. То же распятие позже увидел другой священник, отец К. Стоя у камина, он испытал вдруг сильнейший озноб. В постели дрожь усилилась. «Случайно подняв взгляд, — рассказывал он в письме лорду Бьюту, — на стене над самой кроватью я увидел деревянное распятие из бурой древесины. Стена комнаты была совершенно пуста, там не было ни картин, ни чего-либо, что могло бы явиться причиной оптического обмана, допустим, в силу особенностей освещения. Озноб прекратился: не то, чтобы мгновенно, но очень скоро. Я словно ощутил вдруг какую-то поддержку извне».