Ибо сильна, как смерть, любовь… - Инна Карташевская

— Усек, конечно, что же тут мудреного. А когда, вы хотите, чтобы я приехал?

— Да как можно скорее. Завтра сможешь выехать?

— Если достану билеты.

— Достанешь. На улице январь, а не июль. Ну, все, мы ждем тебе.

Он повесил трубку, и я снова не успел спросить у него номер телефона. Как же ехать? Хотя, он вроде бы очень понятно объяснил, как туда добраться. В крайнем случае, все-таки спрошу еще у кого-нибудь, не упоминая, конечно, что это сумасшедший дом. Если уж совсем ничего не найду, вернусь домой. Но не ехать нельзя, они ведь ждут, и я пообещал. Да и Гошку хотелось увидеть, поговорить с ним после стольких лет. И в конце концов, пятнадцать тысяч евро тоже не каждый день мне предлагают. В общем надо собираться.

Я открыл шкаф, посмотрел на свои вещи и задумался. Что же брать с собой? Я ведь даже не знаю, на сколько дней я туда еду. И в чем, кстати, я там должен ходить и за кого себя выдавать. Нельзя же объявить, что приехал сыщик. Вор сразу ведь насторожится. Черт, мы даже не обсудили с Гошкой мою легенду. Ладно, все выяснится там на месте.

Вдруг до меня дошло, что я даже не спросил, как его найти там в клинике. Я ведь понятия не имею, кем он там работает. А если это очень большая больница, и не все друг друга знают? Хотя опять-таки, какой из меня к черту сыщик, если я не найду Гошку в учреждении, где он работает.

Я отбросил все сомнения и стал собираться в дорогу. Потом позвонил на вокзал и узнал, когда есть поезд. Удобнее всего было выехать сегодня ночью, чтобы приехать в Симферополь утром. Я заказал себе по телефону билет и такси. Билет, конечно, в СВ. Разве пристало человеку, зарабатывающему по пятнадцать тысяч евро за одно расследование, ездить в каких-то других вагонах? Конечно же, нет. Я подхватил свою сумку и вышел из дому встречать заказанную мною машину.

В поезде я прекрасно выспался, а на вокзале в Симферополе найти машину не составило никакого труда. В общем, день складывался удачно. Вот только шофер, по моему мнению, ехал слишком быстро. Дороги здесь, надо сказать, были совсем не подарок. Чего стоили только одни зеркала на каждом повороте, в которые нужно было смотреть, чтобы не столкнуться с едущей навстречу машиной. Пару раз я хотел сказать шоферу, чтобы он не гнал не такой скорости, но постеснялся. В конце концов, он здесь бомбит каждый день, по-видимому, всегда так ездит и до сих пор живой. Будем надеяться, что и сейчас ему удастся доехать благополучно. Короче, я решил не думать о езде, а стал смотреть в окно, чтобы отвлечься. С одной стороны дороги поднимались склоны гор, на которых росли огромные сосны, низкие дубы и какие-то кустарники. В другую сторону, где была пропасть, я старался не смотреть.

Наконец мы добрались до того самого поселка Грушевка, от которого мне нужно было свернуть налево. Шофер немного удивился, когда я попросил его это сделать, но ничего не сказал. Когда же доехали до развилки, и я попросил его остановиться и выпустить меня, он не выдержал.

— Слышь, парень, мое дело, конечно, сторона, но ты ничего не напутал? — удивлено спросил он. — Здесь вообще ничего нет, разве только ты дальше к городу решил пойти пешком.

— Как же нет? — возразил я. — Вон между деревьями стоит белое здание. Мне туда.

— Какое же это здание? — еще больше удивился он. — Это же одни развалины. Там уже давно никто не живет.

Тут я вспомнил Гошкино предупреждение о том, что далеко не все знают об их клинике и его просьбу не рассказывать о ней. Понятно, шофер был не в курсе дела. Вот только разве он сам не видит, что здание уже давно отремонтировано и на развалины совсем не похоже. По-видимому, здесь действует стереотип мышления. Раз он знает, что там развалины, значит, ничего другого там быть не может.

Я решил не вступать с ним дискуссию, а просто соврал, что возле этого здания меня ждут друзья с машиной. Они поставили там палатки и живут уже несколько дней. К тому времени он уже тоже, видно, решил, что свой долг выполнил, предупредив меня, поэтому просто молча взял деньги и уехал, а я пошел к дому.

То, что клиника располагалась в стариной усадьбе, было видно сразу. Во всяком случае, такие богатые помещичьи дома с колоннами и мраморными ступеньками я видел в фильмах из дореволюционной жизни. Мне показалось странным, что дом не был окружен забором. Как же они выпускают своих психов гулять? Или у них тут сидят такие, которых вообще из комнат, оббитых войлоком выпускать нельзя? На минуту мне стало не по себе, но потом я решил, что, наверное, место для прогулок находится где-нибудь за домом, и решительно направился к двери, у которой как и полагается стоял охранник.

