Тайна желтой комнаты - Гастон Леру

Там я окончательно убедился, что убийца, которого мы преследовали, на этот раз никак не мог – ни естественным, ни противоестественным путем – покинуть галерею. И тогда, следуя здравому смыслу, я начал с нужного конца и начертил круг, который охватывал всю проблему целиком, а вокруг него мысленно огненными буквами написал: «Раз убийца не может быть вне этого круга, он должен быть внутри!» И кого же я увидел внутри этого круга? Кроме убийцы, который неизбежно должен был находиться в нем, мой здравый смысл указал мне папашу Жака, господина Станжерсона, Фредерика Ларсана и меня самого! Стало быть, вместе с убийцей нас должно было быть пятеро. Но когда я стал искать внутри этого круга, или, говоря языком вещественным, в галерее, то обнаружил только четверых. К тому же было совершенно очевидно, что пятый человек не мог исчезнуть бесследно, не мог выйти за пределы этого круга. Значит, внутри круга находился персонаж двуликий, то есть, иными словами, тот, кто соединял в одном лице и собственное «я» и убийцу!.. Почему же раньше-то я до этого не додумался? Да просто потому, что это раздвоение личности происходило не на моих глазах. С кем же из нас четверых, замкнутых внутри этого круга, мог сдваиваться убийца, причем так, что я этого не замечал? Конечно, не с теми, кого в тот или иной момент я видел отдельно от убийцы. Так, например, в одно и то же время я видел в галерее господина Станжерсона и убийцу, папашу Жака и убийцу, себя и убийцу. Значит, убийцей не могли быть ни господин Станжерсон, ни папаша Жак, ни я сам! Впрочем, если бы я был убийцей, то уж наверняка знал бы об этом – не правда ли, господин председатель?.. А вот видел ли я в одно и то же время Фредерика Ларсана и убийцу? Нет!.. Нет!.. Прошло две секунды, в течение которых я потерял убийцу из виду, так как он добежал до стыка двух галерей – о чем, впрочем, я писал в своих заметках – на две секунды раньше, чем господин Станжерсон, папаша Жак и я. Этого Ларсану было вполне достаточно, чтобы укрыться в сворачивающей галерее, одним движением сорвать накладную бороду, повернуться и тут же наткнуться на нас, сделав вид, будто он преследует убийцу… Боллмейер и не такое еще проделывал! Вы, конечно, сами понимаете, что для него не составляло никакого труда менять свою внешность и являться с рыжей бородой к мадемуазель Станжерсон, а к почтовому служащему – с темно-русой бородкой, делающей его похожим на господина Дарзака, которого он поклялся погубить. Да, здравый смысл заставил меня соединить воедино эти два персонажа, или, вернее, обе их половинки, которые мне ни разу не доводилось видеть вместе в одно и то же время: Фредерика Ларсана и преследуемого мной незнакомца… И тогда передо мной предстало таинственное, необычайное существо, которое я разыскивал: убийца.

Это открытие потрясло меня. Я попытался взять себя в руки и успокоиться, занявшись немного осязаемыми, видимыми следами, то есть теми самыми внешними уликами, которые до тех пор вводили меня в заблуждение и которые теперь надо было естественным образом включить в круг, начертанный моим здравым смыслом, начав при этом с нужного конца.

И прежде всего надо было еще и еще раз проверить основные внешние улики, помешавшие мне в ту ночь распознать во Фредерике Ларсане убийцу:

1. Я застал незнакомца в спальне мадемуазель Станжерсон и, бросившись в комнату Фредерика Ларсана, увидел его опухшим от сна.

2. Лестница.

3. Я поставил Фредерика Ларсана в конце сворачивающей галереи, сказав ему, что собираюсь проникнуть через окно в спальню мадемуазель Станжерсон, с тем чтобы попытаться захватить убийцу. И что же? Вернувшись в спальню мадемуазель Станжерсон, я обнаруживаю там моего незнакомца.

Первый пункт ничуть не смущал меня. Вполне возможно, что пока я спускался с лестницы после того, как увидел в спальне мадемуазель Станжерсон незнакомца, тот уже закончил то, зачем приходил туда. И, пока я возвращался в замок, он тем временем вернулся в комнату Фредерика Ларсана, мигом разделся и, когда я постучал в его дверь, предстал мне в образе заспанного Фредерика Ларсана…

Второй пункт – лестница – смущал меня не более того. Было ясно, что если Ларсан – убийца, то, чтобы пробраться в замок, ему не требовалось никакой лестницы, так как Ларсан спал по соседству со мной; зато эта лестница должна была внушить мысль о том, что убийца являлся снаружи, – вещь, необходимая в системе, разработанной Ларсаном, раз в ту ночь господина Дарзака в замке не было. А кроме того, в случае необходимости эта лестница могла сослужить службу и самому Ларсану, дав ему возможность бежать.

