Одержимость - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первую партию Воскобойников уступил легко. За доской он насупился и сделался непривычно молчалив, но по тому, как расслабленно, нехотя он передвигал фигуры, тратя на обдумывание меньше времени, чем куда более сильный соперник, было видно, что Георгий Аркадьевич не собрался, не настроился на борьбу. Когда договаривались устроить тест, все казалось тривиальным: создать условия, максимально приближенные к турнирным, и посмотреть на реакцию испытуемого. Сошлись на том, что Воскобойникову, вероятно, будет противостоять выхолощенная версия „Владимира I“, отличная от „боевой“, погубившей Болотникова и Мельника, и все равно эксперимент может оказаться полезным. Кто сказал, что все ее ядовитые зубы расположены во вставной челюсти? Тогда Воскобойников согласился с Гордеевым, но теперь, похоже, не понимал, что же, собственно, от него требуется.
Когда ситуация на доске приблизилась к очевидной развязке, Гордеев занервничал. Вопреки собственному требованию не нарушать тишину, он начал прохаживаться неровными шагами позади Воскобойникова, напряженно дыша ему в спину. Брусникина не вмешивалась и не издавала ни звука до того момента, когда Воскобойников нажал заветную клавишу „N“, даже журнал, позаимствованный на полке, перелистывала двумя руками.
— Вы давно поняли, что проиграли? — спросил Гордеев.
— Четыре хода назад, — признался Воскобойников.
— Юрий Петрович! — Брусникина хлопнула журналом о колени.
— Что?
— Не можете сидеть — ходите, ради бога, нормально! Равномерно. Сбиваете с ритма полгорода.
— Стоять можно?
— Хоть на голове! Все равно ничего не получается.
Гордеев придвинул кресло к столу и уселся рядом с Воскобойниковым.
— Не получается, Георгий Аркадьевич. — он как будто не слышал реплики коллеги. — мы с вами о чем договаривались? Вы должны победить.
Воскобойников застыл на секунду с ошарашенной улыбкой.
— Победить?! Стоп, стоп, стоп, я чего-то не понимаю. Выносим за скобки чисто технический вопрос: как обыграть эту штуку, которая вздула пару выдающихся шахматистов? Насколько я постиг вашу идею, чтобы почувствовать то же, что Болотников с Мельником, я должен сделать то же, что и они, то есть проиграть?
— Они стремились выиграть, а вы — нет. Пока вы не поставите перед собой сверхзадачи, мы ничего не добьемся, только время потеряем.
Воскобойников озадаченно потер виски.
— Юрий Петрович, черт возьми! — вмешалась Брусникина. — Сколько бы вы Георгия Аркадьевича ни уговаривали, он все равно не выиграет. А и проиграет — не расстроится. Вас же никто не заставляет выйти на ринг против Тайсона и сделать из него котлету?! Хоть вы и умеете боксировать. А время мы уже, так или иначе, потеряли. На что был расчет? Они не смогут спрятать все концы в воду, и мы поймем, что с программой что-то не так. Был шанс? Был! Оправдался? Нет! Уходить нельзя: что о нас подумают?! Нужно посидеть еще полчасика для приличия. А потом найти черную лестницу для прислуги, снять обувь…
Гордеев, ожесточившись лицом, пальнул по ней взглядом:
— Евгения Леонидовна!.. Георгий Аркадьевич, вы читали „Арену“ Шекли? Земляне воюют — ожесточенно, на полное уничтожение — с инопланетной цивилизацией, и тут вмешивается еще одна, значительно более развитая. Разводить враждующие стороны она, видимо, считает бесполезным, выдергивает двух боевых пилотов и устраивает между ними гладиаторский поединок. Без непосредственного контакта, но с применением подручных средств. В итоге человек в последний момент побеждает, и земляне, соответственно, тоже.
— Знаете, чем атеист отличается от верующего, а верующий от религиозного фанатика? — снова вмешалась Брусникина.
— Георгий Аркадьевич, — продолжал гнуть свою линию Гордеев, — это не дурацкая фантастика, вы сами согласились. Мы же не ищем философский камень, или, как теперь модно говорить, магический кристалл. Вспомните, этот компьютер угробил двух человек…
— Атеист, — перебила его Брусникина, — вспоминает о боге в рождество, на пасху, на крестинах и похоронах. Верующий еще во время поста и когда ему чего-нибудь очень нужно. А фанатик думает о боге на работе.
Гордеев махнул на нее рукой:
— Двух человек! Задумайтесь, вдруг это не просто орудие преступления? Топор, даже атомная бомба — объекты. А если эта хреновина — субъект? Только представьте себе, субъект! У нее определенно своя голова на плечах. Пусть ее науськивают люди, как овчарку на зэков, вы что же, не чувствуете ненависти к этой кровожадной твари? Если продолжить аналогию, она явно сорвалась с поводка или с рождения была волком, а не овчаркой.