— Э… Я приехал по приглашению моего друга Георгия Владимировича Сергиенко, — начал я говорить, чувствуя себя очень глупо, так как не знал, какую должность занимает Гошка, и не имел понятия, кем я должен представить себя. Но к моему удивлению, охранник тут же перебил меня, сообщив, что знает о моем приезде и мне даже показалось, что он почему-то обрадовался, увидев меня. Наверное, их уже здорово достал этот ворюга, хотя непонятно, почему бы охраннику так из-за этого переживать.

— Пойдемте, я провожу вас, — вежливо сказал он мне и я вошел в здание вслед за ним.

За совсем небольшим холлом начинался длинный коридор со множеством выходящих в него дверей. Охранник отправился в его дальний конец доложить обо мне начальству, а я остался ждать, и стал осматриваться. Нигде не было видно ни одного человека. По стенам коридора стояли красиво вырезанные деревянные диванчики, на которых никто не сидел. В дальнем конце коридора у окна стояла инвалидная коляска. Из-за закрытых дверей не доносилось ни единого звука.

Удивительно пустынное место невольно подумал я. Интересно, куда все подевались. А может быть, в сумасшедших домах всегда так. Охранник все не возвращался, и я подошел поближе к стене посмотреть на висевшие там картины. Более странных картин я не видел в жизни. На первой из них было изображено поле. В траве виднелись множество цветов. Все они были черного цвета.

На другой картине было море ярко зеленого цвета с огромными волнами, идущими одна за другой. Больше ничего на картине не было.

На третьей картине было нарисовано большое окно. Изнутри к нему прижимались черные руки. Огромное количество черных рук. Почти все окно было изнутри покрыто этими руками, а многие еще тянулись издалека и не могли дотянуться.

На следующей картине был город, у подножия огромных гор. Все здания в городе были красного цвета. С неба прямо на крыши домов падала молния.

Больше я ничего не успел посмотреть, так как сзади послышался тихий скрип. Я повернулся и увидел, что пустая коляска сдвинулась с места и катится прямо на меня. Она приближалась медленно, жалобно поскрипывая, а я стоял и как завороженный и смотрел на нее, не понимая, как она катится, потому что пол в коридоре был абсолютно ровный и совершенно не шел под уклон. Когда она оказалась совсем близко от меня, я отступил на шаг, давая ей проехать. Но в последний момент ее колеса вдруг резко повернулись, и она уткнулась мне в колени, совсем как большая собака.

Я не успел прийти в себя от удивления, как услышал рядом с собой мужской голос.

— Извините, что заставил вас ждать. Позвольте представиться, я заведующий этой больницей Николай Павлович Бабийчук. А вы, как я понимаю, Эдуард Викторович Шапиро.

Я повернул голову. Возле меня стоял высокий седой старик в белом халате. Он напряжено всматривался мне в лицо, как будто пытался оценить, на что я способен.

— Странные у вас картины на стенах, — вдруг вырвалось у меня. Когда я смущаюсь, то чтобы не молчать говорю первое, что пришло в голову. Вот и сейчас я сказал то, о чем думал за несколько минут до этого.

— Это картины наших пациентов, — сухо ответил он. — Мы пытаемся дать им возможность выразить себя. Мы считаем, что это благотворно влияет на их душевное состояние. А то, что на картинах такие странные цвета, то что ж вы хотите. Их писали душевнобольные люди, это видите ли дом скорби.

В его словах прозвучала странная горечь, и я решил сменить тему.

— Э… мой друг Георгий Владимирович Сергиенко, — начал я, но он меня перебил.

— Да, я знаю, он рекомендовал вас как хорошего специалиста в своей области, и мы решили, что вы именно тот, кто сможет нам помочь.

— Послушайте, — заволновался я, — он, может быть, вам не сказал, что я только недавно начал заниматься сыском, и я действительно очень польщен, но совсем не уверен, что уже сейчас могу считать себя хорошим специалистом. У меня, конечно, хорошее образование и прекрасная теоретическая подготовка, но опыта маловато, это я вам сразу могу сказать.

— Неважно, — снова прервал он меня. — От опыта почти ничего не зависит. У вас либо есть этот дар, либо его нет. Но я уже сейчас вижу, что у вас он есть.

Интересно, как он это видит, подумал я, но спорить не стал. У этого врача определенно были какие-то странности, но, наверное, это закономерно для человека, который постоянно общается с сумасшедшими. Так учителя младших классов, которым приходится подстраиваться под уровень своих учеников, постепенно деградируют и действительно начинают все воспринимать как дети. Это я заметил по нашей соседке, заслуженной учительнице начальных классов.