Алый знак доблести. Рассказы - Стивен Крейн

— Ну и что, если я говорил.

Фраза эта вызвала у членов банды трепет удовольствия. Это был грозный вопрос. Синий Билли весь подобрался. Теперь на него падала ответственность за дальнейшее. Банда слегка расступилась. Все выжидательно смотрели на Синего Билли.

Не торопясь, он выступил вперед и оказался лицом к лицу с Келси:

— Что ж, если ты сказал такое, — прорычал он сквозь зубы, — я вышибу из тебя дух на этом самом месте!

Но тут какой-то мальчишка с исступленными глазами скатился, пыхтя, по откосу, как после взрыва, и выпалил скороговоркой:

— Здесь этот Келси? Послушайте, ваша старуха опять заболела! Там все вас ищут! Бегите домой! Она ужас как больна!

Вся шайка обернулась с громким ропотом: «Эй ты, вон отсюда!» Фидси швырнул в мальчика камнем и погнался было за ним, но тот продолжал кричать:

— Скорее бегите домой, Келси! Она страшно больна. Она так кричала! Они ищут вас больше часа.

В своем усердии мальчик опять приблизился, невзирая на Фидси.

Келси отошел от Синего Билли.

— Пожалуй, я пойду, — сказал он. Раздался общий вопль.

— Что ж, — продолжал он, — не могу же я… я не хочу… не хочу оставить мать… ведь она…

Его слова потонули в хоре насмешек.

— Ну, послушайте… — пытался он начать, но всякий раз их возгласы и крики удваивались. Они подталкивали Синего Билли:

— Возьмись за него, Синий! Бей его! Вперед!

Келси медленно удалялся, а они все еще подстрекали Синего Билли сделать решительный шаг. Билли кипел от злости, хорохорился и что-то объяснял.

Когда Келси был уже на приличном расстоянии, Билли слегка выдвинулся вперед и дико выругался. Келси мрачно оглянулся назад.

XVII

Входя в комнату умирающей, Келси все еще размышлял о недавнем столкновении, придумывая разные нелепые способы, как отомстить Синему Билли и остальным.

Маленькая старушка лежала, вытянувшись, на своей кровати. Ее лицо и руки были того же оттенка, что и одеяло. Волосы ее, казавшиеся по-новому и удивительно седыми, падали на виски спутанными клубками и прядями. Она была удручающе неподвижна, одни глаза были в движении, бросая вокруг безумные взгляды.

Молодой доктор только что кончил прописывать лекарство.

— Ну вот, — сказал он с видимым удовлетворением, — думаю, что это ей поможет…

Он быстро направился к выходу и при этом встретился с Келси.

— Ах так! — воскликнул он. — Вы ее сын?

В горле у Джорджа как будто застрял кусочек меха. Когда он овладел голосом, слова сперва прозвучали очень тихо, а потом очень громко, словно прорвавшись через препятствие:

— Будет она… останется она?..

Доктор обернулся и поглядел на кровать. Что-то бормоча, больная наблюдала за ними, как будто это были вампиры.

— Не могу пока сказать, — отвечал доктор. — Она удивительная женщина. В ней больше живучести, чем у вас и у меня вместе. Не могу ничего сказать! Может быть — да, а может быть — нет. До свидания. Приду через два часа…

На кухне миссис Калахан лихорадочно сметала пыль с мебели, вытирала то одно, то другое. Она расставляла все предметы покрасивее. Миссис Калахан готовила все к приходу смерти. Она разглядывала даже пол, словно мечтая натереть его.

Доктор остановился и тихо заговорил с ней, посматривая на кровать больной. После его ухода она возобновила работу с удвоенной быстротой.

Келси приблизился к матери, позвал ее: «Мама… мама…» Он двигался осторожно, как будто опасаясь, что таинственное существо, лежащее на кровати, может вцепиться в него.

— Мама… мама… Разве ты не узнаешь меня? — Он вытянул ищущие дрожащие пальцы и прикоснулся к ее руке. Две блестящих, стального цвета, точки сверкали в ее зрачках. Она смотрела вбок, где ей чудилось что-то угрожающее.

Внезапно старушка повернулась к сыну с диким призывным лепетом:

— Помогите мне! Помогите мне! О, помогите! Я вижу, они идут сюда…

Келси снова окликнул ее как бы издалека: «Мама! Мама!» Она взглянула на него, и тут в ней как бы началась борьба — она стремилась вернуть его в свое сознание. Она сражалась против некой неумолимой силы, когтями впившейся в ее мозг. Заикаясь, беспорядочно выкрикивая, она молила Джорджа о помощи.

Потом она снова посмотрела в сторону.

— А, вот они идут! Вот они идут! О, смотрите… смотрите… смо…

Без помощи рук она села на кровати. Келси почувствовал в горле приступ удушья. Она продолжала выкрикивать, а у него перед глазами поплыла пурпурная завеса.