Но вот третий пункт совсем сбивал меня с толку. Я поставил Ларсана в конце сворачивающей галереи и не мог найти объяснения тому факту, что он, воспользовавшись моментом, когда я ходил в левое крыло замка за господином Станжерсоном и папашей Жаком, вернулся в спальню мадемуазель Станжерсон. Это было крайне опасно. Он страшно рисковал, ведь его могли поймать… И он это знал… Его и в самом деле чуть было не поймали… потому что он не успел добежать, как, вероятно, надеялся, до своего поста… Поэтому, чтобы вернуться туда, в спальню, у него должна была быть веская причина, о которой он вдруг неожиданно вспомнил уже после моего ухода, иначе он не отдал бы мне своего револьвера. Что же касается меня, то я, посылая папашу Жака в конец правой галереи, естественно, полагал, что Ларсан по-прежнему стоит на своем посту в конце сворачивающей галереи, а сам папаша Жак, которого я, конечно, не посвящал в подробности, отправляясь на свой пост, не обратил внимания, дойдя до пересечения двух галерей, стоит ли Ларсан на своем месте. В ту минуту папаша Жак был озабочен лишь тем, как бы быстрее и лучше выполнить мои указания. Что же это за непредвиденная причина, заставившая Ларсана вернуться в спальню еще раз? Что за причина?.. Я решил, что это, должно быть, какой-то осязаемый след его пребывания в комнате, который мог бы разоблачить его. Верно, он забыл там что-то очень важное. Но что?.. И успел ли найти эту вещь?.. Я вспомнил свечу на полу и наклонившегося мужчину… Я попросил госпожу Бернье, убиравшую спальню, поискать хорошенько… и она нашла пенсне… Вот оно, господин председатель! – И Рультабий вытащил из маленького пакетика уже знакомое нам пенсне. – Увидев это пенсне, я пришел в ужас… Я никогда не видел Ларсана в пенсне… А если он не носил пенсне, значит, оно ему было просто не нужно… Не говоря уже о том, что в тот момент, когда свобода движений была особенно для него важна, оно и вовсе было лишним… Что же означало это пенсне?.. Оно никак не вписывалось в мой круг. «Ну а если, скажем, оно принадлежит дальнозоркому человеку?» – осенило меня вдруг. И в самом деле, я ни разу не видел Ларсана пишущим, ни разу не видел его читающим. Стало быть, он мог быть дальнозорким! В полиции об этом, конечно, знают, если это и в самом деле так, и наверняка должны узнать его пенсне… Вообразите себе: пенсне Ларсана, найденное в спальне мадемуазель Станжерсон, да еще после таинственных событий в загадочной галерее! Ларсану это грозило гибелью… Вот вам и разгадка, вот почему Ларсан вернулся в комнату!.. Оказалось, и правда Ларсан-Боллмейер плохо видит вблизи, и пенсне, которое, как я думал, могли бы узнать в полиции, действительно принадлежало ему…

Теперь, сударь, надеюсь, вы поняли, в чем смысл моей системы? – продолжал Рультабий. – Я не рассчитываю, что внешние знаки, то есть улики или вещественные доказательства, могут открыть мне истину, я только хочу, чтобы они не противоречили той истине, которую подсказывает мне мой здравый смысл, если, конечно, начать с нужного конца…

Что же касается Ларсана, то я, конечно, допустил ошибку, желая непременно увидеть его лицо, чтобы удостовериться в своей правоте; мне казалось, что Ларсан-убийца – это некое исключение из правил, требующее дополнительных гарантий и подтверждений. За что меня и постигла жестокая кара. Похоже, это мой здравый смысл решил отомстить за себя, возмутившись тем, что после событий в загадочной галерее я все никак не решался довериться ему, положившись окончательно и бесповоротно на его доводы и торжественно отказавшись от намерений найти иные доказательства виновности Ларсана, нежели неопровержимые доводы здравого смысла. Вот из-за чего мадемуазель Станжерсон был нанесен еще один страшный удар…

Рультабий умолкает. Волнение мешает ему говорить. Он достает платок…

– Но зачем понадобилось Ларсану вообще приходить в эту комнату? – спросил председатель. – Почему он дважды пытался убить мадемуазель Станжерсон?

– Да потому что он обожал ее, господин председатель…

– Вот уж действительно причина…

– Да, сударь, еще какая причина! Причина первостепенной важности. Он был безумно влюблен – и поэтому… и еще по многим другим причинам способен был на любое преступление.