Дюна - Фрэнк Герберт

Да, размышлял барон, сейчас мы полюбуемся на того, кто мнит, что не продаст себя. Посмотрим, как он превратится в грязь, как будет торговаться за каждую секунду своей жизни! Стоит только как следует его потрясти, и он затарахтит, как пустая погремушка. Все они пустые внутри! Все продаются! Какая мне разница, как именно он сдохнет?!

Шлепающие звуки снизу прекратились.

В дверях показался начальник охраны Умман Куду и покачал головой. Барон понял, что ему не удалось выбить необходимую информацию. Еще одна неудача. Все! Хватит валять дурака с этим идиотом герцогом. Мягкотелый олух, не понимает, что он сейчас на волосок от ада, и еще какого ада!

Эта мысль успокоила барона, она пересилила в нем нежелание подвергать пыткам особу императорской крови. Он почувствовал себя хирургом, который готовится надрезать скальпелем податливую плоть. Сорвать с дураков их пошлые маски, пусть увидят, что такое ад!

Все они глупые кролики, все до единого!

А как увидят перед собой волка — сразу струсят!

Лето смотрел на барона. Почему я медлю? думал он. Нажать на зуб — и все будет кончено. Однако, если вспомнить, в жизни было столько хорошего! Он поймал себя на том, что вспоминает, как плясал в синем небе Каладана радиоуправляемый воздушный змей и как, глядя на негр, заливался радостным смехом Поль. Он вспомнил восход солнца — здесь, на Аракисе: тяжелые скалы Большого Щита сквозь золотистую дымку.

— Очень плохо, — пробормотал барон. Он отодвинулся от стола, легко поднялся на своих поплавках и вдруг остановился. Он увидел, что лицо герцога изменилось: Лето глубоко вдохнул, стиснул челюсти, его подбородок напрягся, губы сжались.

А, боится! подумал Харконнен.

Внезапно испугавшись, что барон может от него ускользнуть, герцог с силой прикусил капсулу-зуб и почувствовал, как тот треснул. Потом широко раскрыл рот и выдохнул едкий газ — вкус он еще ощущал. Барон стал быстро уменьшаться, словно уносился в глубокий туннель. Лето услышал бормотание у себя над ухом — бархатистый голос, Питтер.

Я его тоже достал!

— Питтер! Что-то случилось?

Рокочущий бас доносился откуда-то издалека.

В голове Лето завертелись обрывки воспоминаний — бессвязные, точно бормотание беззубых старух. Пространство вокруг него начало сжиматься и рушиться — комната, стол, барон, пара насмерть перепуганных глаз, совершенно синих, без белков.

Вот падает огромный человек с подбородком, похожим на солдатский сапог. Падает, как марионетка, которую перестали дергать за веревочки. У человека-марионетки — перебитый, свернутый влево нос, словно стрелка метронома: качнулась в одну сторону, но завод кончился, она там и осталась. Лето услышал звон бьющейся посуды — сначала далекий и вдруг обвалом загрохотавший в ушах. Его мозг превратился в бездонную яму, куда сыпалось все подряд. Все, что только было вокруг: каждый крик, каждый шорох, каждое мгновение тишины.

В голове осталась только одна мысль. Лето видел ее, как светлый лучик в сплошной темноте: День, который лепит плоть, и плоть, которая лепит день. Эта мысль поразила его своей глубиной, хотя он понимал, что никогда уже не сможет ее объяснить.

Тишина.

Барон стоял, упираясь в дверь своего кабинета, где оказался, когда под ним опрокинулся потайной люк. Спасительная нора находилась как раз позади стола. Уже проваливаясь туда, он видел, что в каюте остались одни мертвецы. Он все еще не мог прийти в себя, не замечал снующих вокруг него слуг. Успел ли я вдохнуть эту дрянь? Чем бы это ни было, зацепило меня или нет?

Но вот он стал разбирать звуки, понемногу прояснилось сознание. Он услышал, как кто-то подает команды: «Противогазы!.. держать дверь закрытой… включить вытяжку…»

Остальные сразу упали, а я еще стою. И дышу. О, милостивый ад, пронесло!

Теперь он уже был в состоянии рассуждать: его щит был включен. Правда, не на всю мощность, но достаточно, чтобы задержать проникновение молекул сквозь силовой барьер. К тому же он как раз отодвинулся от стола… да еще Питтер испугался и что-то забормотал, а начальник охраны, кретин, на свою погибель бросился между ними.

Случайность и предостережение умирающего ментата — вот что спасло ему жизнь!