— Мама… О мама… Там же нет ничего… Ничего нет…

…Она стояла у кухонной двери, держа в руке скатерть. В комнате позади нее только что отзвенела посуда. Вдали, за деревьями сада, она видела в поле пашущего мужчину:

— Билл, эй, Билл, ты не видел Джорджи? Он с тобой в поле? Джорджи! Джорджи! Иди сюда сию минуту! Сию… же… минуту!

Теперь она заговорила с воображаемыми людьми в комнате:

— Хотела бы я знать, что вам здесь нужно! Убирайтесь отсюда! Не желаю, чтобы вы здесь были. Сегодня я чувствую себя плохо и не хочу вас видеть! Мне плохо! Уходите отсюда. — Голос ее стал раздражительным. — Вон отсюда! Вон отсюда! Вон!

Келси лежал в кресле. Его утратившие чувствительность руки свесились вниз, касаясь пальцами пола. Он принудил себя не слушать лепета, доносившегося с кровати, но все время ощущал тиканье маленьких часов на кухонной полке…

Когда Джордж очнулся, перед ним стоял бледнолицый и довольно полный молодой священник.

— Мой бедный мальчик! — начал он.

Старушка лежала тихо, закрыв глаза. На столике у изголовья стоял стакан с бесцветным лекарством. Отраженный свет рисовал на стакане серебряную звездочку. Двое мужчин сидели в ожидании бок о бок. На кухне миссис Калахан уселась и тоже ждала.

Келси принялся разглядывать обои. Узор состоял из букетов коричневых роз. Ему почудилось, что они ползают в его мозгу, как отвратительные крабы.

Сквозь открытую дверь он видел клеенчатую скатерть на столе, светящуюся под теплыми лучами предвечернего солнца. За окном открывалось прекрасное, нежное небо, похожее на голубую эмаль, и кайма дымовых труб и крыш, поблескивающих тут и там. Бесконечный грохот, извечная поступь шагающего города проникали сюда, смешиваясь с неясными криками. По временам беспокойно шевелилась и покашливала женщина у плиты.

Из коридора через фрамугу доносились два голоса:

— Джонни!

— Ну что?

— Иди сейчас же ко мне! Я хочу послать тебя в лавку!

— Ах, мама, пошли лучше Сэлли.

— Нет. Сейчас же иди сюда.

— Ладно, одну минуточку…

— Джонни!

— Через минуту, говорю тебе.

— Джонни…

Послышалась тяжелая поступь, потом мальчишеский визг. Внезапно священник вскочил. Он ринулся вперед, пригляделся. Маленькая старушка была мертва.

Военный эпизод

Резиновый плащ лейтенанта был разостлан на земле, а на него высыпан весь кофе, выданный на роту. Капралы и другие представители голодных, грязных людей, заполнявших окопы, пришли за порциями для своих взводов.

Лейтенант был хмур и сосредоточен, выполняя задачу распределения кофе. Сжав губы, он проводил саблей бесчисленные борозды в насыпанной перед ним груде, пока на плаще не образовались поразительно одинаковые коричневые квадраты. Лейтенант был уже на грани достижения величайшей победы в области прикладной геометрии, а капралы протискивались вперед, чтобы завладеть каждый своим квадратом, как вдруг он резко вскрикнул и так поглядел на стоявшего рядом солдата, словно тот его ударил. И все закричали тоже, увидев кровь на рукаве лейтенанта.

Лейтенант вздрогнул, точно его что-то ужалило, пошатнулся и выпрямился. Было отчетливо слышно его хриплое дыхание. Он грустно и недоумевающе посмотрел на зеленую полоску леса за окопом, где теперь появилось много клубочков белого дыма. А вокруг него люди стояли безмолвные, как изваяния, испуганные и потрясенные этой катастрофой, настигшей их в ту минуту, когда ее никто не ждал и когда ее можно было наблюдать на досуге.

Лейтенант все смотрел на лес, и вслед за ним они тоже повернули головы в ту сторону и так же безмолвно уставились на далекие деревья, словно старались проникнуть в тайну полета, совершенного пулей.

Конечно, лейтенант вынужден был теперь взять саблю в левую руку. Он не взял ее за эфес, а схватил неуклюже за середину клинка. Оторвав взгляд от враждебного леса, он посмотрел на саблю, которую держал в руке. Казалось, он не знает, что с ней делать и куда ее девать. Оружие сразу превратилось в какой-то непривычный для него предмет. Он озадаченно смотрел на него, словно ему дали в руки трезубец, скипетр или лопату.

Наконец он попытался вложить саблю в ножны. Вложить саблю, держа ее левой рукой за середину клинка, в ножны, висящие у левого бедра, — трюк, достойный цирковой арены. Тяжело дыша, как борец, раненый офицер вступил в отчаянное единоборство с саблей и болтавшимися на боку ножнами.