Инсургент - Вероника Рот

Я поражена, это именно те слова, что сказал Тобиас, помещая меня в мое первое моделирование.

Сердце бешено бьется в моей груди.

Зачем Питеру просить меня быть храброй? Зачем ему вообще что-то мне говорить?

Все мышцы в моем теле одновременно расслабляются. Тяжелое, жидкое чувство заполняет мои конечности. Если это смерть, то все не так уж плохо. Мои глаза остаются открытыми, но голова опускается в сторону. Я пытаюсь закрыть глаза, но не могу — не могу пошевелиться.

Тогда кардиомонитор прекращает сигналить.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Перевод: Инна Константинова, Екатерина Забродина, Маренич Екатерина, Ania Lune

Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль

Но я все еще дышу. Не глубоко, недостаточно чисто, но дышу. Питер закрывает мне веки. Он знает, что я не мертва? Джанин? Она может видеть, что я дышу?

— Отнеси тело в лабораторию, — велит Джанин. — Вскрытие назначено на сегодня.

— Хорошо, — отвечает Питер.

Он толкает стол вперед. Я слышу бормотание вокруг меня, когда мы идем через группу Эрудитов. Моя рука падает с края стола, когда мы поворачиваем за угол, и ударяется о стену. Я чувствую болезненное покалывание в кончиках пальцев, но не могу двигать рукой, это трудно, как ни стараюсь.

Когда мы идем по коридору Бесстрашных предателей, они молчат. Питер идет сначала медленно, затем поворачивает за другой угол и набирает обороты. Он почти бежит вниз по следующему коридору и резко останавливается. Где я? Я не могу быть уже в лаборатории. Почему он остановился?

Руки Питера скользят под колени и плечи, и он поднимает меня. Моя голова падает на плечо.

— Для такой маленькой, ты тяжелая, Стифф, — бормочет он.

Он знает, что я жива. Он знает.

Я слышу серию гудков и звук открывающейся двери.

— Что… — голос Тобиаса. Тобиас! — О Боже. О…

— Избавь меня от своего нытья, ладно? — бросает Питер. — Она не умерла; просто парализована. Это приблизительно на минуту. Сейчас приготовься бежать.

Я не понимаю.

Откуда Питер знает?

— Позволь мне понести ее, — говорит Тобиас.

— Нет. Ты стреляешь лучше, чем я. Возьми мой пистолет. Я понесу ее.

Слышу, как вытаскивают пистолет из кобуры. Тобиас проводит рукой по моему лбу. Они оба начинают бежать.

Сначала все, что я слышу — это удары ног, и моя голова болезненно падает назад. Я чувствую покалывание в руках и ногах. Питер кричит Тобиасу:

— Слева!

Потом крик в коридоре.

— Эй, что за!?

Выстрел. И ничего.

Больше бега. Питер кричит:

— Справа!

Я слышу еще один выстрел и еще.

— Стоп, — бормочет он. — Подожди, постой здесь.

Покалывание в спине. Я открываю глаза, когда Питер толкает другую дверь. Входит в нее, и, перед тем, как он ударит меня головой о дверную коробку, я уворачиваюсь, заставляя нас остановиться.

— Осторожней! — говорю я, мой голос напряжен.

В горле першит, как тогда, когда он впервые хотел убить меня, и мне было трудно дышать. Питер поворачивается боком, чтобы перенести меня через дверь, а затем толкает ее ногой, чтобы закрыть, и роняет меня на пол.

В комнате почти пусто за исключением ряда пустых урн вдоль одной стены и квадратной металлической двери, способной вместить не больше одной урны.

— Трис, — зовет Тобиас, присаживаясь рядом со мной. Его лицо бледное, почти желтое.

Я так много хочу сказать! Но первое, что приходит на ум:

— Беатрис.

Он слабо смеется.

— Беатрис, — исправляет он и касается своими губами моих. Я цепляюсь за его рубашку.

— Если вы не хотите, чтобы меня вырвало на вас, ребята, вам придется оставить нежности на потом.

— Где мы? — спрашиваю я.

— Здесь сжигают мусор, — говорит Питер, хлопая по двери. — Я выключил его. Так мы попадем в переулок. И тебе лучше целиться поточнее, Четвертый, если хочешь выйти из сектора Эрудитов живым.

— Не переживай за мой прицел, — возражает Тобиас. Он, как и я, босиком.

Питер открывает дверь для сжигания отходов.

— Трис, ты первая.

Мусоропровод около трех футов в ширину и четырех в высоту. Я скольжу одной ногой вниз по желобу, другую ногу переношу с помощью Тобиаса. Мой желудок сжимается, когда я скатываюсь вниз по короткой металлической трубе, затем ложусь на спину и скольжу.