— Казнить ее на электрическом стуле с жесткой спинкой! — подытожила Брусникина.
Воскобойников только успевал глаза переводить с нее на Гордеева и обратно.
— Георгий Аркадьевич, вы не можете ненавидеть абстрактный образ? Я сяду напротив вас, я буду повторять ходы компьютера на доске, ненавидьте меня! Давайте я вам порву галстук, съезжу по физиономии, только сделайте с собой что-нибудь!
— Видите вопрос на экране? — спросил Воскобойников, — „Сдаетесь? Да/Нет“. Выберите „Да“.
Вторую партию под нервное фырканье Гордеева он проиграл еще быстрее, хотя боролся отчаянно. Гордеев то и дело открывал рот, как будто хотел что-то сказать, но до конца партии так ничего и не сказал, только сопел все громче и неритмичнее.
— Зевнул комбинацию в классической ситуации, — объяснил Воскобойников извиняющимся тоном.
— Не то! — наконец позволил себе высказаться Гордеев. — Чушь. Все чушь, бесполезная возня. Ничего у вас, Георгий Аркадьевич, не выходит. Я просил вас настроиться на борьбу, а вы что делаете? Не нужно напрягаться, нужно жаждать победы. Вы себя уговорили, что вам нечего терять. А вам есть что терять! Мы проваливаем дело, разве вы не чувствуете? Мерзавцы торжествуют. О! Есть! Я придумал. Давайте так, раз они играют по своим правилам, мы тоже будем играть по своим: установим компьютеру лимит времени полчаса, но ему об этом не скажем! Продержитесь тридцать минут — считайте, что выиграли.
Дисплей опять развернули лицом к Воскобойникову. Мораторий на разговоры Гордеев в одностороннем порядке отменил и вернулся к тактике вышагивания у Георгия Аркадьевича за спиной. Дышать, сотрясая всю комнату, Брусникина ему запретила, пригрозив, что немедленно уйдет, и он, чтобы чем-то себя занять, озвучивал хронометраж компьютера: докладывал об истечении у супостата каждой минуты.
— Помолчите, пожалуйста, Юрий Петрович! — вспылил Воскобойников в ответ на заклинание про „еще пять минут!“.
В итоге до условной победы ему не хватило сорока трех секунд.
— Вам мат, гроссмейстер, — констатировала Брусникина. Она давно оставила свои журналы и сидела, прижавшись к Воскобойникову плечом, в надежде, что это поможет прекратить затянувшуюся экзекуцию. с момента, когда они переступили порог офиса Development Comp.Inc. на Звездном бульваре, прошло уже около четырех часов.
— Еще раз, Георгий Аркадьевич! — потребовал Гордеев.
— Хватит! — Брусникина решительно встала. — И так все ясно.
— Нет, еще раз! — повторил Гордеев взбешенно.
Она отшатнулась и поглядела на него с опаской.
— Еще раз, — вынужден был согласиться Воскобойников. Выглядел он изможденным и серым, как будто с утра постарел лет на десять, хотя, возможно, виной всему было искусственное освещение — неживое, с витринным фиолетовым отливом (на улице совсем стемнело и сгустился туман).
— Двадцать минут, — сказал Гордеев.
— А потом пятнадцать, десять, пять? — подала голос Брусникина. — У вас телефон звонит.
— Потом посмотрим! — ответил Гордеев, сцепив зубы. — Слышу, что звонит.
— Юрий Петрович, вы где сейчас? — Звонил Рубинов.
— В районе ВДНХ.
— Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
— Ну, примерно через полчаса буду свободен…
И что ему снова нужно? Гонорар, что ли, хочет заплатить…
— Я подъеду?
— Вас уже выписали?
— Да, так я подъеду?
— Хорошо. — Гордеев назвал адрес.
На этот раз компьютеру оказалось достаточно и десяти минут.
— Больше не могу, — сказал Воскобойников, с трудом выбравшись из кресла. — Все равно что удава гипнотизировать. Привязывать меня к кровати не обязательно, но отныне я с „Владимиром I“ не играю. Если без этого никак нельзя, лучше вообще отказаться от расследования.
— То есть вы сдаетесь? — поинтересовался Гордеев.
— Нет. Но такими методами подтверждать ваши версии отказываюсь. Категорически.
10Через двадцать минут Гордеев сидел в машине неподалеку от трамвайной остановки и высматривал Керубино. К ночи туман совсем сгустился, так что видимость была аховая, и Рубинов появился не пешком, как почему-то предположил адвокат, а на новехоньком „субару — форестере“. Джип резко встал у кромки тротуара, расплескав огромную лужу. Керубино, приоткрыв дверцу, поманил Юрия Петровича: