Диапазон скорби 1942 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич

— Но марксисты есть и сейчас у нас. Наша демократическая система позволяет существовать официальному коммунистическому движению с сотней тысяч активистов. Они даже свою партию организовали, пользуясь нашими свободами и правами!

— Да, это так. А у них, в СССР — сейчас нет никого, кто мог бы легально возразить Сталину! И то, что в будущем всё сместилось в пользу наших идеалов, говорит об их преимуществе. Сейчас у них… — Рузвельт пренебрежительно отмахнулся —..все дискуссии — глубоко внутри верхушки партии… их этого… — он старательно выговорил термин —.. «ЦЭ-КА» и часто с последствиями, если вспомнить их предвоенные кровавые чистки!

Его супруга, не менее внимательно слушавшая и задававшая вопросы путешественнику во времени возразила:

— Человек из 2018-го говорит, что и в будущем очень спорят об причине предвоенных советских репрессий, он же нам сказал что основная масса исследователей соглашается, что это был ужасный самоподдерживающийся процесс, когда жёсткая политическая борьба внутри партии большевиков выплеснулась за её пределы, и благодаря всеобщей атмосфере подозрительности и доносов, развернулась далеко за те пределы, что намечал Сталин!

— Может так, а может и нет. В будущем тоже может быть много причин трактовать по разному то, что случилось в СССР. Меня поразили те цифры, которые он озвучил, исходя из знаний будущего. 600 тысяч расстрелянных за 1937 и 1938 год!

— Да, я запомнила эти цифры. Это ужасно, но ты обратил внимание, как он яростно протестовал против даже попытки сравнения Сталина с Гитлером? И то, что данные два года — это пик того, что названо термином «ежовщина», по фамилии того комиссара русской контрразведки, которого Сталин сам отправил на казнь, обвинив в незаконных репрессиях?

— Не могу пока понять, как ко всему этому относится. С одной стороны, потомок, своими рассказами и сведениями из архивов будущего фактически изобличает режим Сталина, с другой стороны принимает его как неизбежное зло. И даже сам сотрудничает с ним.

— Это отношение из будущего, Фрэнки..

— Да, возможно нежелание ворошить прошлое… а у меня ныне появляется сильнейшее искушение держать Сталина в узде, имея эти сведения. Обвинения в кровавом терроре в отношении своих граждан могут быть очень сильными аргументами. Особенно если их удастся после войны как-то подтвердить… но я сейчас сам бью себе по рукам, напоминая, что это именно Сталин отпустил потомка к нам. Что он услышал о нас и послевоенных США такого, что главный большевик не боится того, что скажет господин Рожков?

— Мы ничего не сможем доказать, а отношения с СССР испортим навсегда, выступив в роли «неблагодарных предателей»?

— И это тоже. «Холодная война» может снова случиться. И пойти совсем по иному… а вдруг мы не удержимся на краю, как «тогда»?

— С другой стороны, если ориентироваться на слова господина Рожкова о послевоенных преследованиях коммунистов и других сторонников левых взглядов, у нас всё было намного мягче. Эта комиссия «сенатора Маккарти», о которой помнит Рожков, как какое-то развитие ранних расследований Конгресса… на фоне того, что творилось перед войной в государстве Сталина — просто детская шалость в отношении людей левых взглядов, небольшая несправедливость. А войн в Корее и Французском Индокитае мы можем избежать… И даже последующие расовые волнения в нашей стране… проблему сегрегации мы в любом случае должны решать. Возможно удастся сделать это раньше. К конфронтации может подвести только поведение большевиков, а не нас… мы всегда только принимали некие защитные меры. А они агрессивно продвигали свою идеологию по всему миру.

— И тем не менее, Сталин отпустил его. И я помню слова главного большевика о готовности, в крайнем случае, «всё рассказать всему миру..». Нам, действительно, не нужен большой хаос — когда две главнейших страны планеты будут на виду всего мира обвинять друг друга в том, что случилось в «ином будущем»! И ещё дьявол знает в чём, ссылаясь на отрывочные сведения от настоящего путешественника во времени! Этой фантасмагории, воплощённого в реальности возможных бесчинств по всему миру никому не надо. Меня в дрожь бросает только при мысли о том, как все нынешние колонии разных европейских держав отреагируют на факт того, что все они получили, разными путями независимость. Я, кончено же, поддерживаю то, что случилось в прошлом мира Рожкова и что, несомненно, произойдёт и у нас, но процесс может быть… крайне хаотичным. Остаётся надеяться — что Сталин действительно желает прочного и справедливого мира после войны. Нам нужно, наблюдая за его действиями, понять — как глубоко он изменился под влиянием знаний из будущего.

— Что ты думаешь о том, когда у большевиков появится атомная бомба?

— СССР, скорее всего, благодаря той книге с подсказками, которую Сталин приказал забрать с устройства потомка, в этот раз вырвется вперед. Я думаю, словам потомка и датам из его прошлого можно верить. Раз он считает, что нам волноваться нечего, потому что одной атомной бомбы недостаточно, а средств дотянуться до США в самом худшем варианте конфликта у СССР пока нет. Я уже переговорил с административным и научным руководством нашего проекта, они теперь знают, что СССР, скорее всего, опережает их.

— Ты им рассказал про путешественника?

— Разумеется, нет! — Рузвельт сразу же понял, куда клонит супруга —.. они будут требовать встречи с путешественником во времени. И что он скажет им? Он не учёный… книгу по истории советского атомного проекта Сталин забрал… пользы будет мало, потенциальных проблем много. Я уже был вынужден отбиваться от вопросов Уоллеса, который позавчера, во время нашей с ним встречи, допытывался о том, кто именно мой специальный гость! А тут плохо контролируемые господа из научной среды… учитывая то, что я узнал из доклада Гувера, сделанного по моему запросу… в том числе и про левые, чуть ли не анархические взгляды господина Оппенгеймера… — Президент США расстроенно покачал головой —.. и, с другой стороны, от господина Рожкова я эту фамилию услышал ранее, ещё в СССР — он сообщил мне, что именно Оппенгеймер признан в будущем отцом американской атомной бомбы! Теперь ты понимаешь, что этот учёный будет иметь полное содействие от меня, как Президента США, все возражения из доклада Гувера будут забыты, но самого Оппенгеймера к путешественнику во времени я просто не имею права допускать! Кто знает, как отразятся на нём и его работе знания о тех ужасах, которые мы знаем из будущего про атомное оружие! Баланс сил мы достигнем в любом случае, обеспечивая спокойствие и нам, и большевикам. Уверен, что мы сможем вести нормальные переговоры, пытаясь нащупать точки согласия по всем вопросам. Несомненно, потомок — сторонник дружественных отношений между нашими странами и в данный момент я склонен верить Сталину. Меня беспокоит больше — кто придёт к власти после него в СССР, да и у нас… после меня.

Супруга Президента, поняв, что тот по прежнему, несмотря на весь свой показной оптимизм, не может примириться с знанием о времени собственной смерти в «иной истории», не преминула подчеркнуть:

— Тебе же сказали, что тогда Сталин правил до 1953. Ты должен, в данной ситуации беспокоится не об СССР, а о себе. Я уверена, что… «тогда» — причина была в твоём собственном наплевательское отношение к своему здоровью!

— Это будет нелегко — отказаться от привычных «Camel»..

— Хотя бы сократи число выкуриваемых в день сигарет в несколько раз. Ты сам понимаешь, что у тебя нет выбора. Слова о весне 45-го — предупреждение тебе с небес, понимаешь это?

Военный союз с СССР и знания о будущем ходе истории заставляли их обоих ещё больше укрепиться в той точке зрения, которая была принята ими в прошлом «мира Рожкова», хотя, разумеется, в отличие от Сталина, они имели меньше возможностей сравнивать «тогда» и «сейчас». Книг, подобных энциклопедии МГИМО

в отношении Рузвельта и США у Рожкова не было, а то что было, Сталин предусмотрительно «зажал».

Но так же как и в прошлом «мира Рожкова» никто из Президентской четы не испытывал особых иллюзий как насчёт СССР, так и его внутреннего жёсткого режима и личности Сталина. Просто Гитлер в глазах Президента США и Первой Леди был хуже. Намного хуже.