Рыцари былого и грядущего. Том I - Сергей Катканов

Русь не входила и не могла входить в сферу жизненно важных интересов Ордена Храма. Главной территорией Ордена всегда была Палестина, а в XIII веке тамплиеры даже Иерусалим не могли вернуть, с трудом удерживая клочки Святой Земли, так что им было явно не до Руси. Да и какие выгоды они могли получить от разорения Руси Чингисханом? Вскоре внук Чингисхана Батый сжег всю Русь. И что пользы было в этом для Ордена Храма? Разве есть хоть один признак того, что тамплиеры пытались воспользоваться русской трагедией? Монголы, кстати, перлись в Палестину и даже предлагали крестоносцам союз. Вот где, казалось бы, была для тамплиеров выгода. Но верные вассалы Христа не захотели объединяться с язычниками против мусульман. В 1259 году тамплиеры писали: «Если придут монгольские черти, то они найдут на поле сражения слуг Христовых готовыми к бою». Так они «дружили» с монголами.

Касаемо тевтонов. Общеизвестно, что Тевтонский Орден родился, как ответвление Ордена иоаннитов-госпитальеров, а вовсе не тамплиеров. Тевтонцы, правда, позаимствовали тамплиерский устав, но и не более того. Орден Храма никогда не контролировал и не мог контролировать Тевтонский Орден уже хотя бы потому, что последний был чисто национальным — и создавался именно за тем, чтобы другие европейские державы поменьше лезли в германские дела. Опять же, тамплиерам не было ни какой выгоды натравлять тевтонов на Русь. Даже для самих тевтонов Русь никогда не была целью — они воевали с прибалтийскими языческими племенами. Немецких рыцарей лишь однажды занесло в сторону Руси, причём именно русские князья были союзниками нехристей — от монголов до прибалтийских язычников. И, кстати, никогда тевтоны не воевали под чёрно-белым тамплиерским босеаном.

Спору нет, Воробьевский самостоятельно изобретал обвинения в адрес тамплиеров, ни у кого их не заимствуя, но цель его та же, что и у остальных «ревнителей» — нанести удар по тамплиерам, чтобы отрикошетило по масонам.

— Значит, самых честных, самых искренних христиан средневековья просто походя обгадили, потому что это оказалось выгодно?

— Вот именно. Знаешь, в чём главная беда наших «ревнителей»? Они занимаются пропагандой, а потому истина их совершенно не интересует. Всякий пропагандист говорит только то, что полезно для поставленной цели. Но православие нельзя расхваливать пользуясь приёмами политической пропаганды или коммерческой рекламы. Мы никому нашу веру не продаём. Истина не нуждается в услугах лжи, а уж тем более — лжи инквизиторской и масонской.

Впрочем, православные ругатели Ордена не все одинаковы. Есть озлобленные фанатики, которым ненависть к масонам глаза туманит. Это, скорее, псевдоправославные, с ними вообще не о чем говорить. От таких борцов с «жидомасонами» вреда куда больше, чем от самих масонов. Но есть и другие — добрые, благонамеренные, но поверхностные и слишком увлекающиеся пропагандистскими трюками, такие, как Воробьевский. Этим парням хотелось бы пожелать озаботить себя поиском истины и не смущаться тем, что истина порою выглядит не вполне удобно. Зачем же отдавать историю Ордена в пользование врагам христианства? Память Ордена принадлежит христианам. Каждого христианина должно радовать, что у нас были такие доблестные предшественники, бесстрашно отдававшие жизнь за Христа.

— Но есть же серьёзные, объективные православные исследователи. Почему они не заступятся за Орден?

— О да, конечно же, таковые имеются. Вообще, интеллектуальный потенциал Православия сейчас очень высок. Но пока серьёзные православные исследователи не заинтересовались тамплиерами. Может быть, потому что наше имя слишком опорочено комплиментами врагов христианства. И, должно быть, православным не интересно заниматься реабилитацией католического Ордена. Но надо разобраться, в какой степени тамплиеры были католиками, а в какой — христианами.

— Это как?

— Иная католическая конгрегация может почти без искажений отражать идеалы ортодоксального христианства и при этом иметь мало общего со специфическими ватиканскими заблуждениями. В этом разобраться надо.

— А как относились средневековые тамплиеры к средневековым православным? Это ведь очень интересная тема.

— Чрезвычайно интересная, но неужели ты сегодня ещё не устал от умствований? Попозже, Андрюша, попозже. Пока озаботь себя двумя вещами: уборкой туалетов и изучением догматического богословия. И сакральные языки продолжай изучать. Это ты молодец, что начал.

