Спасти обязан - Игорь Викторович Пидоренко

— Сложно с ней обращаться?

— Нет, если подумать, как следует, то можно разобраться.

— А связь кто с начальством поддерживал? Твой Морис?

— Зачем? Среди солдат радист есть.

Это можно было охарактеризовать одним словом — абзац. А мы-то надеялись, что связи с центром у лагеря не осталось. Но что это меняло теперь? И мы только прибавили шагу.

Деревья стояли все гуще, солнце палило все сильнее, и если бы не спешка, самое бы время спрятаться в тени до вечера. Но куда там! Мануэль, шедший первым, все наращивал и наращивал темп.

— Чего мы так бежим? — задыхаясь, спросил Сергей.

— Твои сослуживцы на вертолетах налетят и всех нас прихлопнут! — ответил я, тоже жадно хватая ртом воздух.

— А вы на вертолете не можете улететь?

— Как мы его вызовем, не знаешь, случайно?

— Зачем вызывать? У нас тут рядом небольшая площадка должна быть. Там вертолеты есть. Кто-нибудь умеет управлять?

— Ну, я могу немного. Чего это ты так стараешься?

— Дурак ты! Мне жить хочется. Стрельба начнется, свободно могу пулю получить. Кому от этого лучше будет? Взялись похищать, так похищайте как следует, с удобствами. Потом без хлопот обменяете на своих.

Да, это могло стать блестящим выходом из положения. Поднять вертолет в воздух и довести его до бригады, я, пожалуй, сумел бы. Серхио не раздумывал.

— Где эта площадка?

Оказалось, что в нескольких километрах к востоку. Мы свободно могли на нее напороться чуть раньше. Теперь предстояло возвращаться. Мануэль сомневался.

— Он не в ловушку нас ведет, этот расист?

Но я так не думал. Мохов был нормальным парнем, к войне относился спокойно и цивилизованно, без разрывания рубахи на груди и крика: «Стреляйте, гады, все равно ничего не скажу!» Угодил в плен, значит, попадает под действие всяческих международных конвенций, нечего дергаться. Должны кормить, поить и лечить, содержать в человеческих условиях, а при первой возможности произвести обмен пленных. Вот и сейчас ему выгоднее было попасть целым и невредимым в Анголу, чем бегать под огнем в призрачной надежде, что свои отобьют. Кажется, Морис, второй пленный, думал так же.

Мы не успели на какие-то минуты. Площадка действительно находилась там, где и сказал Сергей. Но, укрывшись в лесу, мы в бессильной злости наблюдали, как большой и вместительный «сикорский» поднимая тучи пыли и листьев, раскрутил винты и кренясь, ушел над лесом куда-то на север. Все было ясно без объяснений. Объявили тревогу, и на наши поиски бросили силы, находившиеся в этом районе. На краю поля оставался малютка «алуэт», способный поднять в воздух четырех, от силы пятерых, человек. Нас же было семеро вместе с пленными. Но бросить их мы не могли.

Забрались поглубже в заросли и стали решать, что делать дальше. Поиски развернутся по всем направлениям. До бригады нам оставалось еще километров семьдесят. И на этих километрах могло случиться все, что угодно. Так просто юаровцы своих офицеров не отдадут. Они очень гордились выучкой своих войск, и действия нашей группы были пятном на белом мундире этой гордости. Такие оскорбления смываются только кровью. Нашей, между прочим. Повернув к вертолетной площадке, мы потеряли время. Теперь наверстать его было невозможно. Обвинять Сергея никто и не подумал. Он не был виноват в том, что вертолет, способный стать нашим спасением, улетел. И дожидаться его возвращения было опасно. Обстановка могла измениться каждую минуту. Уже сейчас в этот район наверняка перебрасывались группы коммандос, тренированных на подобные ситуации. Кстати, коммандос как раз и возникли здесь, на юге Африки, во время англо-бурской войны. Но тогда это были ополченцы, знавшие местные условия и воевавшие без правил. Сейчас все обстояло гораздо хуже.

— Сколько, ты говоришь, эта стрекоза может поднять? — поинтересовался Серхио. Что-то он такое уже придумал. — Пятерых? Сумеешь им управлять? Тогда больше и вопросов нет. Мы с Мануэлем устраиваем шум на дальнем конце площадки, а вы хватаете пленных, набиваетесь в вертолет и драпаете.

— Нет, лейтенант, так не пойдет! — решительно сказал я. — Не надо играть в героизм! Или все, или никто! Прорвемся, где наша не пропадала!

По-испански последняя фраза прозвучала как-то совсем дурацки и Серхио ее просто не понял. Зато остальное дошло до него прекрасно.

— Да пойми же ты, что сейчас важно доставить пленных и данные разведки! У юаровцев больше тридцати наших в плену. И куча ангольцев. Надо срочно менять!

— Что, всего на двух человек? — не поверил я.

— В Луанде в тюрьме еще наемники несколько лет сидят. Только так поменяют! И нам вдвоем гораздо легче будет уйти, чем всей толпой, да еще с прицепом! А если поймают, то отдадут с остальными. Наверное.

— Не можем мы вас бросить! Не по-человечески это!

— А погибнуть всем вместе — это по-человечески, да? И вообще, группой командую я. Приказываю — улетайте!

Пришлось подчиниться. На площадке были солдаты, несколько человек. Они лениво слонялись по полю и норовили укрыться в тени. Но злыдень-сержант постоянно выгонял их оттуда по каким-то своим соображениям. Был здесь и сборный домик, такой же, как и в атакованном нами лагере. Я подумал, что сейчас бы в лучших традициях кинобоевиков заставить Сергея появиться на площадке, чтобы дал команду подготовить вертолет, и улететь без шума. Но требовать такого от него я не мог. Человек все же присягу давал. На всякий случай шепотом спросил, дескать, не мог бы он… Юаровский лейтенант так посмотрел, что мне стало стыдно. Сам я в подобной ситуации ни за что бы не согласился. А что с него спрашиваю?

Договорились, кто и как будет действовать. Серхио передал свои записи и фотоаппарат Пепе, собрал почти весь боезапас. Обнялись на прощание и две фигуры в старой камуфле канули среди деревьев. Мы подобрались поближе к вертолету и приготовились к броску.

Я ждал начала боя, но взрыв гранаты заставил вздрогнуть. Рядом с домиком сверкнуло пламя и возникло облако дыма. Застучали выстрелы автоматических винтовок. Юаровские солдаты на несколько секунд растерялись, потом залегли и стали палить в сторону своей казармы. Постепенно стрельба удалялась, ребята оттягивали противника от площадки.

— Пора! — решил я, и мы побежали к вертолету.

На нас никто не обращал внимания, все были заняты отражением атаки. Леон, бежавший последним, еле втиснулся в прозрачный кокон французского вертолетика. Я лихорадочно осматривал пульт, стараясь разобраться, как же запустить двигатель. На «алуэте» мне летать не доводилось, но принцип управления был общим для всех машин подобного типа. Так, этот переключатель, теперь вот этот, еще один, пуск двигателя, пошел винт, пошел, раскручивается, добавим оборотов, хорошо, но все равно приходится действовать почти наобум; получается, получается!

На площадке уже поняли, что происходит что-то не то. Один из солдат бежал к нам, размахивая руками, но пока не стрелял. Я увеличил обороты и поднял машину в воздух. Слушалась она управления хорошо, чутко отзывалась на каждое движение ручки, но