Горизонты внутри нас - Бен Окри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю жизнь я сам пробивал себе дорогу в жизни. У родителей было девятнадцать детей, и они оба меня ненавидели. Я не знаю почему. Однажды я убежал из дома. В тот день отец лупил меня палкой до тех пор, пока я не наделал в штаны. Я не помню, чем я тогда провинился. Когда, заливаясь слезами, я побежал к матери, она принялась щипать меня за щеки. Из всех моих братьев я самый невезучий, мне приходится изо дня в день вести борьбу за существование. Но куда бы я ни поехал, за какое бы дело ни взялся, меня всюду настигает неудача. Отец меня проклял, сказал, раз я его не слушаюсь, мне никогда не видать удачи. Когда он умер, я не пошел домой, я напился, и кто-то меня избил. Чем только я не занимался — производство цемента, импорт и экспорт, торговля гарри, фермерство, потом работал клерком, шофером на грузовике — ничто не приносило мне успеха, каждый раз дело кончалось провалом. Но я не сдавался. Я скопил деньжонок и теперь действую осмотрительно, пускаюсь порой на хитрость, теперь мне никто не заступает дорогу. Но вот результат — я выгляжу старше своих лет. Все мои братья занимаются пристойным делом: один служит в армии, другой — крупный торговец в Асабе, третий — таксист, еще один — адвокат, а я что? Я самый старший среди них и что же…
Было холодно, и она несколько раз зябко поежилась. Не передаваемое словами чувство безысходного отчаяния охватило ее. Он вытер руками слезы.
— Я прошу тебя, я прошу тебя, скажи мне только одно…
Она уже открыла рот, готовая заговорить, но промолчала.
— Он делал это, делал? Он делал это с тобой?
— Нет.
— Ответь, он делал это с тобой, делал?
— Нет.
Он выкрикнул что-то на своем родном языке, простер руки к небесам и заплакал. Она никогда не видела, чтобы мужчина так плакал. Это выглядело неправдоподобно и страшно. Он походил на актера, который явно переигрывает, изображая душевную муку и роковые страсти. Он выглядел гротескно и нелепо.
— Мне нужно от тебя только одно — чтобы ты любила меня, как подобает хорошей жене; любила и помогала мне в борьбе за существование. Люби меня, как подобает хорошей жене, ухаживай за мной, как полагается хорошей молодой жене, не ставь меня в дурацкое положение… Если я захочу сейчас здесь тебя убить, ты не сможешь этому помешать, и никто тебе не поможет.
Потом он стал смеяться, и стенать, и скрежетать зубами. Она поняла, что он пьян. Он размахивал руками, как будто сражался с каким-то невидимым духом. А в следующий момент произошло нечто совершенно невероятное. У него начались судороги. Такое часто с ним случалось в моменты физической близости. Вот и сейчас судорогой свело правое бедро, и он отчаянно скрежетал зубами, колотил кулаками, издавал страшные вопли и просил Ифейинву помочь ему. Нож выпал у него из рук и затерялся в траве.
Время шло, а он все продолжал скрежетать зубами. Ветер усиливался, судорога наконец прошла, и он, осторожно ступая и опираясь на ее плечи, направился туда, где они оставили мотоцикл. Вдали треснула ветка, и пальмовое дерево раскачивалось словно безумный великан, потом пошел дождь. Сначала дождь падал редкими, крупными каплями, словно с неба сыпались зерна бобов, но постепенно капли становились крупнее, и вдруг небо обрушило на землю лавину града, который сек землю, бил по деревьям, дороге и домам, хлестал по навесам и развешанному на веревках белью, по машинам и мотоциклам. Это было подобно апокалипсической страсти, которая вскоре иссякла, и, когда они добрались до дома, с них ручьями лилась вода.
Они вернулись домой около полуночи. Дорогой они почти все время молчали. Только сейчас Ифейинва в полной мере осознала, чего ей удалось избежать, и испытала тихую радость.
По возвращении домой она первым делом кинулась на задний двор проведать несчастную собачонку, прихватив с собой керосиновую лампу. Задний двор был залит водой обильнее, чем обычно, и валяющиеся в беспорядке тарелки, облупившиеся кастрюли, ведра, ночные горшки стали еще более неприглядными от грязных дождевых брызг. Ей показалось, что она отыскала след крови там, где оставила собаку. Но собаки не было. Она исчезла.
Омово возвращался после утомительной прогулки. Он брел не разбирая дороги, с трудом переставляя ноги. Даже и тогда, когда поднялся ветер, он был не в силах ускорить шаг, внезапно хлынувший дождь только обрадовал его. Он огорчился, когда дождь прекратился. Между тем он добрался до зарослей кустарника. Земля была напоена влагой. Листья слегка поблескивали в свете фонарей. Большей частью заросли утопали во тьме. Вокруг не было слышно ни звука. Когда неожиданно отключился свет и впереди замаячила темная фигура, он сразу понял, что это — засада, но не испытал при этом ни страха, ни удивления. Он устал. Он знал, что ее муж так этого не оставит. Он отдавал себе отчет в том, что, зайдя так далеко в отношениях с Ифейинвой, он должен быть готовым ко всему. Он ни о чем не жалел и ни в чем не раскаивался. Он просто очень устал.