Барон не испытывал благодарности к Питтеру. Глупец, он мог бы избежать смерти. А этот болван, начальник охраны! Еще говорил, будто все проверил сам и пленных можно допустить к барону. Все-таки, как же герцогу удалось?.. Никаких следов. Даже долов над столом сработал, когда было уже поздно. Как?

Ладно, теперь это не имеет значения, барон понемногу успокаивался. Новый начальник охраны начнет с того, что найдет ответы на эти вопросы.

Он начал присматриваться к тому, что происходит вокруг. Наконец отошел от двери и вышел в коридор. Вокруг него столпились лакеи. Барон вглядывался в их лица — напряженные, не сводящие с него глаз. Все молча ждали, как он себя поведет.

Разгневан ли милорд Харконнен?

Он наконец понял, что с момента его бегства из комнаты смерти прошло всего несколько секунд.

Некоторые из охранников стояли, наведя бластеры на дверь. Другие со свирепым видом бегали по пустому коридору, заглядывая во все углы.

Навстречу барону вышел человек, на шее которого болтался противогаз. Он внимательно всматривался в ядоловы, установленные на потолке по всему коридору. Он был рыжий, зеленоглазый, с плоским лицом. От губастого рта расходились жесткие складки. Он походил на большую, жабу, которая очутилась почему-то среди цыплят.

Наблюдая за его приближением, Харконнен вспоминал, как его имя. Нефуд. Иакин Нефуд. Капрал охраны. Имеет пристрастие к семуте — наркотику, который действует на сознание в сочетании с особой музыкой. Полезная информация, может пригодиться.

Капрал остановился перед бароном и отдал ему честь.

— Коридор чист, милорд. Я как раз находился снаружи и все видел. Похоже на ядовитый газ. Вентиляторы в вашей каюте были сразу же включены на вытяжку, — он посмотрел на ядолов над головой барона. — Газа больше нет. Помещение полностью очищено. Ваши приказания?

Барон узнал голос — это он орал, отдавая команды. Бойкий капрал, подумал он.

— Мертвецы еще там?

— Да, милорд.

Так, теперь расставим все на свои места.

— Прежде всего, — начал барон, — прими мои поздравления, Нефуд. Ты назначаешься начальником моей охраны. Надеюсь, ты сделаешь надлежащие выводы из судьбы своего предшественника.

Барон с интересом наблюдал, как смысл его слов постепенно доходил до капрала. Нефуд понял, что теперь он никогда больше не останется без своей семуты.

Вновь произведенный начальник кивнул.

— Милорд знает, что я отдам жизнь, чтобы обеспечить безопасность милорда.

— Да. Теперь к делу. Я подозреваю, что у герцога было что-то во рту. Ты разберешься, что именно, как этим пользуются и кто помог герцогу засунуть это туда. Особое внимание обрати…

Он запнулся. Ход его мыслей нарушил шум в коридоре за его спиной. У дверей лифта, только что поднявшегося из нижнего отсека ракеты, толпились охранники. Они пытались не пропустить к барону высокого полковника-башара.

Барон силился вспомнить полковника, но не мог: узкий рот, словно прорезь в сыромятной коже, две черные точки вместо глаз.

— Руки прочь, падаль! — ревел офицер, отшвыривая телохранителей.

А-а-а, это один из сардукаров, понял барон.

Полковник-башар направился прямиком к Харконнену, без того узкие глазки которого превратились в щелочки. Сардукары внушали ему беспокойство. Все они держались так, словно были родственниками герцога… покойного герцога. А как они обращались с бароном!

Башар подошел вплотную к барону и упер руки в бока. Охранники в растерянности толпились за его спиной.

Барон увидел отвращение на лице сардукара, отметил, что тот не отдал ему честь, и еще больше встревожился. Правда, их было всего десять бригад — один легион, рассредоточенный среди харконненских солдат, но барон не строил себе иллюзий по этому поводу. Если этот легион решит обрушиться на его войска, то от них ничего не останется.

— Скажите своим людям, чтобы они не мешали мне, когда я пожелаю вас видеть, — прорычал сардукар. — Мои ребята доставили вам герцога Атрейдса прежде, чем я успел обсудить с вами его судьбу. Этим я и хочу заняться.

Я должен не уронить себя перед своими солдатами, подумал барон.

— Да? — он произнес это короткое слово с точно рассчитанной холодностью и остался очень доволен собой.

— Император приказал мне, чтобы его благородный кузен умер легко и без боли.