Москва 2042 - Владимир Войнович

– Почему бы нет? Если вы мне организуете встречу с читателями.

– Ну конечно, организуем, – перебил маршал. Как вы видите, мы именно этим и занимаемся. Именно для этого создан Юбилейный комитет, проводится массовая кампания и даже готовится к изданию этот вот ваш роман. В празднике примут участие лучшие люди нашей республики, выдающиеся артисты прочтут отрывки из ваших произведений, а также, может быть, что-нибудь станцуют и споют. Может быть, даже, – он лукаво сощурился, – исполнят какую-нибудь вашу любимую украинскую песню. Но у нас есть к вам просьба, и на том же настаивает Редакционная Комиссия, чтобы вы вычеркнули этого вашего Сима. Он нисколько вашу книгу не украшает, а напротив, даже делает ее такой, знаете, неуклюжей, тяжеловесной. Вычеркните его, и все. Что вы думаете об этом?

Правду сказать, я об этом вообще ничего не думал. Потому что, кроме главы Новое о Симе, ничего еще не читал.

Я думал, что они, естественно, предложат мне сразу прочесть всю книгу, но они как-то засмущались, и по некоторым высказываниям маршала я понял, что они боятся давать мне мою собственную книгу, потому что, прочтя ее, я могу попасть под ее влияние. Правда, Дзержин тут же сообразил и сказал маршалу, что если я книгу прочту, попаду под влияние, но потом исправлю и опять прочту, то в результате я в конце концов попаду под благотворное влияние исправленной книги, а это хорошо.

Маршал подумал и сказал, что Дзержин, пожалуй, прав, возможно, мне даже стоит дать прочитать мою книгу, и он попробует этого добиться. Может быть, ему удастся пробить этот вопрос через Верховный Пятиугольник, уговорить Редакционную Комиссию, ради этого он готов еще раз добиться приема у Горизонта Тимофеевича.

Ну что вы! сказал я. – Ну зачем же лишний раз тревожить старого человека из-за такой ерунды? Почему вы не можете без всяких пятиугольников и комиссий просто дать мне эту книжку хотя бы на одну ночь? Я прочту и сразу же вам верну.

Маршал посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

Странный вы человек, сказал он, подумав. Это же печатное слово. У вас даже допуска нет… – Какая-то мысль пробежала по его лицу. – Слушай, Сиромахин, – обратился он к Дзержину Гавриловичу, – зайди-ка к Матюхину. Он зачем-то хотел тебя видеть.

– Матюхин – меня? – Дзержин посмотрел на маршала с сомнением.

– Зайди, зайди, – повторил тот нетерпеливо.

Дзержин вышел, и с маршалом сразу что-то случилось. Сначала он подкрался к двери, закрывшейся за Сиромахиным, и посмотрел в замочную скважину. Затем подбежал к своему столу, повыдергивал штепсели всех телефонных аппаратов, посмотрел с сомнением на потолок и поманил меня к себе.

– Слушайте, зашептал он быстро, – заталкивая меня в угол. – Я вам дам эту книжку на одну ночь. Но об этом никто не должен знать. Даже ваша сожительница.

– Хорошо, так же шепотом ответил я. Я запрусь в кабесоте и буду читать там.

– Дзержину тоже ни слова. И никому вообще. И если вас с этой книгой где-то застукают, вы не должны признаваться, что взяли ее у меня.

– А что я должен говорить? – спросил я весьма удивленно.

– Что угодно. Можете сказать, что вам удалось протащить ее сквозь таможню. Можете сказать, что нашли в каком-нибудь паробусе или на мусорной свалке. Что угодно, но меня не выдавайте. Вы мне клянетесь?

– Клянусь! – сказал я торжественно. – Но я не понимаю, кто меня может схватить, кроме ваших людей.

– Ах, какой вы наивный! махнул он рукой. В нашей республике вообще не понятно, кто наши, а кто не наши. Ладно, берите и до завтра.

Я только успел запихнуть книгу за пазуху, как вернулся Дзержин и сказал, что к Матюхину не пробился, у него совещание.

– Ну не пробился, так не пробился, – беспечно сказал маршал и незаметно для Дзержина подмигнул мне. А теперь вы оба свободны, – объявил он и протянул мне свою широкую ладонь. – Классик Никитич, очень был рад познакомиться.

Прогулка

У меня было странное ощущение, когда мы с Дзержином оказались на Красной площади. Такое ощущение, словно я вышел на свободу, а мог бы не выйти.

Уже совсем стемнело, и небо распахнулось над головой, рассыпав по всему пространству звезды, которые на фоне затемненного города казались особенно яркими.

– Ну как вам понравился наш маршал? – спросил Дзержин, усмехаясь.

– По-моему, интересный человек, – сказал я и вдруг увидел освещенный летательный объект, который медленно плыл над площадью с запада на восток.