Незнакомец бросился к нему. Теперь Омово оказался лицом к лицу с этим низкорослым обезьяноподобным увальнем, свирепо наступавшим на него. Омово понимал, что кричать бесполезно. Все равно никто не придет ему на помощь. Те, кто живет поблизости, лишь заткнут уши и будут счастливы, что жертвой, настигнутой в ночи, оказались не они, а кто-то другой.
Незнакомец подступал все ближе, готовый в любую минуту броситься в атаку. Омово оглянулся и увидел еще одного человека, приближавшегося к нему сзади.
— Что вам нужно?
Теперь они подошли к нему вплотную.
— Что вам от меня нужно? — повторил Омово и продолжал идти как ни в чем не бывало. Этого не следовало делать. На плечи ему посыпались удары. В ответ он замахнулся и скользнул кулаком по лицу одного из своих противников. Омово отпрыгнул в сторону, но мощный удар кулака по уху сбил его с ног. Оказавшись на земле, он проворно выбросил правую ногу в сторону и нанес точно рассчитанный удар своему противнику по лицу. Последовала отборная брань. Омово издал легкий крик, нацелив на шею противника рубящий удар из приемов каратэ. Однако промахнулся. Он устал. Ослепительная вспышка. Перед глазами с невероятной скоростью завертелись кругами тысячи разлетающихся вдребезги электрических лампочек. И в тот же самый момент он ощутил могучей силы удар по голове, свернувший ее набок, и в кружащейся темноте он не заметил, как подобно скользкому бревну рухнул на землю. Его били ногами по голове и молотили кулаками по лицу, спине и плечам, и, теряя сознание, он все-таки ощутил несколько ударов в пах и услышал свои собственные приглушенные крики; он молил бога о помощи, а его продолжали бить ногами и осыпать проклятиями. Из раны, нанесенной ударом в висок, хлынула кровь, перед глазами простерлось красное море, и он больше не чувствовал боли.
— Будешь знать, как бегать за чужими женами.
— Если тебе нужна баба, заведи свою…
— Дурак! Ублюдок!
Он попытался шевельнуть ногой. Один из истязателей вцепился в нее и резко рванул Омово по земле. Раздался ехидный смех. Он попытался подняться и продолжить борьбу, но — новая ослепительная вспышка, и он теряет сознание. Очередной удар сбил его с ног, и он упал навзничь. И снова — равнодушный, злобный смешок.
Его окутала легкая тьма. Огни перестали метаться перед глазами. Странные краски мелькали у него в голове, и каждый цвет соответствовал определенной степени невыносимой боли. Сейчас вокруг царило глухое безмолвие, если не считать воображаемого стрекотания глупых кузнечиков, которое врывалось в его уши и раскалывалось, причиняя новую боль.
Омово хватался за мокрую землю. Земля выскальзывала из рук. Он попытался приподняться и сесть. На него навалилась мягкая темень, он сделал усилие, чтобы вырваться из нее, и его вырвало. Потом он нащупал куст, ухватился за ветку и стал подтягиваться, но вырвал куст с корнем и снова рухнул на землю. Он распростерся на земле и отдался во власть тишины, и влаги, и земных звуков. По-прежнему стрекотали кузнечики. Алчные москиты облепили его с головы до пят, а ветер шелестел листвой и приносил с собой отвратительные запахи.
Книга четвертая
Фрагменты
Глава двадцать третья
Он потерял ключ от дома. Постучал во входную дверь, но на его стук никто не отозвался. Из гостиной доносилась музыка, там играло радио. Он постучал еще раз и заглянул в окно. На обеденном столе горела свеча. Странно, что в комнате не было ни отца, ни Блэки. Голова раскалывалась на части, казалось, она надулась как шар, сделавшись непомерно огромной, в виске зияет горячая красная дыра; глаза — словно все больше и больше разбухающая черная вата. Челюсти сводила судорога. Он провел языком по зубам, нащупал шатающийся зуб и ощутил солоноватый привкус крови.
Он долго сидел, обхватив голову руками и плотно смежив веки. Его била дрожь, пронизывавшая все глубже и глубже все его существо. Одежда на нем промокла насквозь и была заляпана грязью, он продрог до костей, но не обращал на это внимания, сейчас ему было не до этого. Внешне он был абсолютно спокоен, хотя в глубине души у него бушевал гнев. Молчаливый гнев, никак внешне не проявлявшийся.