Чувствую запах огня и пепла, но я не горю. Я лечу вниз, моя рука ударяется о металлическую стену, провоцируя стон. Тяжело приземляюсь на цементный пол, боль от удара пронзает мои голени.

— Ау, — я хромаю в сторону от отверстия и кричу: — Давай!

Питер приземляется на бок, а не на ноги. Он стонет и оттаскивает себя от отверстия.

Я осматриваюсь. Мы находимся внутри печи сжигания, в которой было бы совершенно темно, если бы не линии света в форме двери. Пол из твердого металла в некоторых местах и металлические решетки на другой стороне. Пахнет гниющим мусором и пожаром.

— Не скажу, что изменил свое к тебе отношение, — признается Питер.

— Я об этом даже не мечтаю, — отвечаю я.

Тобиас падает на пол, приземляется сначала на ноги, а затем наклоняется вперед и становится на колени, морщась. Я помогаю ему подняться. Все запахи, звуки и чувства кажутся преувеличенными. Я почти умерла, но вместо этого жива. Благодаря Питеру.

Из всех возможных людей именно ему.

Питер проходит решетку и открывает маленькую дверь. Свет струится внутрь печи. Мы с Тобиасом уходим подальше от запаха гари, от металлических печей, к цементной стене, туда, где Питер.

— Есть пистолет? — спрашивает Питер у Тобиаса.

— Нет, — отвечает тот. — Решил стрелять пулями из ноздрей, так что оставил его наверху.

— Ох, заткнись.

Питер держит пистолет перед собой и выходит из комнаты сжигания. Нас встречает промозглый воздух коридора с открытыми трубами на потолке, но он всего лишь десять футов в длину. Знак над дверью говорит: "Выход". Я жива, и я ухожу.

Отрезок пути между штабом Бесстрашных и штабом Эрудитов на обратном пути выглядит несколько иным. Наверное, все, что связано с тобой, выглядит по-разному, когда ты не на пути к смерти.

Когда мы доходим до конца переулка, Тобиас прижимается плечом к одной из стен и выглядывает за угол. Его лицо ничего не выражает, он придерживается за стену здания и стреляет. Я затыкаю уши, стараясь не обращать внимания на выстрелы и вызванные ими воспоминания.

— Быстрее, — говорит Тобиас.

Мы бежим — Питер первый, я вторая, за мной Тобиас — вниз по улице. Я смотрю через плечо, чтобы увидеть в кого Тобиас стрелял, и вижу двух человек на земле за штабом Эрудитов. Один не движется, другой хватается за руку и бежит к двери. Они отправят за нами погоню.

Моя голова кажется затуманенной, скорее всего от истощения, но адреналин заставляет меня бежать.

— Выбери наименее логичный маршрут! — кричит Тобиас.

— Что? — переспрашивает Питер.

— Наименее логичный маршрут, — говорит Тобиас. — Так, чтобы они нас не нашли!

Питер сворачивает влево, вниз по другой аллее, заваленной картонными коробками, в которых лежат потертые одеяла и подушки, бывшие, я думаю, старыми жилищами Афракционеров. Он перепрыгивает через окно, я с грохотом следую за ним.

В конце переулка он поворачивает влево, в сторону болота. Мы вернулись на Мичиган-авеню. На пустырь, хорошо просматриваемый из штаба Эрудитов.

— Плохая идея! — кричу я.

Питер поворачивает вправо. По крайней мере, на улицах нет дорожных знаков, которые пришлось бы избегать, или отверстий, через которые необходимо перепрыгивать. Мои легкие горят, будто я дышу ядом. Мои ноги, которые сначала болели, в настоящее время онемели, что ничуть не лучше. Где-то далеко я слышу крики.

Потом мне в голову приходит мысль, что логичнее остановиться.

Я хватаю Питера за руку и тащу его в сторону ближайшего здания. Оно шестиэтажное с широкими окнами в форме сетки с колоннами из кирпича. Я пытаюсь разблокировать дверь, но Тобиас разбивает пожарное окно рядом, залезает в него и открывает дверь изнутри.

Здание полностью пустое. Ни одного стола или стула. И слишком много окон. Мы идем к эвакуационной лестнице, я проползаю под первый пролет так, чтобы оставаться невидимой с лестницы. Тобиас садится рядом со мной, Питер напротив нас, прижимая колени к груди.

Я пытаюсь отдышаться и успокоиться, но это не так просто. Я была мертва. Я была мертва и не была. И почему? Из-за Питера? Питера?

Я смотрю на него. Он по-прежнему выглядит так невинно, несмотря на все, что сделал, чтобы доказать, что таковым не является. Волосы приглажены, блестящие и темные, будто мы не пробежали милю на полной скорости. Его круглые глаза изучают лестничную клетку, а затем останавливаются на моем лице.

— Что? — спрашивает он. — Почему ты на меня так смотришь?