– Смотрите, летит! – сказал я, толкнув Дзержина.

– Где? – Дзержин задрал голову и, увидев объект, быстро перезвездился.

Я тоже перезвездился. Я сделал это непроизвольно и понял, что, кажется, я становлюсь истинным комунянином.

Дзержин вызвался меня проводить, и мы пошли наискосок через Красную площадь. Вечер был тихий и теплый, а улицы совершенно безлюдны. Кажется, за всю дорогу мы не встретили ни одного прохожего. Дзержин молчал, и я тоже, обдумывая все то странное, что я сегодня увидел и услышал. Но у меня было такое ощущение, что сегодня мне должно открыться еще что-то такое необыкновенное.

– Слушай, – обратился я к Дзержину, машинально называя его на ты. – А почему все-таки вас так беспокоит Сим Симыч? Ну, допустим, вас тревожат какие-то его поклонники, эти самые симиты, но сам-то Сим наверняка давно уже умер. Если бы он был жив, ему сейчас было бы… сколько же?…

– Сто шестнадцать лет, – сказал Дзержин.

Ну вот. Сто шестнадцать лет… Ну бывают где-то дикие горцы, которые живут даже и дольше, но Сим, я уверен, давно уже умер.

Мы стояли уже перед входом в гостиницу, и Дзержин веялся за ручку двери, чтобы открыть ее для меня.

– Ты сначала прочти то, что у тебя за пазухой, а потом поговорим.

Степанида Зуева-Джонсон

Самые разные и противоречивые воспоминания сметались в моей голове, и я не знаю, какие из них считать первичными, а какие вторичными.

Я помню, что ночью, запершись в кабесоте, я читал свою собственную книгу тайком от Искрины, а потом прятал ее за телевизором. А другое воспоминание, противореча первому, говорит мне, что я вообще никакой книги не читал, а изучал материалы к ней в библиотеке имени Ленина. До библиотеки меня и Дзержина Гавриловича довез все тот же Вася, который по дороге, давясь от смеха, спросил меня, известен ли мне основной признак коммунизма. Я развел руками, и Вася, оглянувшись на сидевшего сзади Дзержина, сообщил мне шепотом, что признак этот заключается в стирании разницы между первичным и вторичным продуктом. Дзержин, однако, расслышал и показал Васе кулак, впрочем, как я понял, беззлобно Выйдя из паровика, я решил продемонстрировать Сиромахину свое знакомство с библиотекой и сразу направился к главному входу.

– Нет, нам не сюда, – усмехнулся Дзержин. Это вход для всех.

Разве мы не можем войти, где все? спросил я.

– Конечно, можем, – сказал Дзержин, – но нам это не нужно. Здесь выдают только сочинения Гениалиссимуса и о Гениалиссимусе, а нам нужно кое-что другое.

Мы завернули за угол, прошли почти вдоль всего здания и наконец нырнули в неприметную дверь со скромной вывеской: Отдел предварительной литературы.

Затем была система коридоров, в каждом из которых нас остановили и тщательно проверили документы.

Наконец мы попали в главное хранилище, состоящее из просторных залов, соединенных между собою.

Между прочим, даже в прошлой жизни, побывав в этой библиотеке несчетное число раз, я сам всей здешней коллекции ни разу не видел, а по каталогам имел о ней понятие довольно-таки отвлеченное. А тут я увидел все. Собрания сочинений всех мировых классиков от Гомера до Солженицына. От древних пергаментов до дешевых изданий почти новейших времен.

В каждом из этих залов сидели читатели: где один, где два, где три человека, не больше. И все из БЕЗО, в чине не ниже майора.

Все они, обложившись стопками книг, что-то конспектировали, видимо, в намерении использовать прочитанное в идеологической войне.

Но одна читательница, подполковник БЕЗО, как я понял, использовала свое служебное положение в личных целях. Она читала (я заметил название) Анну Каренину и, утратив всякую бдительность, плакала чуть не в голос.

Естественно, мне хотелось задержаться в общем хранилище, но Дзержин меня торопил, и мы, пройдя еще несколько залов и коридоров, оказались наконец перед дверью с табличкой: Мракобесные сочинения С. С. Карнавалова.

Здесь у нас не только проверили документы, но даже общупали карманы и, обнаружив у Дзержина пистолет системы ТТ, попросили сдать его на хранение начальнику охраны.

Лишь после этого мы попали в зал (вернее, это были тоже по крайней мере три зала, соединенных вместе), где хранились не только издания всех шестидесяти глыб на русском и еще на сотне других языков, но и многочисленная литература о самом Симе: мемуары, исследования, сборники статей и диссертации.

Но оказалось, что и это не все.

В соседней с этим залом комнате Дзержин Гаврилович познакомил меня с востроносой и щуплой девицей, которая представилась мне как лейтенант БЕЗО Советина Кулябко.