Дни Андрея потекли так же просто, как и прежде: богослужения, работа, библиотека, а потом опять: храм, туалеты, книги. Этот жёсткий ритм он по-прежнему переносил очень тяжело: голова лишь изредка выныривала из тумана, ноги постоянно гудели, ощущение радости вспыхивало в душе лишь очень редкими искорками. Но мучительное состояние кошмара он теперь уже окончательно преодолел и не балансировал больше на грани полного отчаяния. Мысль о том, что сегодня у него будет часок, чтобы погрузиться в богословские книги, согревала его в течение всего дня. Как увлекли его семинарские учебники по догматическому богословию! Это была сфера чистого духа, а не какая-нибудь околоцерковная публицистика, переполненная страстями века сего. Да, прав был Августин, не с тех книжечек он начал.

Постепенно перед Андреем вырастало величественное здание вселенского православия, неотмирную красоту которого он ещё не мог в полной мере постичь, но было к чему стремиться. Его жизнь всё больше и больше наполнялась смыслом. Богослужения перестали быть пыткой, он всё глубже ощущал их мистичность, их способность уносить душу далеко от земных невзгод.

Немного времени прошло, и отец Августин велел ему остаться после богослужения:

— Ну что, чадо, тобой вполне довольны. Что у тебя в душе — ведомо только Богу, но внешне ведёшь себя безупречно.

— Во славу Божию, ваше преподобие.

— Не «преподобие», а «высокопреподобие». Недостойный Августин имеет сан архимандрита.

— Простите, батюшка.

— Постараюсь простить, хотя это будет нелегко, — Августин искрился доброжелательностью, — Награда тебе вышла, Андрюша. Увольнительная в город.

— Какая увольнительная? — Андрей испуганно вздрогнул, как будто мигом очутился в армейской казарме.

— Так в Лалибелу же, в Лалибелу. Ты ещё не забыл где находишься? Кажется мы, садисты, окончательно превратили тебя в подземного жителя. Ладно, пёрышки почисти и через 15 минут будь здесь.

Сначала они с Августином шли по узкому коридору Секретум Темпли, который, как и все орденские помещения, отличался сдержанным и элегантным евродизайном. Потом коридор преградила мощная, явно бронированная дверь, отливавшая белым металлом, похожим на титановый сплав. Поверхность двери была идеально чистой, без единого пятнышка, как будто по ней проходились бархоткой каждые полчаса. Августин непринуждённо разобрался с кнопочками на пульте, дверь совершенно бесшумно отошла в сторону. Они шагнули в кромешный мрак, батюшка сразу же включил фонарик. Дверь у них за спиной так же бесшумно закрылась, Августин обернулся и осветил её фонариком. С этой стороны дверь была покрыта ржавой сталью и выглядела так, как будто её со Средних веков ни разу не открывали.

Теперь они шли по узкому коридору, казалось, наспех прорубленному в скале и не имевшему никакой отделки, никаких светильников. Фонарик отца Августина давал очень мало света. Неожиданно коридор сузился до того, что вперёд они едва протиснулись боком. Сразу же стало чуть светлее, они куда-то повернули под прямым углом и продолжили свой путь по коридору, который отличался от предыдущего гораздо более ровными стенками, так же прорубленными в скале, и был чуть пошире. Они шли навстречу свету, впрочем весьма не яркому. Слегка тянуло свежим воздухом. Переступив через большой порог, они шагнули в некое непонятное пространство. Андрей сразу же инстинктивно посмотрел наверх. Над ним было чистое, ясное небо.

Отец Августин, глядя на ошалевшего Андрея, молча грустно улыбнулся. Сиверцев не мог вымолвить ни слова, продолжая смотреть на небо, ни о чём не думая и ничего не замечая. Он никогда не знал, что небо такое красивое. Потом он виновато посмотрел на священника:

— Простите, батюшка. Что-то я, немного не в себе, отвык. от всего.

— Ничего, ничего, Андрюшенька. Всё нормально. Сейчас у тебя всё в головушке наладится. Ты же целый год у нас пробыл. Целый год не видел неба, — губы отца Августина задрожали, казалось, он сейчас расплачется, даже Сиверцев не выглядел таким взволнованным, но голос священника прозвучал очень ровно, — Господь сурово спросит с тех, кто загнал нас под землю и вынудил стать пещерными жителями. Но ничего, ничего. Ему отмщение, и Он воздаст. А теперь, мой прекрасный друг, порадуйся, наконец, божьему чуду Лалибелы.